В огромной комнате старого дома было много всякого хлама. Покрытые паутиной и толстым слоем пыли, лежали здесь аккуратными стопками книги, детали от шкафчиков, вычурные дверные ручки, безглазая кукла в наряде эпохи Ренессанса. Стояла в углу детская кроватка, напротив нее изредка поскрипывало когда-то невероятно уютное и мягкое кресло-качалка, а чуть поодаль к стене были прислонены картины, но что на них было изображено, разобрать не представлялось ни единой возможности. На противоположной стене висели прекрасные некогда часы с кукушкой, но сейчас они почти развалились и выглядели совсем непривлекательно. На подоконнике окна разместились пара плюшевых зверят, весьма изъеденных молью и запыленных до невозможности, рамка с фотографией смеющейся девочки и высокая фарфоровая вазочка.
Пыль, заполнившая все вокруг, обесцветила каждую вещь в комнате, и до этого бывшей очень светлой. Со стороны могло показаться, что все в ней было белым или серым, пушистым и мягким. Но у комнаты был свой секрет.
Люди давно забыли и об этом доме, и о том, что когда-то здесь жила весьма дружная и веселая семья. С годами заросла дорога к нему, а сад разросся и стал частью леса, росшего неподалеку. Надежно скрытый от посторонних глаз дом жил своей жизнью. Время от времени в нем пробегали тени, начинали скрипеть половицы и слегка двигаться двери. И только комната, где раньше жила любимица и гордость семьи малышка Киа оставалась нетронутой. На нее не влияло время – лишь слой пыли указывал на то, что здесь давным-давно никто не живет. И плотно притворенная дверь так ни разу не сдвинулась с места.
Но порой по ночам лунному лучу все же удавалось проникнуть в окошко комнаты – и тогда начиналось волшебство.
Пыль вдруг начинала серебриться и таять, возвращая вещам их первоначальный вид. Неподвижные и изломанные часы собирались вновь и их мерное тиканье, как и прежде, подчеркивало тишину. И ровно в три тридцать ночи выдвигалась жердочка с кукушкой. Вместо механической птицы на жердочке сидел очень солидный и важный скворец во фраке и с пенсне на носу. Дважды постучав клювом о жердочку, он объявлял об открытии собрания Старых Сказок. И всегда он говорил одно и то же в начале собрания: «Спасибо тебе, Люцик, за твой визит к нам» Люцик – так звал себя лунный лучик и его имя очень уважали обитатели этой старой странной комнаты. Когда-то девочка, жившая здесь, придумала сказки о большинстве вещей в комнате – и они обрели душу. А вещи с собственной душой не умирают.
Каждую ночь после прихода Люцика жители комнаты вспоминали свои сказки, сказки в которых именно они были главными героями. В эту ночь наступил черед одной из картин у стены. Безвестный художник нарисовал на холсте тоненькую смешную девочку с встрепанными волосами. Ветер раздувал ее платье, а она осторожно смотрела вниз с утеса на далекие брызги воды. Прошли пара мгновений и потек плавный рассказ картины.
« На берегу синего Океана стоял небольшой домик, увитый виноградом и диким плющом. Это был дом Художника. Художник жил в той странной и счастливой стране, где долго-долго длится лето, осень невероятно свежа и красива, а зимы не бывают холодными, зато снег всегда выпадает на горных склонах. Это был поистине прекрасный край, и Художник был счастлив. Он жил в своем доме и не чувствовал себя одиноким, хоть и до деревни было далековато, а вместе с Художником не было даже кошки или собаки. Зато у него были кисти и краски, ранние рассветы и поразительные закаты, сосновый бор и огромный океан под окнами дома. Год за годом он просыпался под крики чаек и провожал в путь корабли, и все рисовал, рисовал, рисовал… Его картины были прекрасны и различны – не было ни одной похожей или повторяющейся, но Художник чувствовал, что главного в них не хватает. И он никак не мог понять – чего же.
Люди в деревне знали Художника в лицо, вежливо здоровались с ним и с восторгом смотрели на его работы. Но они отчего-то никогда не общались с ним подолгу и не заводили дружбу с ним. Так было до начала четвертой весны жизни художника в этом доме. И когда в садах зацвели яблони в деревню приехали двое: дедушка с внучкой. Дедушка словно вышел из сказок: с белой окладистой бородой, чуть усталыми и смешливыми глазами цвета неба в солнечный день, он курил старую вычурную трубку и любил рассказывать вечерами разные небылицы. Дедушка ходил в сером жилете и черных брюках, на голове у него была шляпа-котелок, а в кармане жилетки всегда были при себе часы с музыкальным боем. Каждый час они начинали играть веселую мелодию. «Тирлим, тирлим, тирьярирам! тирлим, тирлим, тирьярирам!» - пели карманные дедушкины часы. Девочка очень любила эту мелодию.
Сама она была неуловимо похожа на дедушку – и цвет глаз, и внутреннее спокойствие, и легкость в общении с людьми, и светлый взгляд на мир сближали их. И люди, видевшие их вместе, безошибочно узнавали в них родственников.
Дедушка очень любил поглаживать коротко остриженные, непослушные волосы внучки. А она в такие моменты забиралась к нему на колени, одергивая ситцевый светлый сарафан, и весело улыбалась. А дед шутливо бранил ее за расцарапанные коленки.
Они поселились на окраине деревни – в новом, недавно построенном доме, в котором все еще пахло свежими сосновыми стружками. И жители деревни с легкостью улыбались этим светлым людям.
Шел дождь, когда Художник вновь пришел в деревню со своими картинами. В это время года грозы внезапны и он никак не ожидал, что ливень застанет его в дороге. Холсты начали намокать, и Художник почти бежал в деревню, старясь прикрыть полотна своим телом. Девочка увидела его из окна и бросилась из дома на помощь, прихватив с собой плащ. Вдвоем они занесли картины в комнаты и осторожно положили их на пол. Холсты должны были высохнуть, прежде чем вновь можно было бы нести их куда-нибудь, да и дождь не спешил заканчиваться. Девочка с дедушкой проводили художника на кухню и напоили его восхитительно горячим
и вкусным чаем.
- А почему я не видела вас раньше в деревне, господин Художник? – спросила маленькая хозяюшка, заботливо подливавшая чай в опустевшую чашку дедушки.
- Я редко бываю здесь – улыбнулся он в ответ. – Мой дом дальше, на вершине утеса. Ах, какой там восхитительный вид! Я готов всю жизнь провести там и потратить все свое искусство лишь на то, чтобы показать, как там красиво. Я еще не видел столь прекрасных мест – мечтательно проговорил он.
- Как хорошо вы говорите об этом месте! А могу ли я как-нибудь побывать у вас в гостях и полюбоваться пейзажами? – кокетливо спросила девочка.
- Да, конечно! Я был бы только рад. Признаться по правде, у меня редко бывают гости, - смутился Художник.
- О, это дело поправимое – вступил в беседу дедушка. – Дайте ей только волю, и моя внучка будет гостить у вас дни напролет!
Незаметно завязался оживленный разговор, подошедши к концу лишь спустя несколько часов. Художник едва успел приобрести в местной лавочке то, зачем приходил и пополнить запасы краски и кистей, а затем отправился домой, стараясь идти быстро как только мог – уже темнело. На следующее утро он стал рисовать совсем не сосны и море, не чаек и не далекий силуэт парусника – в его набросках все отчетливее и отчетливее становилась видна голова девочки, ее восторженный и вместе с тем осторожный взгляд куда-то вниз, напряженно вытянутая шея…. Штрихи чертили ее лицо на бумаге, изображая голову девочки в фас, профиль, анфас… Художник словно почувствовал приближение чего-то грандиозного, необычайного…
Ближе к полудню в дверь робко постучали. Это была его вчерашняя знакомая – оказалось, он забыл картины у них в доме. Что же, Художнику всегда была присуща рассеянность. А девочка тем временем оглядывала дом, мастерскую, лежащие повсюду холсты и картины, кисти, краски, карандаши, этюды и зарисовки, тряпки, мелки, тушь… а затем подошла к окну и восторженно замерла, глядя на открывшийся вид.
Художник показал ей окрестности, провел по самым красивым местам, расположенным у его дома. И в какой-то момент сам замер: девочка подошла к краю утеса и опасливо вытянула шею, зачарованно глядя на то, как волны разбиваются о неприступную твердь камня, и взлетает ввысь белая пена. Ветер трепал ее коротенькие волосы, раздувал платье. В этот момент она была похожа на неведомую птицу, собравшуюся взлететь – а за спиной ее синел Океан, был виден край берега, сосновый бор и величаво плыли по небу облака. Стремительно пролетела мимо чайка, поймавшая в соленой воде рыбину, и девочка отшатнулась от края. Тогда Художник понял, как должна выглядеть его лучшая картина – и осторожно спросил девочку:
- А ты не против, если я тебя нарисую?

Эту картину он рисовал около полугода. Это действительно было лучшее, что он создал. А потом Художник уехал. Поговаривают, что после той картины он больше никогда не брался за кисти и краски. А кто-то говорил, что он тяжело заболел и умер. Но этого уже никто не узнает» - закончила свою сказку картина. И Люцик, тихо вздохнув, выскользнул из комнаты. Скворец еще дважды стукнул по жердочке, и все вернулось на свои места. И комната вновь замерла, ожидая возращения лунного луча.