Когда я увидел эту открытку (к слову, работа известного мастера — Четверикова В.И.), я купил таких десяток. В каком году это было? Интернет сообщает, что выпущена она в 1987-м, а мне кажется, что увидел я её раньше. Ну, это неважно, мало ли, что мне кажется.

Вся моя родня, в те годы ещё довольно многочисленная, присылала друг другу карточки ко всем государственным праздникам. В нашей семье рассылки были поручены мне, как «представителю молодого поколения», и я же должен был закупать открытки. Карточка очаровала меня своей универсальностью. Годится ли она к Новому году? Разумеется — заяц очень новогодний зверёк. Кстати, только вчера вечером понял, что эта открытка выпущена многомиллионным тиражом советским издательством к году розового кролика «по восточному календарю». 35 лет с гаком понадобилось, что бы догадаться... Как поздравление к дню рождения — тоже отличная картинка. К 8 Марта — прекрасно подходит (подходило, напоминаю, дело давнее, всё происходило в стране СССР), ибо гусар с большим букетом наилучшим образом соответствовал «дню прекрасных дам». К 23 февраля — тоже можно, вон какой бравый вояка нарисован, а то, что не совсем канонично — так это же здорово, весело...

А теперь немного досужих и мало на что претендующих соображений о праздниках вообще и о том, в частности, что значит «прижившийся» праздник.

Праздник. Праздность. «Сегодня такой день — никто не работает». Дико банальные вещи пишу, а сама ситуация, когда «можно не работать» она, ведь, не совсем банальная. Как это — «не работать»?

Как и откуда возникает, учреждается, обнаруживается точка во времени, когда  перестают действовать сами законы мироздания, обрекающие человека на (если не лицемерить) тяжёлый и в общем-то неблагодарный труд, на полную тревог и мучений обыденность? Только что эти безжалостные законы были, и завтра утром они снова вступят в свои права, а нынче краткий миг, когда всё иначе.

Кстати, тут ключик к тому, почему смещение или упразднение «прижившейся» даты воспринимается с протестом или суеверной тревогой — раз уж кто-то в прошлом нащупал, где именно в цепочке железных будней можно учредить разрыв, то это открытие драгоценное и неслучайное, это откровение и/или дар. А «анархический» подход типа, «зачем нам скучный календарь, будем устраивать себе праздники в любой день, когда захочется» — это не просто профанация, это притязание на (страшную) роль мага. Впрочем, тот, кто способен в произвольно выбранный день устроить пусть крохотный, но «другой мир», и вправду немного маг.

Праздник (повторюсь) — это инобытие, иномирье, «другая реальность». Кем вы будете в другом мире? Ну, точно не тем же самым, что в мире наличествующем — всё ж другое. Но это инаковость будет неслучайной, другой мир даст шанс на утоление человечьей смутной жажды, тоски по несбыточному, но чаемому. Посему «настоящее», т.е. «архаичное» празднество — это царство ряженных, маскарад, время примеривания на себя несуществующих или недостижимых ролей. Ну, и время безобразий, сопутствующих смене образов.

И вот занятная ситуация: парные «красные дни календаря» («мужской день» и «женский день») народная практика за три поколения обратила (почти?) в «настоящие», т.е. карнавальные праздники  (впрочем, «народная практика» там не единственный автор). День Красной армии, «прогнавшей господ», превратился в день, когда «все» мужчины как бы должны стать немного гусарами, мушкетёрами, гвардейцами и ожившими персонажами картины «дружина пирует на бреге» (т.е. немного «господами»). День «международной солидарности трудящихся женщин» — это и вовсе торжество куртуазной галантности, чествования женской привлекательности (иногда потрясающе неуместное), тостов «за прекрасных дам» и застольных капризов типа «джентльмены найдутся, что бы даме кетчуп передать?». Карнавал невидимых киверов и кринолинов.

Никто не может быть архитипичным гусаром в рутинной обыденности; даже профессиональный военный, это, по преимуществу, кто угодно, но не гусар и не мушкетёр (хотя курсанты в позднесоветское время гусарили, смайл). Но вот, наступает «особенный день» — и для того, что бы побыть гусаром довольно своего желания и готовности окружающих подыграть, т.е. попраздновать. «Смотри, я вывернул тулуп на изнанку, и теперь я медведь, такие нынче дни». Никто не может быть принцессой, ни дочь министра, ни любовница богача, даже британские принцессы не могут быть «совсем принцессами». Но наступает особенный день, немного коллективной магии, и вот она — девочка, принцесса, даже фифа, «сегодня можно».

 

 

Художник Зарубин В.И., 1979 год

 

 

Праздник это утверждение того, что человек не является 100% посюсторонним существом, и не может ни удовлетвориться посюсторонним миром, ни удовлетворить этот мир.

Соответственно, самые ярые ненавистники праздников как таковых, это те, кто полагает, что вся эта тоска по иному — следствие лени, невежества и психического нездоровья, что мир может удовлетворить человека, а человек может привести мир в удовлетворительное состояние, просто вкалывать надо, ну, или там — «бороться за идеалы». То есть люди «идейные», утописты, неважно ретроградный или прогрессистский это утопизм. Праздники — в оптике таких людей — это маленькое дезертирство, репетиция предательства (по отношению к порядку, к долгу или к «прекрасному будущему»). И, к слову, и в этом есть логика, но о ней как-нибудь в другой раз.

Проявление того же утопизма — желание отменить какой-нибудь праздник на время, «сегодня нам нечего праздновать, сначала нужно всё поправить, а уж потом...». Иногда это объяснимо, и, допускаю, назидательно. Но праздник всегда в незаслужен, потому, что в повреждённом мире никогда не будет «как надо».

Такому неприятию праздника соответствуют «антипраздники», что-то вроде «Всемирного дня устойчивого туризма» или «Всемирного дня зернобобовых» (они реально присутствуют в февральском календаре ООН), то есть выделенные даты для особенно пристального внимания к определённой посюсторонней проблеме, сфере деятельности и т.д.

И 23-е и 8-е с разных сторон пытаются «расколдовать», скажем, вернуть «день РККА» «масону Троцкому» или «ужать» его до состояния профессионального праздника «служивших в ВС», а 8-е вернуть «проституткам Цеткин и Люксембург» (извините, цитата) и прочее, там много вариантов. Мне не очень интересно обсуждать эти попытки (я могу им даже сочувствовать), но в скобках дам одно техническое замечание: «мужской и женский день» (в том виде, в каком они отстоялись в традиции), вероятно, стали бы абсолютно неуместными в случае если бы «гендерная идеология» и прочий «конселинг мужских шовинистических свиней» превратились бы из модного поветрия для модной публики в основательный мейнстрим, подкреплённый бюрократическими практиками. Парадокс (впрочем, довольно мнимый): прогнать тень мёртвой Клары Цеткин может только живая и зубастая «коллективная наследница Клары Цеткин». Ну, а пока — всё на своих местах (почти).

Хотя, надо учитывать, что «настоящие» праздники и без того за последние 40 (или 100, или 200) лет многое подрастеряли, в частности, с угасанием практики больших общих застолий. Каковое угасание затейливым образом сочетается с модой на «кулинарное искусство». Впрочем, это всё другая история...