БЕЗДНА ЗРАЧКА. Фантастический рассказ. Часть 1

Глава 2. Проект "Окулус"

Зал "Айнштайн" представлял собой амфитеатр с концентрическими рядами кресел, спускающимися к центральной платформе. Когда Мира вошла, большинство мест уже было занято. Она узнала ведущих специалистов Консорциума по астрофизике, космической инженерии и экзобиологии. У многих на лицах читалась смесь возбуждения и недоверия.

В центре на платформе стоял директор МКК Андрей Васильев — высокий мужчина с безупречной осанкой и идеально подогнанным графитовым костюмом. Его седые волосы были коротко подстрижены, а взгляд пронзителен и холоден, как у хищной птицы. Рядом с ним стояла женщина в форме космофлота — адмирал Хельга Нордстрём, глава военно-космических сил Земного Альянса.

Мира скользнула на свободное место рядом с профессором Лин-Вэем. Краем глаза она заметила недовольные взгляды некоторых коллег. Её репутация бунтарки и мечтательницы, выдвигающей непроверенные теории, не прибавляла ей популярности в консервативных научных кругах.

— Благодарю всех за оперативность, — голос Васильева, усиленный акустической системой зала, прозвучал громко и чётко. — Полагаю, профессор Лин-Вэй уже проинформировал вас о ситуации с NGS-7142b. Мы имеем дело с беспрецедентным астрофизическим феноменом, который требует немедленного изучения.

На огромном голографическом экране за его спиной появилось изображение чёрной дыры с диаграммами, показывающими динамику замедления её вращения.

— Совет директоров Консорциума в сотрудничестве с Межпланетным научным комитетом и Объединённым космофлотом принял решение о запуске экстренной экспедиции к объекту. Проект получил кодовое название "Окулус".

По залу пронеслись тихие возгласы удивления. Экспедиция к сверхмассивной чёрной дыре в другой галактике? Это звучало фантастически даже с учётом новейших технологий сверхсветового перемещения.

— Я понимаю ваш скептицизм, — продолжил Васильев, словно прочитав общие мысли, — но благодаря расположению чёрной дыры и наличию стабильного пространственного коридора Каллени-Дорна в секторе NGK-5, мы можем достичь цели за сорок два дня с использованием новейшего исследовательского судна "Окулус". Это оставит нам тридцать шесть дней на исследование аномалии до предполагаемой остановки вращения.

— Сорок два дня? — раздался скептический голос с верхних рядов. — Даже с использованием коридора, это... оптимистично.

— Расчёты подтверждены, доктор Чанг, — ответил Васильев. — Инженерная группа уже работает над окончательной подготовкой корабля. Запуск запланирован через девяносто шесть часов.

Девяносто шесть часов. Четыре дня. Мира почувствовала, как учащается её сердцебиение. Всё происходило слишком быстро.

— Экипаж будет состоять из двенадцати специалистов, — продолжил Васильев. — Командующим назначен капитан Элвин Терн. — На экране появилось изображение сурового мужчины с ястребиным профилем и шрамом через левую бровь. — Военный космонавт с двадцатилетним стажем, участник экспедиций "Глубокий космос" и "Эхо Андромеды".

Директор начал перечислять остальных членов экипажа, и с каждым названным именем Мира понимала, что Консорциум собрал элиту мировой науки. Планетарный геолог Фарра Хан, специалист по экзотической материи Джонас Фелл, нейрохирург Самил Дарко...

— ...и научный руководитель экспедиции, доктор Элеонора Васильева.

При этих словах Мира не смогла сдержать удивлённый вздох. Элеонора Васильева, дочь директора и её главный научный оппонент. Женщина, которая публично раскритиковала её последнюю работу, назвав "спекулятивной философией, замаскированной под науку". Прекрасный выбор, если вы хотите отвергнуть любую нестандартную теорию.

— Также, по специальной рекомендации профессора Лин-Вэя, — Васильев сделал паузу, — в состав научной группы включена доктор Мира Кович.

Шёпот пронёсся по рядам. Мира ощутила десятки взглядов, обращённых на неё — от удивлённых до откровенно возмущённых. Она выпрямилась, стараясь сохранять непроницаемое выражение лица.

— Дамы и господа, — Васильев поднял руку, призывая к тишине, — я прекрасно осведомлён о научных дискуссиях и разногласиях в нашем сообществе. Но данный феномен требует нестандартного мышления и разнообразия подходов. Доктор Кович имеет уникальный опыт теоретического моделирования нестандартного поведения чёрных дыр, и её участие в экспедиции может оказаться решающим.

Мира поймала на себе изучающий взгляд адмирала Нордстрём. Военная женщина смотрела на неё с нечитаемым выражением, словно оценивая.

После завершения брифинга, когда учёные разбились на группы, обсуждая услышанное, к Мире подошла Элеонора Васильева. Высокая, с идеальной осанкой и холодными серыми глазами, она всегда выглядела так, словно только что сошла с обложки "Научного обозрения МКК".

— Доктор Кович, — её голос был подчёркнуто вежливым, но с оттенком льда, — какая... интересная случайность, что именно вы присоединитесь к экспедиции.

— Случайности не существует, доктор Васильева, — ответила Мира, встречая её взгляд. — Только закономерности, которые мы пока не понимаем.

— Надеюсь, вы понимаете, что это не научный симпозиум, где можно безнаказанно выдвигать фантастические гипотезы. От наших решений будут зависеть жизни.

— Именно поэтому иногда стоит выходить за рамки консервативных теорий, — Мира улыбнулась. — Особенно когда реальность уже сделала это за нас.

Элеонора хотела что-то ответить, но в этот момент к ним подошёл её отец.

— Полагаю, вы уже начали обсуждать предстоящую работу, — сказал директор Васильев. — Это хорошо. Доктор Кович, могу я поговорить с вами наедине?

Кабинет Васильева располагался на верхнем уровне комплекса с панорамным видом на город и гавань. Стерильная белизна стен и минималистичная мебель создавали впечатление, что директор проводил здесь минимум времени. Единственным личным предметом была старинная модель космического корабля "Салют" в стеклянной витрине — дань уважения первым шагам человечества в космос.

— Присаживайтесь, доктор Кович, — Васильев указал на кресло напротив своего стола.

Мира опустилась в кресло, поражаясь его неожиданному комфорту. Видимо, директор всё-таки проводил здесь больше времени, чем казалось.

— Я ознакомился с вашей медицинской картой, — без предисловий начал Васильев.

Мира вздрогнула. Её медицинские данные были конфиденциальными, но, конечно, для директора МКК не существовало закрытой информации.

— Ретинальная нейропатия Шварца-Танаки, — продолжил он. — Редкое заболевание. И, судя по последним записям, прогрессирующее быстрее, чем ожидалось.

— Это не повлияет на мою работу во время экспедиции, — твёрдо сказала Мира.

— Я в этом не сомневаюсь, — Васильев слегка наклонил голову. — Но возникает вопрос: почему вы не подали заявление на полную нейроретинальную реконструкцию? Консорциум покрывает такие процедуры для ключевых сотрудников.

Мира сжала подлокотники кресла.

— Моё тело отторгает большинство имплантов на клеточном уровне. Риски реконструкции перевешивают потенциальную пользу.

— Я говорю не о стандартной процедуре, — Васильев слегка подался вперёд. — У нас есть экспериментальная программа, которая могла бы...

— Директор, — перебила его Мира, — я благодарна за заботу, но я приняла своё состояние. И да, это одна из причин, почему я так хочу участвовать в экспедиции. Это может быть моим последним шансом увидеть нечто по-настоящему экстраординарное.

Васильев изучал её лицо, словно пытаясь прочесть скрытые мотивы.

— Понимаю, — наконец произнёс он. — Но я должен быть уверен, что ваше... состояние не поставит под угрозу миссию или других членов экипажа.

— Я буду работать с доктором Дарко над протоколом мониторинга, — сказала Мира. — И я готова подписать любые необходимые документы, снимающие ответственность с Консорциума в случае осложнений.

Васильев кивнул, затем поднялся и подошёл к панорамному окну. На горизонте сгущались тучи, предвещая бурю.

— Я зависел от своих глаз всю жизнь, доктор Кович, — неожиданно сказал он. — Когда в сорок два мне диагностировали дегенерацию сетчатки, я думал, что моя карьера окончена. Первые экспериментальные импланты того времени давали лишь тридцатипроцентное восстановление.

Мира молчала, удивлённая этим откровением.

— Элеонора, моя дочь, тогда училась в школе. Она отказывалась принимать, что её отец может ослепнуть. Начала изучать офтальмологические исследования, проводила часы в медицинских базах данных. Именно она нашла экспериментальную программу в Швейцарии, которая спасла моё зрение.

Он повернулся к Мире.

— Я понимаю вашу решимость, доктор Кович. Но я также знаю, что иногда нам необходимо принять помощь, даже если мы считаем, что справимся сами.

— Ваша дочь никогда не упоминала эту историю, — тихо сказала Мира.

— Элеонора не любит говорить о личном, — в голосе Васильева промелькнула нотка теплоты. — Она может казаться холодной, но за этим скрывается невероятная страсть к науке и забота о людях. Даже если она выражает это через жёсткую критику.

Мира подумала о своих острых дискуссиях с Элеонорой, о язвительных комментариях к её работам. Неужели это была своеобразная форма заботы?

— Я ценю вашу откровенность, директор, — сказала она. — И обещаю, что не подведу экспедицию.

— Я рассчитываю на это, — Васильев вернулся к столу. — Потому что, доктор Кович, у меня есть предчувствие, что то, что мы обнаружим возле NGS-7142b, изменит наше понимание вселенной. И для этого нам понадобится ваш уникальный взгляд. В буквальном и переносном смысле.

Когда она покидала кабинет, Мира чувствовала, как внутри неё борются два противоречивых чувства: тревога перед неизвестностью и странное, почти суеверное ощущение, что чёрная дыра, каким-то необъяснимым образом, зовёт именно её.

 

• ЧАСТЬ 1. АНОМАЛИЯ
• Глава 1. Диагноз
• Глава 2. Проект "Окулус"

Продолжение следует ...