Мандрагора
Сделав выбор, мы сами решаем, по какой
дороге идти. И никто не смеет нас за это упрекать.
Глава 1. Марена.
Ему нравилась девушка по имени Марена. Это было ее ненастоящее имя, но это не имело значения. Вот уже вторую неделю он не мог избавиться от мысли о ней. Раз увидев ее на улице, он с тех пор каждый день, направляясь в институт, выходил на остановку раньше, чтобы пройти мимо ее дома. Марена – так звали ее…Больше о ней он не знал ничего.
Примерно он знал, в какой тусовке она проводит вечера. Он знал, что она довольно сдержанный и замкнутый человек, что она много пьет из-за того, что ее мучают депрессии и она не спит ночами…И еще она совсем одна. Этот факт его немного радовал. Марена была одна – значит, на его пути не было соперников, но то, что она не подпускала к себе никого, не прибавляло ему уверенности в себе. Он не спал ночами, думая о том, что сделать, чтобы стало легче. Впервые в жизни его влекло к девушке не физическое желание, а нечто большее. Ему хотелось смотреть на нее, называть ее своей музой. С тех пор он стал даже лучше стучать, (этот факт изрядно радовал нашу группу).
Кстати сказать, он очень изменился. Он стал более молчалив. Стал опаздывать на репетиции, стал рассеянным, невнимательным, равнодушным, эгоистичным, иногда даже грубым…В общем, он полностью вышел из-под контроля.
Это все продолжалось до того дня, точнее, утра, когда Марену нашли мертвой, завернутой в полиэтиленовый пакет, недалеко от Ребунского леса, за городом. Ее тело кинули в ручей, но оно зацепилось за камни и его не унесло за пределы города. На теле не было следов насилия, но убийцы зачем-то обезобразили ее лицо. По вздутым рубцам удалось определить, что на нем пытались написать какое-то слово…
Дело Марены было подозрительно быстро закрыто. За неимением информации полиция отказалась вести следствие. Ее родители сразу после смерти дочери продали дом и уехали из города. Так быстро подняв шум в городе, трагедия быстро улеглась и перестала обговариваться местными газетами и жителями. Марена была забыта…
Глава 2. Паулина.
Паулина была новой вокалисткой в нашей группе. Мы записывали второй альбом. После смерти Марены Никас ушел из группы. Он сменил номер телефона, перестал отвечать на звонки и нам ничего не оставалось как начинать потихоньку стирать его из памяти. Мы негласно тосковали о нем и о том, что с ним случилось. Мы даже не знали, в городе ли он. Но мы старались держаться и не падать духом. А тема Никаса была под запретом. Все делали вид, что ничего не случилось. Когда пришла Паулина, стало немного веселее. Она была улыбчивой и скромной, но, признаюсь честно, мне она сначала не понравилась. Слишком много было в ее глазах скрытого презрения и цинизма. И хоть она всегда улыбалась, взгляд ее был недобрым. Даже насмешливым. Я подозревал ее во многих вещах, которые со временем подтвердились (на мой взгляд). Но здесь я не хочу об этом рассказывать. Хотя бы из уважения к ней, хоть она и не достойна была уважения (опять же, на мой взгляд)…
В общем, мы скрепя сердце пытались писать новый альбом, делая вид, что целиком сосредоточены на музыке. Мы избегали смотреть друг другу в глаза – факт немаловажный, казалось, мы все испытываем вину друг перед другом…А как-то наш бывший вокалист (теперь барабанщик) Джейсон упомянул в разговоре Никаса…и Марену, и при этом он как-то странно отвернулся, махнул рукой и сказал: «Мы его не уберегли…»
Положение усугубилось, когда мы должны были давать концерт в клубе «Ирото» в понедельник вечером. Была суббота, а мы сидели в гараже и понимали, что не готовы…Не готовы психически. Морально. Как мы не старались этого скрывать, но все же со временем выплыло то, что мы не готовы были принять такую потерю и дико скорбим…Мы сидели молча в гараже Джейсона и никто даже не пытался проронить ни слова. Только Паулина расхаживала от стенки к стенке, окидывая нас любопытным и каким-то насмешливым взглядом. Мне очень не нравился этот взгляд, и я по возможности старался его избегать. Хоть мне и хотелось встать, встряхнуть ее за плечи и грубо выругаться. Или еще лучше выгнать ее отсюда навсегда, я не хотел, чтобы она была в нашей группе. С тех пор как она пришла, мы перестали разговаривать друг с другом. Мы стали даже как-то сторониться друг друга. Мы постоянно грустили, и только она оставалась спокойной, будто выжидая какого-то момента.
Я выглянул за двери. На небе сгустились тяжелые тучи, была пасмурная погода. Я закурил, усаживаясь в траву, и увидел, как Паулина выскальзывает за мной на улицу. Она покрутилась передо мной, несколько раз искоса на меня взглянула. Я сделал вид, что не замечаю ее, или, по крайней мере мне нет до нее никакого дела. Казалось, она поугасла и теперь растерянно ерзала у входной двери, не зная, что делать дальше. Мне не понятно было, чего она добивается. Она неоднократно намекала мне о своей симпатии, но через некоторое время я видел, что она подает такие же знаки внимания и другим. Я не могу сказать, что она мне нравилась, но когда она неоднозначно смотрела на меня своим жадным испепеляющим взглядом, который говорил только одно, я не мог оставаться спокойным. Но она ускальзывала, с презрением и высокомерием, вроде я в момент переставал ее интересовать. В итоге я решил не замечать ее. Все это напоминало подростковые игры в симпатию, но я знал, за ее поведением кроется нечто большее, чем просто женская хитрость или истеричность характера. Она напоминала мне ведьму, и я решил за ней наблюдать. Уж очень она казалась мне подозрительной.
Мы еще покурили у входа и молча начали собирать инструменты и сносить их в машину. Рик развинчивал барабаны, Джейсон беспокойно ходил по гаражу, проверяя, не осталось ли чего забытым…Вскоре мы уже сидели в машине, словно чего-то ожидая. Так же молча Рик завел машину, молча ехали минут двадцать. Начало холодать. В открытое окно начал задувать ветер, стекла задрожали. Джейсон прокричал, чтобы Рик закрыл окно, но оно будто не хотело закрываться. Он с силой дергал за ручку, но ее словно заклинило. В итоге окно резко закрылось, стало спокойнее. На улице бушевала непогода. Я видел, как деревья метались из стороны в сторону, и ослепляющие нитки молнии вспыхивали между их кронами. Я посмотрел на небо, и мне показалось, будто там вверху, между тучами пылает огонь. «Пожар на небе», - подумал я, и мне отчего-то стало жутко и я покрылся холодной испариной. Я посмотрел на остальных. На их лицах была написана тревога, они сидели вжавшись в сидения. Я посмотрел на Паулину. Она смотрела в окно, лицо ее было вытянутым и мрачным. Почему-то в этот момент она показалась мне симпатичной, даже хорошенькой и я невольно залюбовался ею.
Мы подъезжали к Радер-хилл, дорога здесь лежала мимо Ребунского леса, и я испугался, что мы сможем увидеть тот страшный ручей, где нашли тело Марены. В какой-то момент меня охватила паника, и я даже хотел попросить Рика развернуть машину. Тут в ответ на мои мысли Джейсон заговорил.
- Нам надо ехать. «Ирото» не то место, которым можно пренебрегать. – Он помолчал. – Это всего лишь погода.
Ударил гром. Машину занесло, и я увидел, как Паулина судорожно сжала рукой тканевую складку на сиденье. Я перевел взгляд на ее ноги. И тут же одернул себя. Почему именно в такой момент я думаю о ней?
Темнело. Машина выехала на Радер-роуд и остановилась. Рик выругался и вышел из машины. Оказалось, что пробило колесо. Рик что-то кричал нам, но его слова уносило ветром, и мы не могли ничего разобрать. Невозможно было дольше оставаться на улице, и мы с Джейсоном вернулись в машину, полагаясь на Рика. Мы надеялись, что он быстро сменит колесо, и мы сможем быстро уехать отсюда, потому что, как на зло, машина заглохла в самом неприятном месте. Я снова посмотрел на Паулину. Она сидела, глядя в окно, и я снова залюбовался ей, не слушая тот бред, что нес Джейсон, наверняка больше пытаясь задушить свой страх, чем сообщить мне какую-то информацию. Я уже не стесняясь рассматривал ноги и бедра Паулины, переводя взгляд на вздымавшуюся грудь. Я не знаю, каким нужно быть железным идиотом, чтобы не желать ее…И вдруг она приподнялась и с тревогой стала всматриваться в окно.
- Паулина, что?
- Рик…Он исчез. Я больше не вижу его.
Я в ту же минуту выскочил из машины, проклиная себя за то, что не остался с ним. Оглядевшись, я увидел, что его действительно нигде не было. Джейсон стоял как в ступоре, оперевшись на машину. Его взгляд рассеянно блуждал по залитой дождем дороге. Казалось, он охвачен паникой и ничего не видит. Я огляделся снова и попытался позвать Рика. Порыв ветра унес мои слова, ударил в горло и, согнувшись, я закашлялся. Посмотрев снова на Джейсона, я прочитал по его лицу, что он хочет вернуться в машину. Но все же он не решался меня бросить. Я не терял мужества, я не сознавался себе, что совершенно не знаю, что делать. Судорожно сглатывая слюну, я заглянул под машину, обошел ее со всех сторон, осмотрел мутное месиво леса. Нигде не было и следа, по которому можно было понять, куда делся Рик. Мы с Джейсоном встретились взглядами, будто спрашивая друг у друга, что теперь делать.
Я вернулся в машину посмотреть, все ли в порядке с Паулиной. Она сидела все так же, глядя в окно, Она словно знала, что происходило на улице и все, о чем я думал.
-Паулина. – Позвал я. – С тобой все в порядке?
Она кивнула. Я немного обнял ее, чтобы приободрить, и невзначай задел ее грудь. Я сохранил это ощущение. Навсегда. И потом, когда я лежал на холодном земляном полу в сыром погребе, это ощущение согревало меня…
Я решил сказать Джейсону, чтобы возвращался в машину. Искать Рика по такой погоде не представлялось возможным. Было опасным. Оставалось ждать, пока буря утихнет. Мы захлопнули дверцы, пытаясь отдышаться. В окнах сгущалась мгла, прорезаемая проблесками молнии, в окно ударялись сломанные ветки, мокрые листья и даже камни. А один раз что-то тяжелое и увесистое стукнулось в лобовое стекло и перелетело через крышу, оставив в памяти страшный звук – глухой удар. Я решил обязательно посмотреть, что это было, потом, когда все утихнет. Мое возбужденное воображение почему-то с уверенностью внушало мне, что это была оторванная лапа какого-то животного…
Внезапно ноги мои похолодели. Ситуация с каждой секундой казалась все более абсурдной. Я стал ощущать жуткую тревогу, буквально сверлящую меня, и я сделал над собой усилие, чтобы не выскочить с воплем из машины или не кинуться бежать отсюда.
Мы сидели, глядя вперед. Я и Паулина на заднем сидении, Джейсон на переднем. Внезапно посреди мглы, застилавшей все перед нашими глазами, стала вырисовываться черная точка, которая становилась все больше. Нам хватило двух секунд, чтобы понять, что это была человеческая фигура, направлявшаяся к нашей машине. Я сидел, затаив дыхание, почему-то больше волнуясь, чем надеясь на спасение. С каждым новым ударом сердца я покрывался холодным потом и сердце мое выскакивало из груди от ужаса. Фигура становилась все больше и отчетливее видна. Туловище было замотано в какие-то бесформенные одежды, так что трудно было различить комплекцию человека. Но ужаснее всего была голова. Я видел как из стены дождя вырисовывались оленьи рога. Непонятно было, зачем этому человеку понадобилось устраивать весь этот маскарад в такое время, когда жизнь была под угрозой. Глубинное чувство настойчиво подсказывало мне, что что-то не так. Я чувствовал опасность, но вместо того, чтобы что-то делать, я ждал, сжав руку Паулины на сиденье.
Существо поравнялось с машиной. Я видел его пояс, пуговицы и грубую ткань защитного костюма. Казалось, я даже чувствовал его дыхание. Противное, холодное, будто он дышал плесенью. Паулина вскрикнула и отскочила назад, когда в окне показалась оленья морда. В ту же минуту я понял, что нужно что-то делать, но я не знал что. Морда посмотрела на нас некоторое время. Потом существо выпрямилось и стало дергать ручку, пытаясь открыть дверцу машины. Джейсон не растерялся и в момент позакрывал двери. Но, ощущая, как кровь кипит в моей голове, сквозь плывущие перед глазами круги, я видел, как незнакомец одевает на руку кастет. Я прижал Паулину к себе, понимая, что сейчас будет. Человек размахнулся и ударил рукой в стекло. Оно разлетелось, засыпав меня и Паулину мелкими осколками. Она дрожала и мне казалось, что она даже постанывает. Я дернул ее на себя, подальше от незнакомца и схватил его за руку. Но он ударил меня в лицо и открыл дверцу. Дальше мои глаза застелил туман. К машине подошли еще два человека в защитных костюмах. Их лица тоже были скрыты какими-то идиотскими масками. Один из них схватил Паулину, второй меня. Я рванулся, пытаясь освободиться, я хотел помочь Паулине, но человек сзади крепко держал меня. Незнакомец в оленьей маске выдернул Джейсона с переднего сиденья и изо всех сил ударил его винтовкой по голове. Джейсон шатнулся и упал лицом вниз в мокрый асфальт. Я почувствовал, как голова моя кружится, и я готов был вот-вот потерять сознание. Я увидел, как второй человек схватил Паулину и потащил ее к лесу, раздирая на ней одежду. Я ничего не видел из-за гнева, больше всего на свете мне хотелось спасти Паулину. Даже ветер не смог заглушить ее крика, и сердце мое рвалось на части. Я пытался бороться с человеком, державшим меня, но он был в два раза крупнее и к тому же очень силен. Мы кружились с ним возле машины, я почти выбился из сил, но никак не мог вырваться. И тут я почувствовал, что падаю, силы покидали меня, я готов был сдаться. Человек, увидев это, ослабил хватку, выпустил меня и я безропотно соскользнул на дорогу. Не знаю сколько это длилось – секунду или одну миллионную секунды. Но я снова услышал дикий крик Паулины и это вернуло меня к жизни. Я вскочил на ноги и, прежде чем человек успел опомниться, я кинулся бежать к лесу, казалось, на крик. Деревья начали стегать меня по лицу, а я все бежал, не разбирая дороги. Бежал, задыхаясь, падая, выплевывая слизь из горечь из своей груди…
Глава 3. Ребунский лес.
Прошло ровно три дня. Именно столько понадобилось мне, чтобы избавиться от шока и залечить рубцы, делавшие мое лицо и руки неприятными на вид. Ровно три дня я провел как во сне. Я не мог ни думать, ни говорить, я ничего не чувствовал. Моя душа была словно парализована. Тогда я ни разу не задался вопросом: за что? Я не думал вообще ни о чем. Я просто существовал и ждал.
Ровно через три дня я пошел в полицейский участок. Я готов был рассказать все, что знаю, я хотел помочь, пролить хоть каплю света на этот абсурд, который разрывал мою голову. Когда я сидел напротив человека, внимательно слушавшего меня, я постарался не упустить ни одной детали, выложить все до мельчайших подробностей. Иногда я чувствовал, что грудь мою сдавливает горькая волна, поднимавшаяся из глубины души, и я не мог говорить, чувствуя, что вот-вот разрыдаюсь. Тогда я поднимал глаза на человека, видя, как он с участием смотрит на меня, но делает это настороженно, не кивая. Тогда я опускал глаза и продолжал. Когда я упомянул имя Марены, человек прервал меня, будто наконец-то нашел что-то интересное для себя в моем рассказе. Он откашлялся и спросил:
- Вы знаете, кто такая Майя?
Я помолчал и, чувствуя неладное, ответил, что не знаю. После этого мне расхотелось продолжать свой рассказ, я перестал доверять этому человеку.
- Уважаемый…
Произнес он.
- То, что вы сейчас здесь рассказали, я слышу впервые. У вас есть какие-то доказательства в подтверждение ваших слов?
Я приоткрыл рот и так и застыл в ступоре. Следователь продолжал.
- Если бы ваши слова были правдой, то полиция была бы уже давно осведомлена, но никаких сигналов нарушений из района Ребунского леса не поступало, тем более то, о чем вы говорите…Ужас…- он передернул плечами.
Он говорил так спокойно и убедительно, что я сам стал верить в то, что ничего не было, что я сошел с ума. Исчезло даже ощущение страха или мертвого тела под моими пальцами…Он внимательно посмотрел на меня, так смотрят на сумасшедших.
- Вы действительно больше ничего не знаете о Марене, кроме того, что ваш друг последние две недели перед ее смертью был влюблен в нее?
Я покачал головой.
-Тогда можете быть свободны. Предоставленную вами информацию мы проверим сегодня же. Всего доброго.
Он поднялся, давая понять, что я могу идти. И когда я поднялся, глаза мои постепенно застилал мрак, а в голове стучал миллион мелких молоточков. Это было как ночной кошмар, с которым теперь я остался один на один.
…Я бежал не знаю сколько. Сначала казалось, что очень долго. Потом я пришел немного в себя, отдышался, упершись руками в колени, и понял, что отбежал не так далеко. Я совершенно выбился из сил, но голова стала думать четко и ясно. Я стал планировать дальнейшие действия. Мне казалось, что они до сих пор там, эти три страшных человека и Паулина. При мысли о Паулине сердце мое застучало. Я рванулся по направлению к Радер-роуд, но остановился, осознавая, что я абсолютно беспомощен против этих трех громил. Звать на помощь было некого. Перебрав в голове тысячу вариантов, я не нашел ничего лучшего как идти обратно, а там будь что будет. Панический ужас покинул меня, я мыслил трезво. Но я настолько ослаб от бега и борьбы, что падал почти на каждом шагу и отхаркивал кровью. Наконец заросли леса рассеялись, я увидел нашу машину, перекосившуюся на один бок от сдутого колеса, и никого рядом…Меня охватило отчаяние. Я огляделся вокруг. Все хранило зловещее молчание, охваченное густым туманом. Я двинулся дальше, стал звать Паулину, Рика и Джейсона. Но вокруг царила тишина. Я опустил глаза и увидел грязь, истолченную человеческими ногами. Они вели на бугор, в некоторых местах мокрая земля была истолчена в месиво, виднелись глубокие ямы, просверленные подошвой человеческой ноги, Наверняка идущий сопротивлялся, крутился на месте в процессе борьбы. Сердце мое застыло и я застонал. Рик…Джейсон…Что они сделали с ними. Я шел, сжимая кулаки, всматриваясь в даль и не упуская ни одного следа, читая по ним, полностью сосредоточившись на их безмолвной карте. Меня снова стала охватывать холодная тревога. Ноги одервенели, отказывались идти, стало тяжело дышать. С каждым новым шагом я все больше наполнялся леденящим предчувствием не идти дальше. Я не знал, что ждет меня там, но я как будто уже знал ответ на мучивший меня вопрос…Изо всех сил я старался держать голову прямо, осторожно переступая по чавкающей земле. Здесь следы обрывались и смешивались в одно непроходимое болото, земля была слишком жидкая, чтобы держать очертания вдавленной поверхности, мои ноги стали утопать в грязи. И здесь мерзкий туман стал рассеиваться…
Минут пять или десять я стоял окаменев. Повторяя в голове одну лишь фразу «Я знал…»
Передо мной из тумана выплыл черный бугор, как пятно грязи на чистом снегу. То, что было на бугре было убийственно…Отвратительно…Низко, животно и ужасающе…Из земли в туман уходила высокая черная коряга, потемневшая от дождя, а на ней болтались два тела, размокшие от дождя. Я опустил голову и заплакал.
Мои ноги увязли в грязи, я упал на колени, размазывая слезы по лицу, пытаясь не сойти с ума, пытаясь взять себя в руки. Но то, что я увидел, лишало меня всякого смысла жить и думать дальше. Это было самое ужасное, отвратительное зрелище, которое я когда-либо видел…И тогда я впервые задался вопросом: за что?
У меня ушло полчаса на то, чтобы пересилить себя и подойти поближе к виселице. Я даже заглянул им в лица. На лице Рика сохранялось холодное спокойствие (наверное потому, что он был вырублен ударом приклада, когда его вешали), а Джейсон выглядел безобразно. Я пытался снять их, но веревки разбухли так, что врезались в их шеи. Без сомнения, они были мертвы. Мои друзья болтались передо мной на виселице, бездыханные. Убитые ни за что. Зверски, безжалостно. Их больше не было, не было группы, не было ничего…Концерт в «Ирото» не состоялся…
Я вернулся к машине и стал осматривать все здесь. Я пытался найти хоть что-то, что бы подсказало, что случилось с Паулиной. Потом я вспомнил, что один из этих зверей потащил ее к лесу. Я кинулся туда, и действительно, в траве, почернев от грязи и дождя, виднелись клочки ее некогда белой ветровки и опять же следы вдавленных в слякоть ног. Я видел сломанные ветки, истерзанную траву под ногами. Я присмотрелся к стволу дерева. На нем была содрана кора, так что на ней остались следы ногтей. Почему-тоя был уверен, что это были ее ногти…
Я вернулся к дороге. В последствии я признавался себе, что винил во всем Паулину. Мне казалось, что если напрямую она к этому непричастна, то своим присутствием она навлекала на нас беду. А теперь, кто знает, может быть, ей пришлось хуже всех. Если Рик и Джейсон были уже мертвы, то Паулина, возможно, была еще жива. Ее забрали с собой – в этом не было сомнений. Но зачем?...
Я почувствовал как ледяная рука сжала мое сердце. Теперь вся жизнь поменяла смысл и центр тяжести. Теперь мое сознание сфокусировалось на единственной точке, как снайпер, готовящийся нажать курок. Я перестал видеть и чувствовать, понимать и ощущать страх. Теперь все мои нервы выстроились в одну натянутую струну. Найти Паулину…
Глава 4. Паяцы.
Я пережил жуткий стресс, лишивший меня внешней жизни. Мое сознание, казалось, сжалось настолько, что я утратил способность воспринимать даже себя. Я был механической машиной. Наверное, только подсознательный очаг пробил эту железную стену, которая делала меня трупом, способным двигаться. Если бы не мысль, которая циркулировала в моем мозгу с тех пор, как я поклялся найти Паулину, я бы умер. Умер сразу, на месте – настолько сильным был удар от увиденного. Как я уже говорил, мне понадобилось три дня в полном заточении, чтобы немного отойти и сразу взяться за дело. Я пошел в полицейский участок, все там рассказал, но оказалось, что они не были осведомлены ни о чем. Даже после того, как они прочесали все возле Ребунского леса, они не нашли ничего примечательного. Казалось, даже следы ног исчезли. Не было даже коряги, торчащей из земли, на которой были повешены Джейсон и Рик. Да, у всех вызвало недоумение и недовольство то, что концерт в «Ирото» не состоялся, но не более. Никто не думал о том, что причина этого была настолько ужасна. Практически, мы жили в отрыве от жизни. Мы могли позволить себе исчезнуть, и никто не волновался о нас и не искал нас. Мы вели обычную жизнь городского андеграунда, не нуждаясь в обществе, и, казалось, оно также не нуждалось в нас.
Я понимал, почему полиция ничего не знала об этом, но куда делись тела, куда исчезла машина…Все исчезло, растворилось, малейший след, который мог напомнить или хотя бы намекнуть на события того вечера. С каждым днем я мыслил все более хладнокровно, взвешивал, думал, предполагал…Даже стал писать все на бумаге, строил схемы, записывал догадки, пытался вспомнить всех, кто мог быть хотя бы как-то причастен к этому делу. Полиция знала, что пропали три человека – не более. Меня они считали сумасшедшим и вообще не верили, что я был в тот вечер с ними – не было НИКАКИХ доказательств…
Перебирая в памяти миллионный раз имена всех друзей и знакомых, я вспомнил про Никаса. Конечно, надо было раньше найти его! Но как? Никто о нем ничего не знал, и я сомневался в том, что он вообще был в городе.
У меня кончалась трава. Кончался кокаин, я чувствовал себя истощенным. Я проводил время, накачиваясь наркотиками до отключки. Забывался, спасался от убивающей депрессии и беспомощности. Но я боялся выйти из дома, встретиться с кем-либо, взглянуть в глаза знакомым…Что я скажу им? Я уже временами и сам себя стал считать сумасшедшим.
Так прошла неделя. Я чувствовал себя нормально. И впервые за это время я решил, что если буду сидеть взаперти, то найти Паулину тем более не смогу. Я почему-то железно верил в то, что она была жива (все-таки в этом должен был быть какой-то смысл). Теперь только она составляла основной маяк моего существования. И я понимал, что если буду плыть по течению, то вскоре меня унесет так далеко, что я перестану видеть его еще струящееся в моей памяти мерцание. Паулина…То, что она была в опасности и что теперь она была единственным человеком в моей жизни, делало ее в тысячу раз дороже для меня. Я готов был бороться за нее и положить за это свою жизнь. Пошел тринадцатый день. Мне уже удалось связать какие-то нити, найти зацепку. Я не спал всю ночь, погруженный в мысли. Я выстраивал цепочку и наконец она привела меня к некоторым умозаключениям. Все было связано – смерть Марены, пропажа Никаса, убийство Рика и Джейсона, похищение Паулины…Казалось, кто-то написал самый жуткий и кровавый сценарий, логически все выстроив, аккуратно проделав, преследуя какую-то кошмарную цель. Но самым жутким было то, что в этом кровавом сценарии НЕ БЫЛО МЕСТА ДЛЯ МЕНЯ!!! Я не вписывался в эту историю, для меня не было роли, я был забыт, и события теперь оставались вне зоны доступа моего внимания…Иногда в голову мне приходила сумасшедшая идея о том, что я играю в этом спектакле главную роль. Но я откидывал эту мысль, настолько ужасной она была…Я мог ждать. Но вот уже две недели ничего не происходило. Я мог что-то делать, но что?
Это была тринадцатая ночь с того жуткого вечера. И в эту ночь я наконец понял главное. Я действительно связующее звено. Убийцы не зря дали мне убежать. А главным и самым страшным было то, что каждое мое движение было частью спектакля. Я был под прицелом.
Я огляделся. И как-будто почувствовал, что за мной действительно следят, хотя это было невозможно. Они ждут. Я был марионеткой в руках монстров, готовых в любую минуту дернуть за нитку, привязанную к моей руке, чтобы оторвать ее…
Глава 5. Замок.
Я стал ждать. Готовился. Наблюдал, осматривался. Но за три дня абсолютно ничего не произошло. Я даже стал выходить на улицу. Подняв высокий воротник длинного черного плаща, закутав голову в бандану, так что закрыто было все лицо, я прохаживался по городу, все расширяя свой маршрут. Я ходил вдоль моста, фиксируя любое изменение во внешней среде. Казалось, я стал даже чувствовать колебания воздуха в радиусе нескольких метров от меня.
Я продал гитару, чтобы пополнить запас коки, все это я проделал привычным способом, обезличивавшим и продавца, и покупателя.
Теперь, когда я снова мог расслабиться, я стал собирать оружие. В нашей тусовке его хватало. Три винтовки, две гранаты, кастеты, штыки, шокеры и ножи…Все это представляло несметное богатство теперь для меня, когда мое чувство опасности было обострено как никогда. Но его было много, а я был один. В итоге я взял винтовку и нож, кинув еще на всякий случай в карман кастет и шокер.
Из дома я вышел все так же в плаще и в бандане, хотя мне жутко не нравился этот маскарад. Смеркалось, но было еще достаточно светло, чтобы различать дорогу, и чтобы можно было различить мою фигуру. Я выбрал самый пасмурный день, когда на улицах нет народу. В небе закипала буря, но я в душе радовался этому, потому что это делало меня ближе к событиям того вечера, словно позволяло вернуться обратно в прошлое. Жаль, что я не мог воскресить своих друзей и вернуть Паулину…
К лесу я шел пешком. Дорога была далекой, и все это время я ощущал мороз по коже, будто за мной следят. Я изо всех сил надеялся, что это так. Что они увидят, куда я иду, поймут мои намерения. Я лез навстречу мясорубке, летел, расправив крылья навстречу смерти. Но на мою жизнь мне было наплевать. Я думал только о Паулине.
Это был Ребунский лес. Это был бугор. И казалось, я даже видел как на коряге болтаются тела моих друзей. Я стоял посреди дороги. Жуткое это было место. Здесь никто не ездил. Здесь даже в лесу не слышно было природных криков животных, щебетанья птиц. Казалось, даже листья на деревьях не шевелились, словно они были сделаны из пластилина.
Я стоял, вглядываясь в глубину дороги. Я ждал, ждал, всматриваясь так, что начали болеть глаза. Захотелось принять дозу. Я оглянулся, разыскивая для этого подходящее место. И тут в чаще леса вспыхнули два огня, ослепив меня, так, что я чуть не упал. Это были фары машины. Свет продолжал бить мне в лицо. И наконец погас. Я стоял ослепленный. Я услышал как машина медленно выезжает на проезжую часть, объезжая меня. Очень медленно…Наконец я стоял перед ней, снова зажглись фары, я не видел ничего, что происходило внутри…машина тронулась и медленно поползла по направлению ко мне. Я стал отступать. Я готов быть подчиняться любому их желанию, только бы они привели меня туда, где они держали Паулину. Оставаясь нетронутым, я сам лез в гущу событий, радуясь любому знаку внимания с их стороны и теперь, когда рычащий агрегат двигался на меня, я ликовал. Я даже шутил с собой в уме. Я радовался тому, что никогда не любил машины и давно убеждал Рика и Джейсона купить себе по байку.
Машина поехала быстрее. Я стал быстрее отступать назад. Я понимал, что они не собирались убивать меня. Тогда бы все теряло смысл. Я слишком много над всем этим думал и теперь мог кое-что понимать и предвидеть их шаги. Машина ехала с такой скоростью, чтобы я мог бежать. Если бы я потерял скорость, она бы переехала меня, и я бежал в свете ярких фар, продолжая радоваться…
Эта радость придавала мне энергии, и я бежал…
Мне казалось, что прошло не меньше часа. Места вокруг были совсем жуткими, неосвещенными, терялись в темноте. Наконец дорога повернула и оборвалась…Я стал бежать по какой-то площадке, заросшей травой, оглядываясь, чтобы увидеть, следует ли за мной этот невидимый враг. Я интуитивно понял, что нужно остановиться, когда уперся в полуразрушенный дом…Это был не дом! Замок! Самый настоящий старинный замок! Может быть, о его существовании никто не подозревал…Я еще раз подумал о том, какой жуткий у нас город…
Машина остановилась и кто-то вышел, хлопнув дверью. Я стоял покорно, тяжело дыша, с видом готового ко всему раба. Когда человек подошел ко мне, я послушно развернулся и направился к замку. Это были последние минуты, когда я мог спокойно соображать, нормально воспринимать себя, но с этих минут радость моя угасла…
Глава 6. Рог изобилия.
Я шел по узкому коридору, угадывая в темноте повороты тоннеля. Я угадывал сзади идущего человека по тихим шагам за спиной и его периодическим ударам прикладом в спину. Наконец моя нога провалилась в пустоту, и я понял, что пол далее идет намного ниже. Передо мной открылась залитая светом комната, основную часть которой занимал огромный дубовый стол овальной формы. Я не сразу увидел сидящего по ту сторону стола человека, одурманенный внезапной вспышкой света и пафосным величием, с которым была оформлена комната. Я словно одурел. Когда мои глаза немного привыкли к свету, я увидел, что человек приглашает меня жестом сесть напротив него за стол. Только когда я подошел поближе и сел на резной стул с высокой спинкой, только тогда я увидел, что напротив меня был человек с оленьей головой. Он сел тоже и несколько минут выжидательно смотрел на меня, словно изучая. Я сидел молча. Не волновался. Тоже смотрел на него. Но когда я опустил глаза на крышку стола, я окаменел. Вся его столешница была погребена под толстым слоем порошка…Он был насыпан полосами, причудливо изгибавшимися, словно человек, насыпавший его, забавлялся этим глупым занятием. Я видел насыпанную передо мной ленту кокаина, нарванные листья конопли, рассыпанные горсти высушенной травы. Такое привычное для глаз зрелище теперь внушало мне ужас. Человек напротив обвел рукой это «богатство».
- Угощайся.
Впервые я услышал его голос. Он был сдавлен уродской маской и искажен, он выходил где-то возле ушей, где были прорези для воздуха. Я окинул взглядом предложенное и отказался. Человек помолчал.
- Может быть, я ошибся в выборе, но я включил в угощение все, что знал, надеясь удовлетворить тебя.
Я напряженно дышал, выжидая. Человек продолжал.
- Спасибо, что ты заглянул, я готовил все это для тебя.
Мне надоел его ревущий лепет и я ударил кулаком по столу. Он замолчал.
- Где Паулина? Кто ты, черт возьми?
Теперь он не пугал меня. Я был абсолютно спокоен, только мысль о Паулине еще сверлила меня, но ни капли тревоги или страха.
- Не торопись. Сначала прими угощение. Ты же не можешь оскорбить меня своим отказом.
И с этими словами он швырнул мне через стол стеклянную трубку, указывая на кучку белого порошка передо мной. Я решил не злить его. Взял трубку и втянул в себя немного порошка. Закрыв глаза, я откинулся на спинку стула. Я почувствовал себя хорошо. Мне показалось, что незнакомец кивнул.
- Сними маску. – Процедил я.
Человек подумал минуту, потом двумя руками приподнял оленью голову, освобождая свои золотые кудри, и поставил ее на край стола.
- Так лучше?
На меня уставились два огромных голубых глаза, лишенных и тени зла или враждебности. Это были добрые глаза. Я знал их раньше, несмотря на то, что этот человек был мне абсолютно незнаком.
- Где Паулина? – Повторил я свой вопрос.
- Там.
Незнакомец кивнул куда-то в сторону.
- Она жива?
- Жива.
- Я хочу ее увидеть. Я хочу ее забрать отсюда.
- Не торопись. Ты можешь все испортить своим появлением. Она не готова. Тем более, что она боится дневного света…
Незнакомец замолчал, с наслаждением наблюдая за моей реакцией. Внутри у меня все задрожало. Я с досадой опустил взгляд, представляя, что они могли с ней сделать.
- Зачем? – Тихо процедил я.
- Действительно, зачем…
Незнакомец проговорил это с такой спокойной уверенностью, что мне стало не по себе, и я почувствовал себя виноватым.
- Если тебя не убили в лесу поздним вечером, это не значит, что ты не умрешь потом.
Я молчал. Незнакомец продолжал.
- Все мы так или иначе приходим к своему концу. Ты выбрал свою дорогу сам. И ты умрешь как падаль.
Я понял, к чему он ведет.
- Это субъективный выбор. Выбирая наркотики, ты никому ничем не обязан. Решать только тебе.
Человек кивнул.
- Конечно, ты все правильно рассуждаешь. Каждый из нас не смеет убить в себе философа, каким бы ничтожеством он не был. Я уверен, на пороге смерти ты будешь рассуждать не менее логично…
Мне стала надоедать эта насмешливо-убийственная тирада, и я стал оглядываться по сторонам, выражая беспокойство.
- Я слишком хорошо знаю тебя, Кристиан. Я изучил тебя, собственно, не трудно было тебя изучить…
- Ты, ***, философ хренов, кончай трепаться! Выкладывай, кто ты и что от меня хочешь!
Незнакомец сохранял спокойствие.
- Помни о Паулине. Смотри, не сделай ей больно.
- Я хочу увидеть ее.
- Ты действительно этого хочешь?
- Да.
- Не торопись. Это может помешать нашему разговору. Скажи-ка мне…Какой была Майя в последние дни своей жизни?
Я побелел. В лицо мне ударил жар, а потом я покрылся испариной. Я понял, где видел эти глаза. Я все понял. Я слишком много думал над этим, чтобы теперь в момент не понять ситуации. Но я решил не выдавать своего беспокойства.
- Она была такой же как всегда.
Процедил я, явно не удовлетворив своим ответом вопрошающего. Я заметил на его лице гнев.
- А какой она была всегда?
- Нужно было быть с ней рядом, чтобы знать это.
Лицо его исказилось судорогой, но он вовремя отвернулся.
- Что, Эван, не можешь чего-то себе простить?
Я внимательно посмотрел на него. Он уже взял себя в руки и уставился на меня.
- Нет, не себе. Если ты действительно хочешь увидеть Паулину, то должен обладать выдержкой и уважением к моему гостеприимству.
- Где Паулина?
- Она в порядке. Она спит. Она теперь все время спит.
Я испугался этого ответа. Что с ней?..
- Расскажи мне о Майе. Она ведь была редкой девушкой, не правда ли?
Я судорожно сглотнул слюну.
- Не знаю. Я мало знал ее.
- Но это не помешало тебе убить ее…тебе нужна Паулина? Ты получишь ее. Еще несколько слов. Подожди еще немного, и ты сможешь ее увидеть. Чудная женщина. Боюсь, она уже не такая ласковая, как была раньше…Она немного похудела, я уже не хочу ее…Может быть, ты захочешь? Боюсь, она уже не такая ласковая…
Он повторил это, я задрожал от гнева и обиды…
- Но все-таки мы ведь здесь собрались поговорить не о Паулине, а о Майе.
- Очень странно, что ты решил о ней разговаривать сейчас, ни разу о ней не вспомнив, когда она была еще жива.
- Я жил ради нее. Но когда я вернулся, ее уже не было в живых. Я знаю…Я узнал, во что она превратилась…И теперь я позвал тебя сказать за это спасибо…Спасибо за то, что она прожила недолго…
Я гневно глянул на него.
- Что ты несешь?
- Наверняка тебе нравилось ее тело. Правда? Она превратилась в шлюху, готовую на все ради дозы. А ты…
- Эван.
Я помолчал. Эван был братом Майи. Я понял это по поразительному сходству между ней и этим парнем. У них обоих были добрые глаза. Они не выражали зла. Но и не выражали ничего другого. Они были бездушные, как у козы…Майя много рассказывала о том, что ее отец и брат работают на далеком севере, что она только теперь никому не нужна, но они приедут и жизнь ее станет раем. Я горько усмехнулся.
- Не удалось сделать ее жизнь раем? Эван, тебе не уйти от полиции.
Парень усмехнулся.
- Адам, человека, у которого убили сестру, не остановит полиция.
После этих слов мне стало жутко. Я как-будто почувствовал свою беспомощность.
- Почему ты решил, что это я убил ее?
- Не только ты. Ты остался последним, остальные уже мертвы.
- Ее убили наркотики.
- У нее не было другого выбора…
- Я ее не пичкал ими…
- Ты сделал за нее выбор. Ты и твои дружки!
- Кому она еще была нужна? Мы кормили ее, давали ей деньги и покупали одежду. В то время как ты ни разу не написал ей.
- Ты ничего не знаешь!
- Ребенку нужна семья!
- Много ты знаешь, что такое семья…
- Нам всем нужна была семья…Но у нас ее не было. Мы не знали, что такое любовь и что такое безопасность. Мы сами боролись за свою жизнь.
- И ваша борьба выражалась в том, что вы жрали килограммами наркотики, заливались портвейном и трахали малолетних шлюх!
- Ты о Майе?
Эван резко замолчал.
- Ты ублюдок.
-Да, я ублюдок. У меня не было родителей с возраста трех лет. Но у Майи они были. Только она была им не нужна. И теперь ее больной братец лечит свое задетое самолюбие кровожадными расправами. Ты низок, Эван.
Мы оба молчали. Я и он. И между нами был огромный овальный стол, заложенный наркотическими веществами. А где-то здесь была Паулина, И я ни секунды не переставал думать о ней.
Я вскочил с места.
- Я немедленно хочу видеть Паулину.
Он молча встал и направился к одной из дверей залы. Он отпер ключом огромный замок и толкнул ногой дверь. Я устремил взгляд в полутемное помещение с затхлым воздухом. Эван зажег свечу и толкнул меня в спину, чтобы я вошел. В комнате не было ничего, кроме тяжелой железной кровати, стоявшей в углу этого жуткого помещения, так контрастировавшего с роскошью залы. В принципе, то, что я увидел, не удивило и не шокировало меня. Там была Паулина. Точнее, то, что от нее осталось. Она полусидела на кровати, уронив голову, так что не было видно ее лица, и еще полтела было закрыто ее пушистыми пепельными волосами. Ее руки были закованы в железные зажимы к спинке кровати, так, что казалось, плечи ее вот-вот вывернутся из суставов. Она была жутко худа. Кисти ее рук, словно увядшие ветви сломанного дерева, свисали абсолютно вертикально, создавая жуткое впечатление. Она была едва прикрыта полупрозрачной рубашкой, залитой кровью. На сгибах ее локтей я увидел то, что ожидал увидеть. Должно быть, все эти две недели ей кололи лошадиные дозы героина, и теперь она умирала.
Я не хотел подходить к ней. Я боялся взглянуть ей в лицо. Я очень остро ощущал присутствие Эвана за спиной и, честно сказать, даже не знал, что делать дальше.
- Она стала абсолютно непривлекательна. – Проговорил Эван. – До сих пор хочешь ее забрать?
Тогда я подошел к ней. Я позвал ее. Но она не отвечала. Она, наверное, практически не приходила в сознание, и сердце мое сжалось болью.
- Так выглядела Майя в последние дни жизни?
Я вспомнил улыбчивое веснушчатое лицо Майи. Я вспомнил, что не видел ее в последние дни жизни.
- Майя была настолько глупой, что сразу перешла на тяжелые наркотики. Она не понимала, чем это все закончится. Я не знаю, как она умерла.
Конечно, я знал. Она нюхала героин в то утро, когда ее нашли мертвой, с вытаращенными глазами и пеной вперемешку с кровью у ее рта. Вот какой была Майя перед смертью.
Я развернулся к нему.
- Теперь ты доволен? Ты удовлетворен своей местью? Что тебе еще надо? Не превращайся в животное, Эван. Твоя месть слепая. Она фальшивая. Ты мстишь наркотикам в нашем лице, но мы здесь ни в чем не виноваты.
- Раз ты взялся за шприц, значит, ты уже виноват. Почему я не могу наказать тебя за то, что ты губишь свою собственную жизнь?
В долю секунды я выхватил из кармана кастет и ударил Эвана в лицо. Я кинулся к Паулине, но я не мог представить, чем можно было разжать железные разжимы. Пока я возился с ними, Эван пришел в себя и накинулся на меня сзади. Я бил его по всему, по чему только мог попасть. Эван одной рукой держал меня, другой вынул какой-то шприц и вогнал его в меня до конца. Перед глазами у меня все поплыло, я стал раскачиваться и в последний миг, когда я решил, что буду держаться на ногах до последнего, свет угас в моем сознании и все рассеялось невесомой пылью…
Глава 7. В подвале…
Я пришел к финальной точке своего повествования. Я должен был оказаться в холодном сыром подвале, и я здесь оказался. Этот подвал много раз мерещился мне глубокой ночью в страшных видениях, но я не знал, что он значит. А означал он мою смерть. Не наркотики должны были убить меня, а подвал. Он был не так страшен как в видении, сюда даже проникал тусклый свет. Я лежал на пахнущем гнилью полу и слушал. Теперь нас выкинули как отработанный материал, месть была завершена. То ли Эван не хотел марать руки еще двумя убийствами, то ли решил продлевать наши мучения до последнего. Сначала я был один. Потом крышка погреба открылась и сюда кинули Паулину. Она не ушиблась, она упала прямо на меня, но она была без сознания. Я развернул ее, так, чтобы тусклый свет падал на ее лицо и окаменел…Я откинул ее, и меня стошнило прямо на землю. Я думал, что не смогу увидеть ничего ужаснее того зрелища на бугре. Но теперь передо мной было лицо Паулины. Я собрал все силы и попытался снова взглянуть на нее. Ее лицо было залито запекшейся кровью, она залила даже глаза и плотным коржом смыкала губы. На лбу у Паулины было вырезано слово «Майя»…Должно быть, то же самое было вырезано на лице Марены, чтобы заставить Никаса страдать. Убийца хотел быть уверен, что Никас будет знать, за кого именно он страдает…
Это было настолько ужасно, что я поклялся во что бы то ни стало убить Эвана, только бы выбраться отсюда.
Я шептал Паулине на ухо нежные слова. О том, как люблю ее, о том, что мы будем жить, что мы выберемся отсюда. Время от времени я подносил к ее рту осколок зеркала, которое я носил в кармане и разбившееся, когда я упал на дно подвала. И каждый раз зеркало запотевало, а значит Паулина была жива. Я повторял одни и те же слова, словно внушая ей их. Мне важно было, чтобы она поняла, что мы выживем. Потому что не оставалось никого в этом мире, кроме нас. И нам нужно жить ради себя самих. Я шептал ей, что она должна верить, что зло в конце концов окажется наказано, но я умолкал, понимая, что я и есть зло. И теперь я наказан. И вместе со мной страдает безвинно та, которую я люблю. Страдает ни за что. За то, что я люблю ее…
Пригнувшись к ее уху, я гладил ее руки и грудь, впитывая это ощущение тепла и нежности. В этой черной бездне, в этом замкнутом тупике, пропахшем сыростью, я был счастлив, что она была со мной и она была жива…И я не убью ее. Я не погублю ни себя, ни ее. Мне нужно жить. Ради нее.
