Что мы знаем о Велимире Хлебникове? Поэт, один из основателей русского футуризма, экспериментатор в области словотворчества и зауми, «председатель земного шара»...

"Велимир Хлебников. На пути в Персию". Михаил Копьев 1986

Я вам расскажу, что я из будущего чую,

Мои зачеловеческие сны...

Я, носящий весь земной шар

На мизинце правой руки...

«Мне мало надо! Краюшку хлеба И каплю молока. Да это небо, Да эти облака» Велимир Хлебников (1885—1922).

Он — человек, чудовищно неприспособленный к реальной жизни. Как написала о нём журналист Ольга Андреева, «Читая что угодно о Хлебникове, хочется спросить, куда смотрели его родители? О чем думали эти чудесные люди, отпуская в огромный жестокий мир своего нежного сына, человека, не умеющего даже толком умыться, не говоря о уже том, чтобы найти себе обед, теплое пальто или крышу над головой. Нет, они его, конечно, не отпускали. Просто однажды сестра Верочка дала Вите свою золотую цепочку, Витя продал её и поехал в Москву. В восемнадцать лет он уже сидел, с тридцати — скитался по психбольницам, в тридцать шесть — умер». Вот несколько историй от очевидцев того, как странно прожил поэт эти 36 лет.

Хлебников и Петровский

Одно время Хлебников делил с поэтом Петровским комнату, оба жили в бедности, на грани с нищетой. Петровский укладывал Хлебникова спать, помогал умываться, подбирал за ним рукописи, переписывал, чтобы не пропали, встречал-провожал, выручал деньгами, и т.д. и т.п. Спустя некоторое время Хлебников, уже будучи в Астрахани, позвал Петровского к себе в гости «на дыни». Оттуда отправились теплоходом в Черепеху, по калмыцким селениям. Петровскому в степи сделалось дурно, и он упал без сознания. Очнулся спустя бог знает сколько времени, добрался сам до парохода, до Астрахани, до квартиры Хлебникова, заходит, а тот ему:
— А, вы не умерли?

Хлебников и умывание

«Умывание Хлебникова надо было бы демонстрировать в школах детям, чтоб те знали, как не надо умываться. Он наливал с большой опаской на совершенно выпрямленные ладони воду и мог часами наблюдать, как вода стекает обратно. Что он решал в эти минуты — неизвестно. Наконец он решительно черпал воду, подносил ее к лицу и в последний момент разжимал руки, так что вода выливалась обратно, не коснувшись лица. Хлебников долго тер полотенцем, а если его не было, то чем попало, сухое лицо. Иногда он даже причесывался; его лицо выражало при этом неописуемое страданье и удивление».

Хлебников в быту

В каждодневной жизни умозаключения Велемира Хлебникова бывали очень неожиданными. Однажды утром, в Куоккале, хозяин дома зашел утром в комнату, где ночевал Хлебников. Он не увидел ни пиджака, ни брюк, и, вообще, никаких элементов одежды Хлебникова. Хозяин выразил свое удивление и получил следующий ответ: «Я запихнул их под кровать, чтобы они не запылились».

Хлебников и килька

Как-то за обедом в кругу знакомых Хлебников осторожно протянул руку к довольно далеко стоящей тарелке с кильками, взял двумя пальцами одну из них за хвост и медленно поволок ее по скатерти до своей тарелки, оставив на скатерти влажную тропинку. Наступило общее молчание, так как все оглянулись на маневр Хлебникова. Хозяин, без малейшего оттенка упрека, спросил: «Почему же вы не попросили кого-нибудь придвинуть к вам тарелку с кильками?» Потухшим голосом Хлебников произнес: «Нехоть тревожить». Раздался всеобщий хохот, но лицо Хлебникова было безнадежно грустным.

Хлебников и вещи

«У Хлебникова никогда не было ни копейки, одна смена белья, брюки рваные, вместо подушки наволочка, набитая рукописями. Когда уезжал в другой город, наволочку оставлял где попало. Бурлюк ходил за ним и подбирал, но большинство рукописей все-таки пропало. Читать свои вещи он совсем не мог, ему становилось нестерпимо скучно, он замолкал на полуслове, говоря „и так далее“. Я никогда не слышала от него ни одного пустого слова, он никогда не врал и не кривлялся, и я была убеждена в его гениальности. Пришел он к нам как-то зимой в летнем пальто, синий от холода. Я тут же повела его покупать шубу. Он долго примерял, выбрал фасонистую, на вате. Я дала ему три рубля на шапку и пошла по своим делам. Вместо шапки он купил, конечно, цветных бумажных салфеток (очень уж понравились) и принес мне в подарок».

Хлебников - меценат

«Хлебникова я потерял из виду. Вдруг слышу, кажется от Каменского, что Хлебников отлично устроился, что он живет на Воздвиженке у булочника Филиппова на иждивении. Вечером того же дня отправился я к Велемиру. Он вышел ко мне со вкусным недоеденным пирогом в руке, и поняв по моему голодному, жадному взгляду, что я голоден — протянул его мне. Я здесь же в прихожей Филиппова съел его.
Хлебников только что встал из-за обеденного стола ко мне и торопился возвратиться. Ему было очевидно досадно, что пригласить меня к столу, он, пожалуй, не может, хоть и знает, как я в этом нуждаюсь, — к тому же взоры мои показались ему гневными и он вдруг выпалил: — Вы еще недостаточно известны, чтобы рассчитывать на Мецената. Тут я вправду вспылил и, не сказав ни слова, вышел. Как попал Хлебников к Филиппову, что с ним сталось и каковы были причины такой спесивости, подробностей не знаю».

Хлебников — Председатель Земного шара

«Неделю спустя перед тысячеглазым залом совершается ритуал. Хлебников, в холщовой рясе, босой и со скрещенными на груди руками, выслушивает читаемые Есениным и мной акафисты, посвящающие его в Председатели. После каждого четверостишия, произносит: «Верую». Говорит «верую» так тихо, что еле слышим мы. Есенин толкает его в бок: «Велемир, говорите громче. Публика ни черта не слышит». Хлебников поднимает на него недоумевающие глаза, как бы спрашивая: «Но при чем же здесь публика?» И еще тише, одним движением рта, повторяет: «Верую». В заключение как символ Земного шара надеваем ему на палец кольцо, взятое на минуточку у четвертого участника вечера — Бориса Глубоковского. Опускается занавес. Глубоковский подходит к Хлебникову: «Велемир, снимай кольцо». Хлебников смотрит на него испуганно за спину. Глубоковский сердится: «Брось дурака ломать, отдавай кольцо!» Есенин надрывается от смеха. У Хлебникова белеют губы: «Это... это... Шар... символ Земного шара... А я — вот.... Меня... Есенин и Мариенгоф в Председатели...» Глубоковский, теряя терпение, грубо стаскивает кольцо с пальца. Председатель Земного шара, уткнувшись в пыльную театральную кулису, плачет светлыми и большими, как у лошади, слезами».

Хлебников и маскарадный костюм

Однажды на святках Хлебников вместе с компанией друзей должен был идти на маскарад. Он выбрал себе костюм римского патриция. В тоге, обнажившей его вялые, худые руки и жилистую шею, он выглядел довольно жалко. Но едва на него надели лавровый венок, как он преобразился: выпрямился и стал очень высоким, лицо стало властным, а взгляд — твердым и холодным. Когда компания поднималась по лестнице женского Медицинского института, где проводился маскарад, Хлебников вдруг встал на пьедестал, приготовленный для какой-то статуи, величественным жестом поднял руку и замер. Он стоял как мраморная статуя, а на его лице не дрогнул ни один мускул. Так, не шевелясь, Хлебников простоял несколько часов, до тех пор, пока не окончился маскарад. Тогда он сошел с пьедестала и, как был, в тоге и сандалиях, пошел по Большому проспекту. Было довольно холодно, но Хлебников надменно шагал по снегу почти совершенно раздетый. Полицейские его арестовали, а у Хлебникова кроме тоги и лаврового венка не было никакого вида на жительство, и его посадили в каталажку. Утром друзья поэта пришли в полицейский участок с вещами поэта и с трудом добились его освобождения.

Если я обращу человечество в часы

И покажу, как стрелка столетия движется,

Неужели из нашей времен полосы

Не вылетит война, как ненужная ижица?

Там, где род людей себе нажил почечуй,

Сидя тысячелетьями в креслах пружинной войны,

Я вам расскажу, что я из будущего чую

Мои зачеловеческие сны.

Я знаю, что вы — правоверные волки,

пятеркой ваших выстрелов пожимаю свои,

Но неужели вы не слышите шорох судьбы иголки,

Этой чудесной швеи?

Я затоплю моей силой, мысли потопом

Постройки существующих правительств,

Сказочно выросший Китеж

Открою глупости старой холопам.

И, когда председателей земного шара шайка

Будет брошена страшному голоду зеленою коркой,

Каждого правительства существующего гайка

Будет послушна нашей отвертке.

И, когда девушка с бородой

Бросит обещанный камень,

Вы скажете: «Это то,

Что мы ждали веками».

Часы человечества, тикая,

Стрелкой моей мысли двигайте!

Пусть эти вырастут самоубийством правительств и книгой — те.

Будет земля бесповеликая!

Предземшарвеликая!

Будь ей песнь повеликою.

Я расскажу, что вселенная — с копотью спичка

На лице счета.

И моя мысль — точно отмычка

Для двери, за ней застрелившийся кто-то…

http://izbrannoe.com/news/lyudi/strannyy-chelovek-velimir-khlebnikov/