Прежде, чем учиться ходить, рожденный на Южнобережье ребенок должен  овладеть искусством лазить через изгороди. Иначе ему просто негде  ходить. Местные жители оттеснены от берега моря, до создания для них и их детей зон отдыха руки не доходят.  Кроме того, прибрежная полоса занята всяческими здравницами с пропускной системой. Не исключение и "Артек". В мое время на ворота сажали дежурить отдыхавших там пионеров. Уж не знаю, как их там наставляли, но обязанности свои они выполняли рьяно. Такая неумная политика привела к настоящей войне, где артековцы, они же "перцы", в терминологии тогдашних детей, играли роль оккупантов, а мы, местные ребятишки, выступали в качестве лихих партизан.

    И мы уже проникали в парк не только погулять да поиграть, но и мстительно пакостили, как могли. Например, старательно забивали грязью отверстия питьевых фонтанчиков, которые, ради экономии воды, били не постоянно, а только при включении жаждущим. Но эти гадости не шли ни в какое сравнение с куда более печальными результатами. Были случаи, когда артековцы, подгоняемые желанием поймать "туземцев" и выдворить их из охраняемой зоны, вслед за убегающими местными ребятишками лезли на скалы. А тут есть большая разница. Мы, чуть ли не с молоком матери впитывали навыки скалолазания. Знали, когда и за что уцепиться, куда поставить ногу и просто помнили назубок шаткие камни, которые следовало обходить, осыпи, излишне отполированные и ставшие скользкими валуны. Непривычные к горным условиям равнинные дети и калечились, и даже гибли во время подобных погонь.

    Мне долго не разрешали гулять в парке, начинавшемся в двух шагах от дома. Это была территория 2-го лагеря, позднее переименованного в дружину "Лазурная.

    История этих мест в двух словах такова: В 1829 году отставной поручик Александр Иванович Крым Гирей приобрел у У. Абдураманова около 20 десятин - необработанной земли (1 десятина -1,09 га) в  урочище Суук-Су.На своей земле он построил двухэтажный дом (ныне дача «Орлиное гнездо), высадил виноградники и фруктовый сад.

В 1874 году наследники Крым Гирея продали имение «Суук-Су» сестрам Голицыным – вдове гвардии полковника княгине Софье Александровне Ермоловой и баронессе Марии Александровне Шеппинг.

В 1987 году действительный статский советник Владимир Ильич Березин приобрел имение «Суук-Су» у них за 47 тыс. рублей серебром.

С 1898 по 1899 годы Владимир Ильич Березин увеличивает владения «Суук-Су» , прикупая у местных жителей несколько участков земли. Березин посвящает себя созданию курорта «Суук-Су» .

1 августа 1903 года курорт «Суук-Су» открыт.

 

 

После смерти Березина в 1900 году, его вдова построила на территории Суук-Су склеп, доживший до наших дней. Первоначально он выглядел вот так.

 

  Я застала его примерно в таком виде.

 

 

Только на современном снимке склеп окультурен, В мое же время, оттуда только-только перевели в другое место угольный склад, который, вынеся покойников ( как нас уверяли старшие), устроили в усыпальнице благодарные потомки. Парк был в великолепном запустении, за исключением центральной части, и к склепу мы пробирались через настоящие дебри. А ходили мы туда - бояться. В склепе было всегда сумрачно, прохладно и пахло сыростью. Мы считали, что это - трупный запах, поскольку полагали, что мертвецы не вынесены, а замурованы в в чем-то, вроде гудрона  в четырех больших нишах. 

 

 

    Если верить вот этому современному снимку, то мы были правы.  Только раньше здесь были просто засмоленные  прямоугольные  возвышения.

Напротив входа можно было различить в полумраке мозаичное панно, впоследствии я узнала, что изображало оно святых Владимира и Ольгу (Березина звали Владимиром, его жену Ольгой), и какие-то неразличимые уже надписи на церковно-славянском.

     

    Мы, внучата Ильича, швыряли в святых булыжники, чтобы отбить разноцветные кусочки смальты из которых прилежно выкладывали панно старательные ученики итальянского мастера Сальватти, автора многих мозаичных работ и церковных храмов Южнобережья тех лет. Что делать с добытым мы не додумались, постепенно кусочки терялись и мы вновь побивали великомучеников камнями.

    Ещё одним страшным, и, к тому же, запретным местом была узкая полоска каменистого берега, ведшая к Пушкинскому гроту ( название весьма условно - где-то в этих местах Пушкин хаживал). Запретным оно было потому, что над берегом нависал скалистый обрыв, населенный стрижами и скальными голубями. Его испещряли трещины, сверху падали камни, а нередко случались и вполне пристойные обвалы.

Немудрено, что родители категорически запрещали нам туда ходить. Мы боялись, но шастали там между точно такими же камнями, как и в безопасных местах.

 

 

    С ощущением страшного греха мы посещали одну из беседок, спрятанную в гуще сосен, которую какая-то молодь постоянно украшала непристойными надписями и рисунками. Мы бегали "читать беседку", как сейчас лезем в компьютер. Собственно, эти письмена и их последующее обсуждение и были моим сексуальным ликбезом. Мама ни разу в жизни не осмелилась побеседовать со мной на скользкие темы, ограничиваясь подсовыванием популярных брошюр о гигиене женщины.

     В зарослях мы находили и птичьи гнезда. Пялились на яйца или птенцов, но - не более того. Дети нашего двора с животными дружили и умели дружить, делая исключение разве что для насекомых. 

   Мы выкармливали найденных птенцов, которых не получалось вернуть родителям, от зябликов до чаек. Одни выживали, другие гибли. Мы хоронили умерших и учились на своих ошибках. Мы выхватывали из-под носа живодерки бабы Клавы приговоренных к утоплению котят общедворовой кошки и под негодующие вопли взрослых, ревели от страха, но тащили их в подолах по крышам сараев на чердак примыкавшего к ним одноэтажного домишки.

А потом подкармливали и  кошенят,  и благодарную мать, невзирая на недовольство жильцов.

Взрослого человека хлипкие крыши сараюшек не выдержали бы, а рьяных убивцев, способных искать варианты влезть на крышу иным способом, во дворе слава богу, не жило.

    Удивительно, но уже в 7-8 лет мы не то, чтобы осознанно, но брали на себя ответственность за дальнейшую судьбу спасенных малявок. Зная, что детям могут не разрешить держать кошку, мы отдавали котят только взрослым. Постепенно отработав методику пристройства, мы с успехом её применяли. Нужно было взять одного из подросших котят и с печальным видом шоркаться в местах скопления взрослых теть. Добившись внимания со стороны какой-нибудь доброй женщины, мы принимались врать жалобными голосами, что котеночек потерялся, голодный, плачет... Расходились котенки за пару дней.

    Особого внимания заслуживает эпопея с огромной дикой крысой. Она нагло прогуливалась вдоль сараев летним днем, и мать Сашки и Витальки швырнула в крысу молоток, совсем не рассчитывая попасть. А попала. Крыса забилась в конвульсиях, и тут набежала дворовая детвора. Зверька схватили и унесли прочь от неадекватных взрослых. Уложили на тряпочке  в тени побрызгали водичкой. Собственно, мы думали, что крыса убита и проводили эти реанимационные мероприятия скорее для очистки совести. Но крыса оценила заботу и стала оживать. Она поела из наших рук и позволила отнести себя в место, которое мы сочли безопасным для её дальнейшей жизни.

    Для меня до сих пор загадка, как взрослая дикая крыса поняла, что детеныши человека ей не враги?! Мы тащили её голыми ручонками, по очереди. Не из-за тяжести, а потому, что каждому хотелось понести. Выбрали место довольно далеко от дома. Выпущенная крыса вполне споро скрылась в кустах, то есть силы на укус у неё были. Но даже не попыталась куснуть.

    Мы не боялись собак. Каждую встреченную дворнягу нужно было кормить, гладить и целовать в нос. Никто не болел, никого не кусали, ни у кого не было глистов.

Надо как-то перебороть желание рассказывать о животных: на многотомник хватит материала. Они жили со мной с рождения, и живут до сих пор. Есть подозрение, что это счастье, единственное, никогда мне не изменявшее, зародилось там, в заросшем артековском парке.