"Беспокойный гений Возрождения"  - так называли его искусствоведы. Он не укладывался в строгие рамки стройных теорий и плохо поддавался анализу. Венецианец, вечно бегущий из родного города, южанин, тяготеющий к  стилю и мировоззрению северных школ. "Вечно неровный и неожиданный, одинокий и в то же время легко заражающийся от искусства других, беспомощный, восхитительный, расхолаживающий, выходящий вперед из своей эпохи и вдруг далекоотстающий от нее". (П. Муратов)

Лоренцо Лотто сам был личностью весьма загадочной и  умением загадывать загадки зрителям владел прекрасно. 

Л. Лотто. Автопортрет.

Не стали исключением в этом плане и портреты супругов Фебо да Брешиа и Лауры да Пола, появившиеся в ГМИИ этой осенью.

Все сложилось...  Затянутые сюрреалистическим водоворотом Дали, мы оказались в Пушкинском, выброшенные этой же мистической воронкой в соседний зал, чтобы перевести дыхание, предстали перед парными портретами работы Лоренцо Лотто.

Кто они, эти невыразимо грустные супруги? Богатые,  роскошные, одетые по последней венецианской моде середины 16 века? Портреты датируются именно этим временем.

Все сложилось. .. Гонимый то ли творческой ревностью (Тициан царил в Венеции, Рафаэль -  в Риме), то ли вечным безденежьем Лотто оказался в Тревизо, небольшом городе чуть севернее Венеции. Удача улыбнулась ему, он сразу получил прекрасный заказ. Один из самых богатых и знатных людей города, Фебо да Брешиа, заказал ему парные портреты. Недавно в Тревизо отгремела его роскошная свадьба. В супруги он взял Лауру, юную красавицу  из не менее знатной и богатой семьи.  Ее и свой портреты хотел теперь иметь да Брешиа.  Лотто взялся за работу.

Писал он «на совесть». Хотя портреты   были  не   главной его творческой темой, а скорее средством заработка. Благо на них всегда были заказы. Он тщательно выписывал лисий мех  симарры -верхнего  «кафтана» -  на мужском портрете, новомодный акссесуар  - носовой платок – под рукой на конторке. Честно говоря, носовые платки полагалось иметь только женщинам. Но так пожелал заказчик. Кстати, руки  Брешиа дались Лотто нелегко. И эта, прикрывающая платок, и другая, сжимающая темно-зеленые перчатки.   Это было обидно. Руки  - козырная карта венецианской школы, а Лоренцо, как никак, венецианец, учился у  Алевизе Виварини и Джованни Беллини . С  лицом все было проще. Лоренцо нравилось  это аскетичное лицо  с печальными темными глазами. Оно напоминало лик святого, что перекликалось с основной «специализацией» художника. 

Модная  короткая «испанская» стрижка, с обязательно «прилагающимися» к ней усами и бородой, темный колорит фона…

 

Как награда за старание руки, Лауры вышли сразу. Она взяла  для позирования молитвенник, и  новую женскую «штучку» - завезенный с Востока раскладной веер. Веера давно были в моде. Квадратные, не раскладывающиеся, но такие разворачивающиеся полукругом, появились недавно. Лоренцо хотелось передать невесомость страусовых перьев. Это было локальной задачей. Подсознательно он уводил зрителей от лица. Блеск шелковых драпировок за спиной модели, сияние парчовых вставок, по строгой испанской моде закрывающих область декольте (баснословно богатая и сильная Испания начинала диктовать свою моду во всем), парчовая шапочка  на светлых «венецианских» волосах,   нитка жемчуга на шее...   Венецианки обожали жемчуг. Увлечение им   достигло таких масштабов,  что в Республике вынуждены были принять законы, ограничивающие моду на роскошь, страсть к которой вела к разорению семей и коррупции в государстве. Разрешалось носить не больше одной нити жемчуга максимальной стоимостью в 400 дукатов и только в течение первых 10 лет брака. Жемчуг у Лотто тоже получился. Матово переливался, оттеняя нежную шею.  У Лотто получилось все, кроме главного, он так и не понял ее. Он не знал, о  чем она думает, счастлива ли, любит ли мужа… И увел взгляд от зрителей. Лаура  Лотто смотрит в себя. А что уж  она  там видит, это не его забота. Тем более ее муж имел нахальство не полностью расплатиться с ним, что Лотто  не преминул отметить в своей легендарной «Расходной книге».

Мы стояли у портретов супружеской четы уже минут пятнадцать, наркотически - галлюцинногенный  Дали звал нас обратно, а супруги все не желали выдать тайну своей печали.

«Она не любит его, - предположила я. – Ею движет чувство долга. У них разница в возрасте двадцать лет. И, наверняка, сейчас  где-то рядом страдает юный Ромео. Кстати, идеалом этого времени был именно молодой человек. Она – дитя своего времени, и она в смятении. Молитвенник намек на просьбу о помощи. А веер, ей наверняка, предложил проницательный дон Лоренцо. Как символ переменчивости женской натуры.»

«Во-первых, веера в это время только вошли в моду,  - возразила мне подруга -  и никакого символического значения им просто не успели придать,  во-вторых,  Высокое Возрождение со своими идеалами уже в прошлом,  а  Венеция всегда любила состоявшихся, энергичных мужественных  мужчин, способных на поступки и дела.

Нет, здесь все сложнее.  Он разочарован, но совершенно в другом. В жене. Что из себя представляли венецианские женщины. А в данном конкретном случае, даже не венецианки, а тревизианки. То есть провинциалки. Домашние клуши, грубо говоря.  Девочка живет взаперти в доме, где ее учат только внешним манерам – красиво двигаться, уметь танцевать, вести себя согласно этикету, и впервые она выходит в свет на собственной свадьбе,  в блеске  подвенечного  наряда. Мать семейства имеет право появляться в обществе во время праздников, а на улицу выходит только в сопровождении кого-то из членов семьи. Разве что  вдовы пользуются относительной свободой. То ли дело куртизанки. Умные образованные свободные красавицы, прекрасно разбирающиеся в искусстве, начитанные,  умеющие поддержать беседу. Юная Луара просто не выдержала конкуренции. Он разочарован, она в панике. Здесь все ясно»

Заинтригованные, мы обратились к аннотации.

Все  оказалась проще и поэтому непредсказуемее.

Своим вторым дыханием, вторым рождением Лоренцо Лотто "обязан"  Бернарду Беренсону. Этот неутомимый искусствовед, имевший, кстати, "русский след" в своей биографии ( он родился в Виленской губернии Российской империи  ) не только снова  пробудил интерес к  талантливейшему художнику, но и "раскопал" факты из жизни многих его "героев". В том числе и супругов Фебо да Брашиа и Лауры да Пола. Они любили друг друга. Несмотря на разницу в возрасте, но то, что поначалу это был брак по расчету. И, наверное, чувствовали, что их счастью отпущено не так много времени. Поженились где-то около 1540. В 1543-1544 Лотто написал их портреты. А в 1547 да Брашиа погиб. Никаких войн в это время  у Республики не было...  Но венецианские аристократы вели очень активный образ жизни: опасные путешествия, авантюрные экспедиции, рискованные сделки... Так что найти приключений на свою голову,  им не состояло особого труда. Супругам предстояла разлука. Расстались они, как оказалось навсегда.

Все сложилось, все стало на свои места... И его печаль, и ее смятение, и молитвенник, и носовой платок - fazoletto-как обет верности и символ рыцарской любви. В 1547 он погибнет. Несмотря на то, что ей  всего 27, она не выйдет больше замуж. Будет воспитывать троих детей и хранить  портреты, написанные Лотто. После ее смерти портреты переходили из рук в руки,  пока не попали попали в собрание Пинакотеки Брера в Милане.  Но никогда никому не приходило в голову "разлучить" их. "Неразлучниками" они приехали и к нам.

 "Это очень интересная история любви супружеской пары, и сюда мы привезли картины, чтобы еще раз воспеть любовь",  - сказал на открытии   Дзанарди Ланди,  посол Италии в России.

Пристыженные, мы еще раз взглянули в печальные укоризненные глаза супругов и побрели назад,  к безумному Испанцу.