Не покушайся на ее прелести |
Переглядываться и пересмеиваться Франц с девушкой начали не сразу, лишь
со второго дня, потому что сперва ему показалось, что в этой избе-две
старухи. Старая, седая старуха с какой-то нелепой постоянной улыбкой и
старуха помоложе, ничуть не краше той, первой. Даже грязнее, и вся обмотана
каким-то рваньем, а еще и прихрамывает, горбится.
Но назавтра утром вторая старуха куда-то пропала, исчезла, а объявилась
почти девочка - черноглазая, с коротко остриженными волосами, с любопытством
и как бы насмешливо приглядывающаяся к Францу. Юбка та же, по-деревенски
длинная, грязного цвета, но кофта беленькая, даже с какими-то вышивками. Не
подозревая, что Франц по-русски понимает (отец его побывал в русском плену,
и дома у них немало русских книг, даже Библия есть на славянском), старая
старуха шипит на свою, видно! дочку, не поворачивая к ней лица:
- Что это ты себе позволяешь, язви твою душу? Перед кем ты
выфрантилась? Что гэта с тобой робицца?
Отто, хотя он по-ихнему ни слова, тем не менее видит и понимает
происходящее получше Франца. Объяснил. Они тут все так... которая помоложе и
покраше, непригляднее, лицо, шею сажей измажет, извозит, чуть не в навозе,
руки, ноги, нарядится, будто сарай чистить,-она тебе и хромая и горбатая,
только не трожь ее! Не покушайся на ее прелести!
Тайна фамилии, родословная, значение фамилии
Тайна фамилии, родословная, значение фамилии
Тайна фамилии, родословная, значение фамилии
Тайна фамилии, родословная, значение фамилии
Тайна фамилии, родословная, значение фамилии
http://nunevato.co.tv/
|
Работа айнзатцкоманды |
Работа айнзатцкоманды взбудоражила всю округу. На каждой опушке засады,
обстрелы, на дорогах мины. Разворошили партизанское гнездо. А эта деревня от
леса отгорожена речушкой, сама на горке. Вырыли окопы для пулеметов,
расставили в садах легкие танки и бронетранспортеры и зажили мирно. По два,
по три солдата в каждой избе, на семью. Караульные взводы разместились в
удобно расположенных в концах улицы бывшей школе и колхозной конторе.
Приказали, и местные женщины вычистили, вымыли загаженные комнаты, им за это
заплатили по три марки. Пусть никто не говорит, что у штурм-банфюрера Оскара
Пауля Дирлевангера служат не солдаты, а бандиты, уголовники.
Штурмбанфюрер самолично имел политическую беседу с младшими офицерами,
а те - с солдатами: как вести себя на этот раз, в этой деревне. Никаких
угроз и конфискаций, за услуги благодарить и даже платить, смело вступать в
личные контакты-все, как в цивилизованной стране. А когда наступит день
акции (о нем сообщено будет дополнительно), всех хозяев своего дома
ликвидировать, дом и все постройки поджечь. Словом, дальше действовать, как
и в других деревнях. Скот, особенно крупный, как и раньше, не уничтожать,
выгнать из сараев, передать погонщикам.
тайна фамилии, родословная, значение фамилии
|
Сильный или слабый? |
При этом каждый обязан с первого же дня зафиксировать, сколько членов
семьи под его контролем, распределить, кто и за кого лично отвечает в день,
акции - за то, чтобы не убежали, не спрятались. Особенно важны последний
день и ночь перед ликвидацией: они, как животные, чуют близость бойни.
Молодого солдата Франца Ш. (молод по-настоящему, семнадцать лет,
призван по тотальной мобилизации) прикрепили к напарнику- опытному,
надежному, проверенному в деле. Отто Залевски, по нормальным армейским
меркам, можно сказать, уже старик, он из деревенских жандармов. Тоже
тотальник, но не 1943 года призыва, а 1942-го. После Московской битвы, тогда
как Франца фюрер позвал после Сталинградской.
Франц в боевое подразделение попал прямо с Бобруйского вокзала вместе с
тяжелым вооружением, которое прибыло специально для этого батальона. Так что
деревня Петухи-его боевое крещение. Говорят, тут самый змеюшник
партизанский. Как выразился штурмбанфюрер, тут и курица-партизан.
Однако Францу в это не легко было поверить, когда он видел местных
жителей-что в Бобруйске, что в этой деревне. Запуганы и какие-то
пришибленные: с готовностью уступают дорогу, в глаза, правда, стараются не
смотреть (дети, те глядят с испуганным любопытством), но, если немец
окликнет, послушно подойдут и даже несколько слов по-немецки скажут, какие
знают. "Никсфарштейн" - даже с гордостью, что тоже могут по-немецки.
|
Сильный или слабый? |
|
Состязания в Саратову |
|
история одной любви |
|
Любви не было |
|
Я хочу знать зачем? |
конюхов и тренеров с наших конских заводов, расположенных вокруг
http://tainasu.staticcling.org/
Лексингтона.
Тренеры по вечерам приходят в город потолкаться тут и там,
печь маисовый хлеб. Послушать его - слюнки потекут.
http://tainyfamily.staticcling.org/
не покинули город, - тогда улизнули и мы.
http://daggys.co.tv/
|
Взмахи руки |
|
Я знаю правила игры! |
|
Я всегда мечтал стать жокеем |
Я всегда мечтал стать жокеем или владельцем лошади и ходил к загону
перед каждым состязанием, рискуя, что меня увидят, поймают и отошлют домой.
Остальные мальчики не ходили, а я ходил.
В Саратогу мы попали в пятницу, а на следующей неделе в среду должен
был разыгрываться большой гандикап Малфорда. В состязаниях участвовали
Мидлстрайд и Санстрик. Погода в тот день была прекрасная, и грунт на
ипподроме - твердый. Накануне я всю ночь не спал.
Надо сказать, что обе эти лошади как раз из тех, при виде которых у
меня застревает комок в горле. Мидлстрайд длинный я выглядит нескладным;
принадлежит он Джо Томсону, владельцу небольшого завода в нашем городе, там
у него не больше пяти или шести лошадей. Заезд на приз Малферда был на одну
милю, а Мидлстрайд не умеет разбежаться сразу. Он начинает медленно и
первую половину пути всегда отстает, но потом набирает ходу, и если,
например, заезд миля с четвертью, он помчится так, что земля задрожит, и
непременно придет первым.
<a href="http://mihao.co.tv/tajna-familii-danilov/">Тайна фамилии Данилов</a>
Санстрик совсем другой. Это жеребец, и притом очень нервный, он с
самого большого конского завода в наших краях, принадлежащего мистеру Ван
Ридлу из Нью-Йорка. Санстрик вроде девушки, которую иногда рисуешь себе в
мечтах, но никогда не встречаешь в жизни. Он весь упругий и такой милый.
Когда видишь перед собой его голову, хочется его поцеловать. Тренер его,
Джерри Тилфорд, меня знает и не раз доставлял мне удовольствие: впускал в
стойло, чтобы я мог посмотреть на лошадь вблизи, и всякое такое. Нет ничего
милее этого скакуна. У столба он стоит спокойно, не выдавая себя, а внутри
весь горит. И когда подымают барьер, жеребец устремляется вперед как
солнечный луч, недаром его так и назвали. Он весь так напряжен, что на него
больно смотреть. Он распластывается над землей и летит птицей. Я никогда не
видал, чтобы лошадь скакала так, как Санстрик, за исключением Мидлстрайда,
когда тот разбежится и скачет во весь опор.
<a href="http://freebrowsergames.co.tv/brauzerna-igra.html">Браузерна игра онлайн</a>
Ух! И не терпелось же мне увидеть это состязание, увидеть скачку этих
лошадей. Не терпелось, но и страшно было. Я не желал поражения ни одной из
них. Мы никогда еще не посылали на скачки такой пары.
Так говорили в Бейкерсвнле старые люди, и негры тоже. Это было
бесспорно.
|
Сидишь у ипподрома |
У ипподрома сидишь себе на ограде вместе со взрослыми мужчинами,
белыми и неграми, они жуют табак и разговаривают; потом видишь, как выводят
жеребцов. Еще рано, трава покрыта блестящей росой, на соседнем поле
какой-то человек пашет; в сарае, где спят конюхи-негры, что-то жарится. Вы
знаете, как негры умеют хохотать и говорить смешные вещи. Белые не умеют,
да и не все негры на это способны, но негры с ипподромов во всякое время
готовы вас смешить.
Итак, жеребцов выводят на скаковую дорожку; некоторых из них конюхи
пускают в галоп. На ипподромах больших конских заводов, принадлежащих
богатым людям, которые живут, быть может, в Нью-Йорке, почти каждое, утро
несколько лошадей пускают на вольную пробежку: тут бывают и жеребцы, и
старые скаковые лошади, и кобылы.
При виде бегущей лошади у меня комок подкатывает к горлу. Я имею в
виду не всякую лошадь, а лишь некоторых. Я их почти всегда узнаю. У меня
это в крови, как у конюхов-негров и тренеров. Даже тогда, когда конь с
негритенком на спине бежит ленивой рысцой, я могу указать победителя. Если
у меня першит в горле и мне трудно глотать, значит это он. Эта лошадь,
когда ее пустят, понесется как дьявол. Если же она когда-нибудь не придет
первой, это будет просто чудом, а причина может быть в том, что ей никак
нельзя было обойти переднюю лошадь, либо ее дернули, либо она неудачно
стартовала. Если бы я хотел стать игроком, как отец Генри Райбека, я мог бы
разбогатеть. Я в этом уверен, и Генри тоже так говорит. Нужно было бы
только при виде лошади подождать, пока сожмется горло, и тогда ставить на
нее все свои деньги. Вот как я должен был бы действовать, если бы хотел
быть игроком, но я не хочу.
Когда сидишь так утром у ипподрома, не у скакового ипподрома, а у
одного из тренировочных, которых много вокруг Бейкерсвила, не часто увидишь
таких лошадей, о каких я говорю. Но все равно там много любопытного. Любая
чистокровка, происходящая от надлежащего производителя и хорошей кобылы и
объезженная человеком, знающим свое дело, может скакать. Если бы она не
могла, то место ей было бы не на ипподроме, а перед плугом!
Вот выводят из конюшен лошадей, а верхом на них конюхи. Как все это
приятно. Сидишь, согнувшись, на верхушке ограды, а внутри тебя так и зудит.
Невдалеке, в сараях, негры хихикают и поют. Жарится свиная грудника, и
варится кофе. Все так чудесно пахнет. В такое вот утро нет, кажется,
лучшего запаха, чем смешанный запах кофе, навоза, лошадей, негров,
жарящейся грудинки, табачного дыма от трубок, которые выкуривают на свежем
воздухе. Все это захватывает вас целиком.
Так вот, я говорил о Саратоге. Мы пробыли там шесть дней, и ни одна
душа из нашего города не видела нас, и все сошло именно так, как нам
хотелось. Прекрасная погода, лошади, скачки... Мы собрались домой, и Билдед
дал нам с собой корзинку с едой: жареной курицей, хлебом и всякой всячиной.
Когда мы вернулись в Бейкерсвил, у меня оставалось еще восемнадцать
долларов. Мать отчитала меня и поплакала, но отец не стал много говорить. Я
рассказал обо всем, что мы делали и видели, за исключением одного,
свидетелем чему был только я. Об этом одном я и пишу сейчас. Этот случай
расстроил меня, я думаю о нем по ночам. Сейчас все расскажу.
В Саратоге мы ночью спали, как я сказал, на сеновале, который указал
нам Билдед. Ели вместе с неграми рано утром и по вечерам, после того как
публика уходила с ипподрома. Наши бейкерсвильцы оставались большей частью
на главной трибуне и у тотализатора и не показывались в тех местах, где
держат лошадей, а приходили к загону только перед самым началом состязаний,
когда лошадей седлали. В Саратоге нет загонов под навесом, как в
Лексингтоне, и Черчил-даунзе, и на других ипподромах в наших местах;
лошадей седлают на открытом месте, прямо под деревьями, на лужке, ровном и
чистом, как передний двор банкира Бохона у нас в Бейкерсвиле. Там так
чудесно! Лошади стоят потные, блестящие, нервно вздрагивая, а люди
подходят, рассматривают их, курят сигары. Здесь же тренеры и владельцы
лошадей, и сердце у вас колотится так, что дух захватывает. Но вот
раздается сигнал горниста на выезд к столбу; выбегают жокеи в шелковых
костюмах, и вы вместе с неграми бежите захватить место у ограды.
|
Сезон скачек |
Когда наступает сезон скачек и лошадей отправляют на ипподромы, а по
вечерам на улицах только и разговору о новых жеребцах, и то один, то другой
бейкерсвилец сообщает, что он де тогда-то отправляется в Лексингтон или на
весенние состязания в Черчил-даунз или Латонию; когда наездники, побывавшие
в Нью-Орлеане или, может, на зимних скачках в Гаване на Кубе, возвращаются
на недельку домой; когда все и вся в Бейкерсвиле ни о чем другом не
говорит, как только о лошадях; когда компании конюхов и жокеев выезжают на
место; когда скачками будто пропитан самый воздух, которым вы дышите, -
Билдед вдруг выплывает в такой компании в качестве повара. Часто, думая о
том, что он каждый сезон проводит на скачках, а зимой работает в конюшне,
где много лошадей и куда народ любит прийти потолковать о них, я жалею, что
не родился негром. Глупо говорить такое, но меня всегда тянет к лошадям, я
по ним просто с ума схожу. Тут уж ничего не поделаешь!
А теперь я должен рассказать вам о нашей затее и о чем, собственно,
идет речь. Мы, четверо мальчиков из Бейкерсвила, все белые и сыновья
постоянных жителей города, решили отправиться на скачки. Я имею в виду не
Лексингтон или Луисвил, а большой восточный ипподром в Саратоге, о котором
постоянно говорят наши бейкерсвильцы. Все мы были еще совсем юнцами. Тогда
мне только что исполнилось пятнадцать лет, и. я был самый старший из
четверых. Выдумка была моя, признаюсь, я и подговорил остальных. Их звали
Хенли Тарнер, Генри Райбек и Том Тамбертон. Я располагал тридцатью семью
долларами, заработанными мною в бакалейной лавке Эноха Майера, где я зимой
работал по вечерам и субботам. У Генри Райбека было одиннадцать долларов, а
Хенли и Том имели не то по одному, не то по два доллара. Мы все подготовили
и ничем себя не выдавали, пока в Кентукки не окончились все весенние,
состязания и наши лучшие спортсмены; те, кому мы завидовали больше всего,
не покинули город, - тогда улизнули и мы.
Не стану рассказывать о тех неприятностях и затруднениях, которые у
нас были, когда, мы путешествовали на товарных поездах. Мы проезжали через
Кливленд, Буффало и другие города, видели Ниагарский водопад. Там мы
накупили разных вещиц, сувениров - ложечек, открыток и раковин с видами
водопада для сестер
и матерей, но решили их лучше домой не посылать. Мы не хотели навести
домашних на наш след, ведь нас могли бы сцапать.
Как я уже сказал, мы добрались до Саратоги вечером и пошли прямо на
ипподром. Билдед накормил нас на славу, устроил нам ночлег на сеновале над
конюшней и обещал держать язык за зубами. Негры очень порядочные люди в
таких делах, они не станут доносить на вас. Часто, убежав вот так из дому,
вы можете встретить, белого, который внушит вам доверие, даже даст вам
четверть или полдоллара, а потом пойдет и вас выдаст. Так поступают белые,
но не негры. Им вполне можно довериться, они честнее с ребятами. Не знаю,
почему.
|
Хочу и смотрю |
|
Начну без проволочек |
|
целиком, полностью |
сегодня вечером исполняется два года...
Я знаю - как раз об этом мне и не надо бы думать. Но разве можно
отторгнуть от себя корни? Моя ли вина в том, что они - точно корневища наших
круглоголовых дубов, немногочисленны, но так глубоко и крепко сидят в земле,
что нашим мужчинам, чтобы расчистить место, приходится вырывать громадную
яму и долгие часы обеими руками орудовать топором с рябиновой рукояткой?
Оставьте меня сегодня вечером. Только сегодня. Я не смакую беду, о нет! Но
снова стать прежней Селиной, той, кого ровесники прозвали Совой,
обитательницей ночного царства, где у нее становятся огромными зрачки,
можно, лишь заглушив в себе крики, забыв все, к чему привыкла. Прежняя
Селина!
|
Мудрецы докапываются до тайн мироздания |
|
Почетный титул, даваемый евреями известным учителям и мудрецам |
Рабби (сокращенно "р.") - буквально "учитель". Почетный титул,
даваемый евреями известным учителям и мудрецам.
2 ...по кончине - рабби Иссерляйн (Исерлин, Исерлейн), р. Израиль бен
Птахия, известный как Марбургский мудрец, скончался в Винер - Нойштадте в
1460 году.
3 "Тук Жертв" - назвал он так свою книгу ответов на незаданные вопросы
еврейского закона ("Все, что вы хотели знать, но стеснялись спросить" XV в.)
еще и потому, что тук - "дашан" на иврите - при переводе букв в цифры даст
364, - число вопросов в книге, на которые даны ответы.
4 ...шесть десятков тем ангелов... - в память шести десятков тем сынов
Израиля, что вышли из египетского плена. Евреи, как и японцы, и китайцы,
считают не только тысячами, но и десятками тысяч - тьмами. Эти шесть
десятков тем (шесть тем тем) ангелом уже спускались с неба (по другой
легенде - двенадцать тем тем) чтобы возложить венцы на сынов Израиля у горы
Синай при получении Торы - Закона Божия.
5 ...два венца на лоб - как сынам Израиля у горы Синай. Почему два
венца? Спросил Моисей народ: будете ли исполнять Тору? И народ ответил: Н'ШЭ
ВНШМ' (Исход 24:7), по синодальному переводу: "Все... сделаем и будем
послушны". Но "НШМ'" означает не только "послушны", но и "выслушаем",
поэтому традиция объясняет эти слова так: выполним и выслушаем, повинуемся и
выслушаем. Все народы говорят обычно: слушаем и повинуемся, то есть: сначала
выслушаем, а затем повинуемся, а евреи еще не услышали слов Торы (по
традиции, Тора была дана после этого), а уже пообещали исполнять ее. И за
эти слова ангелы и возложили венцы на лоб сынам Израиля, каждому два венца,
один - за "выполним" и один - за "выслушаем". Что же стало потом с этими
венцами? Когда Моисей ушел на гору Синай и не возвращался 40 дней и 40
ночей, решили сыны Израиля, что он сгинул, и отлили себе золотой кумир в
форме тельца, тельца потому, что, когда Престол Господень явился сынам
Израиля (Исход 24:10), народ разглядел одного из небесных Зверей, несущих
Престол Всевышнего, и Зверь этот был подобен быку. Решили сыны Израиля, что
это и есть их Бог, и потому отлили золотого тельца. Тельца этого потом
разбил Моисей и заказал народу: "Твердо держите в душах ваших, что вы не
видели никакого образа в тот день, когда говорил с вами Господь на Хориве"
(Второзаконие 4:15). Но тем временем ангелы отобрали венцы и дали их на
хранение Моисею. При входе в рай возвращают праведнику эти венцы -
возвращают, потому что души всего Израиля - родившихся и не родившихся -
были у горы Синай в час получения Торы, по сказанному (Второзаконие 5:3):
"Не с отцами нашими поставил Господь завет сей, но с нами, которые сегодня
живы".
|
Ничего страшного |
|
Посмотрите. Вон туда |
|
Страницы: [1] Календарь |