В колонках играет - Кино: "Каждую ночь"
Настроение сейчас - Треволнение...

А вообще знаете, как-то тоскливо. Осень, одиночество, все дела...
На сердце какое-то треволнение (или это я кофе перепил?). Остро не хватает музы... Никто не желает занять вакантное место?..

Никто? Ну как всегда...

Решил сделать ход конем на одном конкурсе. Под это дело собрался закрыть одну главу. Все же занимает меня этот период.

Как вам такое:

Около села текла речка. Делала это спокойно и размеренно, из года в год по одному и тому же руслу со дня в день, из века в век, со дня основания деревни, а то и вовсе со времен сотворения мира.
В ней бабы полоскали белье, купались дети, старики ловили рыбку – иногда большую, но обыкновенно – маленькую и костлявую.
В речке почти каждый год кто-то тонул.
Разумеется, в реке обитали водяные, русалки и прочая нежить. Разумеется также, что никто их не видел. По крайней мере, до первой чарки.
В общем, все как обычно.
Но вот пошли осенью дожди, вода в речке поднялась, затем морозы, затем…
Закончилось все тем, что река поменяла русло. И надо же такому случиться, что потекла прямо через жальник! Из холма, с которого погост начинался, получился остров, поросший крестами могил. Тех, кого похоронили ниже, вода стала вымывать из могил. По реке поплыли гробы, то и дело на берег выносило чьи-то косточки.
В деревне решили: дурная примета. Да только путали они причину со следствием: неприятности начались до того, как река повернула в новое русло.
Дожди и ранний мороз не дали собрать урожай.
Недород случался и раньше. Поэтому весной мужики, пожав плечами, засеяли поля худым, невызревшим зерном. Но следующей осенью все повторилось.
Людишки, чтоб собак не кормить, их перебили. Затем с котами дрались за пойманную мышь. После и кошек передавили, поели. Кузнечиков ловили, червей копали, траву жрали…
Потом, кто ушел, кто от голода помер.
И в деревне стала тишь да гладь, да божья благодать.
Опустела деревня. В монастыре не стало слышно крика деревенских петухов, пропали столбы дымов.
Деревня умерла.
Путнику перехожему – благодать.
Хочешь переночевать – выбирай любую хату. Никто слова поперек не скажет. Некому сон твой тревожить – тишина.
Обезлюдела Русь, словно Мамай прошелся.
Пронесется по дороге гонец, пройдет странник. И снова тихо.
А как-то в монастырскую калиточку постучался юродивый:
- Люди добрые, дайте водицы попить…
…В брошенной деревне несколько колодцев имелось. Пей из них – не хочу. Но нет, юродивый свернул на дорожку к монастырю. Видать, не только в воде было дело
Был он бос, ноги заросли коростой, волосы уже много лет не знали гребня. Вокруг шеи, словно платок – намотаны вериги.
В кельи не пошел, присел около колодца, что был вырыт посреди монастырского двора.
- Святой человек, - сказала настоятельница.
Сама поднесла ему ковш с водой.
Затем опустилась в роскошную осеннюю грязь и принялась омывать ноги страннику.
Сестры столпились вокруг. Уже давно в монастырь не приходило никаких новостей. Хотелось узнать: что в мире деется. Но никто не решался спросить первой, чтоб не прослыть любопытной.
Только не нужно это было: юродивый и без того оказался разговорчив:
- Истину вам говорю: последние дни наступают! Скоро ангелы вострубят, и мертвые восстанут! Слуги Диавола среди нас! Вон, третьего дня в Слепове дите боярское вина кубок выпил в трактире, стал дым и пламя изрыгать, а после огнем синим занялся и сгорел в час, словно вязанка дров! На земле русской мор и голод, мор и голод! И во всем виноваты царь и вы, бабы!
- Это как же? – ахнули монашки.
- А вот так! Весь грех от баб! Вы хоть рясы да скуфьи понадевали – все равно сосуд зла и орудие дьявола! И то, что ноне делается – кара за грехи наши, паче за грехи правителей! Царь Федор Иоаннович был кроток, богомолен… Грехи отцовы отмаливал! А как стал умирать, эти собаки в Кремле забыли его даже в монашеский чин постричь! А над его тятей постриг посмертно совершили!
- Ишь чего?.. – шушукались в толпе. – Как это он, «собаки в Кремле»! И не боится!
- Он юродивый. Ему можно…
- А я слышала, что царь Федор в тайное монашество был пострижен… - заговорил монастырский священник. - Царем-иноком он был…
Услышав последние слова, юродивый недовольно посмотрел на священника. Дескать, откуда тому знать. Кто в конце-концов юродивый?
- Кем бы он ни был, нету его, - продолжил гость. - А вот Бориско троном завладел обманно! Когда постельничьим был – травил Ивана Грозного! После одного сына его в Угличе зарезал, а другого со света сжил! Убийца и вор он! И кто ему присягнул, крест целовал – тот тоже преступник!
…Звеня цепями, юродивый ушел ближе к вечеру. В его котомку будто незаметно матушка-игуменья положила калачей, проводила гостя до ворот.
Затем еще долго смотрела вослед, крестила его.