Однажды некий человек по имени Дэвид прогуливался по одной из улиц города под названием Мэн Фуэгос. Все было как обычно: торговцы продавали всякий хлам, вокруг бегали попрошайки и просили милостыню. Он гулял здесь почти каждый день в надежде найти того ребенка. Причем чем больше он искал, тем больше понимал, что это бесполезно. Но один раз, прогуливаясь, увидел он странного ребенка, ходившего по улице. Ребенок даже был непонятно какого пола, настолько он был грязным и неопрятным. Одетый в черные лохмотья, он больше походил на какого-нибудь невиданного зверька, чем на человека. Из-под его одежды виднелись черные длинные кудри, по которым можно было все же предположить, что это была девочка. Она смотрела на всех дикими глазами. Она не помнила ни своих родителей, ни своего дома, ни были ли они вообще когда-нибудь. Девочка ходила по улицам уже несколько лет в поисках пропитания и дома. Своего дома. Но несмотря на свою беспризорную жизнь, сердце ее было чистым. Она не испытывала зависти, если видела проходящую мимо семью с множеством детей. Она никогда не знала, что такое материнская ласка и нежность. Она была сама за себя. Пару раз ее ловили, но она всегда находила способ, чтобы сбежать. Несмотря на все свои лишения, глаза ее блестели так же ярко, как блестят звезды. Словно говорили о том, что чтобы с ней не случилось, она всегда будет улыбаться назло всем и каждому. Ее кроткий взгляд не мог не остановить Дэвида. Немного подумав, он подошел к ней.

‑Как зовут тебя, дитя?

‑Меня зовут Виктория, сэр.

‑Виктория… Какое чудесное имя.  А меня зовут Дэвид. Ты можешь меня так называть.

‑Хорошо, сэр.

‑Ты хочешь есть, Виктория?

‑Хочу, сэр.

‑Ну вот и пойдем…

Он обнял ребенка за плечи и повел. Почему он выбрал именно эту девочку, а не какую-нибудь другую, - неизвестно. Знаю только то, что девочка эта почувствовала от него некую силу. Только непонятно какую. Он взял Викторию за руку и повел. Они шли и шли… И очень долго не было видно дома Девида. А он все так же вел Викторию за руку. Она стала постепенно чувствовать тепло, и чувство голода как будто притупилось. Но это “тепло” было странным… непонятным. А они все шли и шли. Вдруг она почувствовала, что сладкая дрема охватывает ее.