Я родилась в сентябре 1951 года в Ленинграде. Есть сестра, она старше меня на четыре года. Мама всю блокаду проработала в городе, она была служащей. Отец, вернувшись с фронта, был заводским рабочим.

Помню день смерти Сталина. То есть, я тогда не знала, что это именно такой день, но запомнила, как пришедшие к нам взрослые, которых я могла и не знать, стояли молча вокруг стола посередине комнаты, слушали радио и утирали слёзы.

По эмоциональному накалу это было настолько сильно, что полуторагодовалый ребёнок, коим я тогда являлась, запомнила эту картинку на всю оставшуюся жизнь. Но это – картинка.

А жизнь, которой тогда жили, была постоянным преодолением. Слово «надо» было, наверное, самым главным в нашем воспитании.

У отца было образование 7 классов средней школы, у мамы – и того меньше. И они точно знали, что детей надо вырастить, надо выучить, надо, чтобы они получили высшее образование.

Нам с сестрой надо было хорошо учиться, чтобы по окончании школы сразу поступить в институт. И мы были отличницами, потому что иначе было нельзя. И в институты свои мы поступили.

Но вот это «надо» так впечаталось в мозги, что было почти волшебным словом. Если что-то «надо», значит идёшь и делаешь. Тогда не принято было спрашивать Кому надо? Зачем надо? Почему именно это надо?

Хотя, конечно, в разных семьях было по-разному, не у всех обстояло так, как у нас. Но в том, что так было у многих, я просто уверена. Просто таким было послевоенное время.

Я, как младший ребёнок, росла немного в тени старшей сестры. Ей внимания уделялось больше, но и спрашивали с неё крепче. Если, например, она поступала в тот институт, который назвал отец, то я умудрилась назвать свой ВУЗ только после того, как в него поступила. А потому что знала, что мой выбор отцу не понравится – так проявила свою самостоятельность.

Так уж сложилось, что моя жизнь была не настолько подконтрольной со стороны родителей, как жизнь старшей сестры. И все-таки, несмотря на все эти послабления,  слово «надо» так и осталось для меня каким-то магическим.

Когда пришло время воспитывать своих дочерей, я этим словом, конечно же, тоже пользовалась, но уже не с такой частотой и настойчивостью, как мои родители. В свои институты они поступали совершенно самостоятельно, безо всякого нажима с моей стороны. Время научило меня уважать выбор своих детей.

А вот в меня это «надо» засело крепко, до чрезвычайности. Оно у меня не просто живёт в голове, оно уже в спинном мозге, оно в крови, оно в каждой клеточке моего уже давно не молодого тела.

Теперь, анализируя события прошедшей части жизни, понимаю, что многие поступки совершались под действием «надо», что совсем могло не совпадать с тем, что я хотела на самом деле. Считаю, например, что браки мои неудавшиеся стали таковыми в том числе и в результате придания неоправданно большого веса этому всесильному слову «надо».

И сейчас уже многие мелкие бытовые решения я принимаю тоже через слово «надо». Остановлюсь, подумаю, поспорю с собой и сделаю потом «как надо».

В жизни Стёпы наступил момент, когда все попытки найти хоть какую-то работу закончились крахом. Обидным здесь было то, что работать-то она могла, да и мозги еще годились для этого, времени свободного полно, но потенциальных работодателей пугал, вероятно, её возраст. Не хотел никто связываться с ней, 70-летней.

Не могла понять Степа их образа мыслей. Работу она искала только удаленную. И если работа сделана в срок и с приличным качеством, то какое значение может иметь возраст работника? Она уж и предлагала пару недель поработать в тестовом режиме, без оплаты, чтобы работодатель мог убедиться в ее работоспособности. Но и эта замануха их не прельщала.

Единственно, куда ее приглашали, компании, где надо было что-то продавать. А вот этого не хотела она сама. Многократно попытавшись войти в эту область межчеловеческих отношений, Стёпа поняла, что такая работа не для неё. Не могла она ничего продавать – ни услуги, ни товары. У неё была психология покупателя в чистом виде, и это не давало ей шансов. Все жизненные планы были построены с расчетом, что работа обязательно будет, и не должно было полуголодное существование на одну пенсию оказаться яркой повседневной реальностью.

Правда, присущая ей лёгкость характера не позволяла опускаться в стенания и муки по поводу неудач в поиске работы. Стёпа старалась с юмором относиться к своему безработному статусу, пыталась занять голову и руки каким-то делом, которое ей нравится. Здесь годилось всё: и вязание, и придумывание чего-то рукописного, и обучение на разных бесплатных курсах. Старалась не скучать, ей это удавалось.

Так, побившись о стены несоответствия своих желаний и возможностей, она на какое-то время затихла, обидевшись на весь белый свет. Потом же, за неимением никакого дела, никакой мозговой занятости, решила, наконец, нырнуть с головой в писательство.
Не имея никаких обязательств и договоров, получив в неограниченное пользование всё своё время, истратив из скудных поступлений деньги лишь на бумагу и ручку, стала Степа постигать основы этого непростого ремесла.

Вначале мозги с трудом соглашались хоть сколько-нибудь поработать в этом изведанном однажды направлении. Иногда они даже попросту отказывались напрягаться. Правда, оказалось, что существуют способы договориться с ними (с мозгами), пообещав им за работу земных радостей. Начала Стёпа с кропотливого изучения книг, купленных когда-то или совсем недавно. Объединяло их то, что все они были написаны писателями, авторами множества художественных произведений. В них она нашла чрезвычайно интересную для себя информацию о том, как происходит это чудо, когда из неимоверного количества разрозненных мыслей рождается художественное произведение.
Подобная литература оказалась  притягательной и интересной. Из нее она мелкими порциями узнавала о тайнах и правилах писательского труда, о методах и способах разных писателей приведения себя в рабочее состояние, о вариантах развития сюжета, о работе писателя строго по плану и о работе «в свободном полете».

Теперь ее недлинные и недолгие прогулки стали не просто способом работы с телом и вариантом укрепления иммунной системы. Прогулки получили дополнительные цели и функции. Стёпа стала иначе смотреть на людей, замечая их мимику, жесты, настроение. Любые запахи становились красноречивее, их просто стало больше. Привычки, походка, мимолетные взгляды обращали теперь на себя её внимание.
Жизнь медленно, с каким-то не то чтобы скрипом, а с легким шорохом, разворачивалась перед ней неведомыми гранями. Всё происходящее больше стало похоже то на сон, то на фантастический фильм, то просто на детскую сказку.

Стали приходить воспоминания, которые давно были запечатаны крепко и сложены в самый дальний угол. За ненадобностью. Оказалось, что они могут быть яркими, подробными в самых мелких деталях, вплоть до заусеницы на пальце, спущенной петли на чулке, попавшей в глаз ресницы. Сможет ли она правильно распорядиться этим богатством, Стёпа не знала, но на всякий случай всё от пыли протерла, мешки и коробки выкинула, а остальное аккуратно расставила на красивые и удобные полки со стеклянными дверцами.

Постепенно всё стало меняться. Жестких рамок у ее режима не было, Стёпа плыла по течению. Ощущение от этих перемен было приятное, чаще даже радостное. Иногда писалось так легко, что она еле успевала за своими мыслями – как будто догоняла кого-то, бегущего впереди между мелькающими соснами.

Бывало, что ориентир терялся. Вначале Стёпу это расстраивало, но потом она приучила себя относиться к такой потере философски. Наращивать скорость, пытаясь схватить ускользающее, она не хотела. Очень уж был ценен для нее кайф от комфортной скорости. Предощущение того, что те разрозненные впечатления и воспоминания, которые легко ложились на бумагу без мук и переписываний, могут перерасти во что-то цельное, существовало, но где-то вдалеке.

Иногда вдруг выписывались целые главы, к реальной жизни отношения не имеющие. Но пока неожиданность появления таких глав быстро сменялась полной остановкой, отсутствием мыслей по их поводу и неожиданностью потери интереса к написанному.
Несколько раз Стёпа пыталась  предварительно распланировать зарождающиеся сюжеты. Ничего из этого не получалось. Дверь закрывалась. Несколько дней после таких попыток ощущалась полная бесплодность размышлений и какая-то беспомощность. Как будто по пустой пыльной площади ветер носит туда-сюда какие-то фантики, окурки. Потом потихоньку, по страничке, по нескольку абзацев получалось записывать то, что приходило на ум уже без всякого над ним насилия.

Ночные бдения тоже случались, но бывали значительно реже. Для себя Стёпа вывела правило: садиться за текст в тот самый момент, когда он (этот момент) вдруг наступает. Если откладывать начало работы на завтра, на понедельник, на первое число, то эту работу можно так и не начать.

Вспоминалось, как вдруг, без всяких планов и желаний, был написан первый рассказ. Это было летом. Работала Стёпа тогда в театральной кассе, в универсаме Таллиннский. И вот к концу рабочего дня как что-то нахлынуло. Ощущение было такое, будто текст диктует кто-то, еле успевала записывать. Рассказ почти на пятидесяти страницах написала за пару недель. Писала на каких-то обрывках. Дома заносила все в компьютер. Были в том рассказе такие трогательные моменты, перечитывая которые Стёпа плакала, громко всхлипывая. Такая вот сила искусства.

Когда потом всё улеглось, никто больше ничего не диктовал, рассказ был готов и издан (за свой счёт, конечно), Стёпа вспоминала свои ощущения. Будто сгусток энергии прошёл через нее тогда – так она охарактеризовала то, что с ней произошло. Тот рассказ и пришел к ней неожиданно, без предупреждения о своем появлении. А когда рассказ был готов, ажиотаж по его поводу спал, в личной жизни произошли какие-то изменения, отодвинувшие в сторону писательские радости. Жаль. Жизнь показала, что выбор был сделан неверный. Но, как говорят, «что сделано, то сделано».

Прошло с той поры около десяти лет. И вот виток жизненной спирали вновь изогнулся в похожем направлении. Только теперь, при этом повторе желание достичь результата стало ярче; подручных средств в виде дополнительной литературы стало больше, да и личная жизнь, хотелось бы надеяться, в этот процесс не вмешается. Стёпа вначале опасалась этих перемен. Потом, по зрелом размышлении, страхи её отпустили. Она поняла, что в любом случае ничего не теряет, занимаясь интересным для нее делом. Что-нибудь получится в любом случае, а какого оно будет качества и в каком количестве, жизнь покажет.

Думаю, что это будет блог о жизненных переменах. Переменах во всём: в увлечениях, предпочтениях, возможностях и способностях, в знакомствах и общении.