ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Я родился летом. Это был жаркий июль, ветер гонял тополиный пух по улочкам маленького трехэтажного городка, примечательному корабельными соснами на окраинах, хаотично разбросанными каштановыми деревьями в единственном парке и обшарпанным стадионом с гипсовыми статуями спортсменов.
Я был первенцем, мне были рады бабушки, дедушки и мама с папой, совсем еще молодые, полные надежд и веры в то, что все и всегда у них будет хорошо.
Момента рождения я, естественно, не помню. Любая жизнь начинается с большой несправедливости: никто никогда не помнит своего появления на свет. А ведь это, если подумать, очень интересно и важно.
Маленького, вопящего и постоянно желающего кушать, меня запеленали в одеяло, повязали голубой лентой и принесли домой.
Так началось мое детство, которое я помню пунктирно, словно кадры из старого кино. Зеленый частный дом с цифрой восемьдесят на фасаде, липы у калитки, куча торфа во дворе, вечно червивая слива, куст крыжовника, два смородины, много пионов, немного сирени. Все картинки летние. Зимних картинок практически нет.
Детский сад, который я посещал был за углом, за забором в глубине двора находилось неведомое, охраняемое старым псом Тарзаном.
На самом деле, все, о чем я рассказываю, не имеет никакого значения для данного текста. Но принято начинать повествование сначала, поэтому я попытался это сделать. Получается нелепо, много лишней информации. Но переписывать ничего не стану, пусть будет так, как есть.


Мое детство ничем не отличалось от детства любого другого ребенка. Практически любое детство счастливое, если не брать крайностей. Я рос в полной семье, родители, как это часто бывает, не очень любили друг друга, но очень любили меня. Каждый по-своему.
В школе я учился неплохо, особенно мне удавались занятия по русскому языку, литературе, географии, истории. Из меня, как из кокона вылуплялся классический гуманитарий, в третьем классе прочитавший "Декамерон", но не умеющий ответить на вопрос по какому принципу работает, к примеру, лифт. Читать мне было интересно, а разбираться в устройстве механизмов не очень.
У меня был велосипед, и он был той достаточной вершиной технического прогресса, которая мне была нужна.
Папа никогда не звал меня, когда что-нибудь чинил, а я не очень-то и интересовался.
Потом у меня родилась сестра. Маленькая девочка, с которой я должен был делиться, потому что она маленькая девочка. Я делился.
Школа, улица, какие-то приятели, пионерский лагерь, желание иметь мопед, походы в лес, футбол, поездки в Москву к тете, маленькая собачка Джерри, верно прожившая со мной большую часть детства и счастливо умершая в глубокой старости, когда это детство закончилось. Кадры, кадры.
Потом была армия. Два года, как полагается. Два года, которые я могу описать в нескольких предложениях. Все было совсем не так уж плохо, как это принято считать. Кто-то невидимый явно берег меня, вероятно имея на меня свои планы, которые, к слову, я не успел оправдать.
После армии я поступил в институт. Естественно, гуманитарный. Я сдавал зачеты и экзамены в наскок, научился пить водку, думал, что научился любить девушек. Одним словом, началась моя другая история, менее счастливая, чем детство, но более захватывающая и драматическая.
На пятом курсе я полюбил. Полюбил по-настоящему, взахлеб, безапелляционно и, как выяснилось, навсегда.
Она была воплощением совершенства, как это бывает обычно впервые. Я смотрел на нее издали на танцах и очень страдал от того, что она смеется кому-то другому, оттого, что я невыносимо боялся к ней подойти, от того, что она вообще не знает о моем существовании, черт побери.
Я опасно забросил учебу, ведь курс был выпускной, я потерял аппетит и начал писать идиотские стихи, за которые настоящие поэты могли бы меня линчевать. Я ужасно терзался и не знал как жить дальше.
Помог случай. Моя однокурсница Ирина пригласила меня на День рождения. Я пришел к ней с поникшим, как и я сам, букетом хризантем с твердым намерением напиться, чтобы позабыть свое страшное горе.
Но когда я зашел в комнату, меня, словно ударило по голове космическим метеоритом, я онемел и потерял способность ориентироваться в пространстве. За праздничным столом, уставленным закусками и винными бутылками, как прекрасная роза среди зарослей чертополоха сидела ОНА!
ОНА смотрела на меня васильковыми глазами и улыбалась.
Когда я пришел в чувство, я понял, что наступил мой шанс, что на кон поставлено все.
Потом я пил вино, произносил, как мне казалось, остроумные здравницы, беспрестанно шутил, вызывающе громко смеялся и даже пытался петь. Было очень весело, все хохотали, наливали друг другу, а ОНА сидела, только подумайте, рядом со мной и смеялась над моими шутками громче всех. Мне хотелось, чтобы этот вечер никогда не кончался.
Но всему приходит конец. Глубоко заполночь гости засобирались.
-Интересно- спросила ОНА вдруг сразу всех- А кто меня проводит домой?
И посмотрела на меня.
В этот момент я понял, что счастливым можно быть не только в детстве.
Мы шли по заснеженной ночной улице, ОНА держала своей маленькой ладошкой мою руку, я продолжал нести какую-то полуостроумную чушь, она смеялась.
Это был долгий, очень долгий путь до ее дома.
Когда мы пришли, ОНА поцеловала меня в щеку, сбив мое дыхание на несколько секунд, а я уловил ее незабудковый запах.
На следующий день мы по-настоящему целовались на последнем ряду кинотеатра. Про что было кино я не помню.
Мы встречались год. Целый год. Целый гребаный год не прекращающегося счастья. Я был готов ради нее на все.Я засыпал ее цветами, дарил какие-то безделушки, и не было в жизни ничего прекраснее, чем тихие вечера вдвоем, в маленькой комнате, с выключенным светом и тенью качающегося за коном фонаря.
Через год мы поженились. ОНА была на третьем месяце беременности, весь мир принадлежал нам двоим и тому, кто должен был у нас родиться через полгода.
Я работал, мы не жировали, конечно, но на жизнь вполне хватало. Каждый день в восемнадцать ноль-ноль, я спешил домой, к ней. ОНА стала смыслом моего существования.
Несколько месяцев пролетело, как один день. Мы уже знали, что у нас должна родиться дочка. Мы даже придумали ей имя: Ева. Нам казалось, что это очень необычное имя, и что с таким именем наша дочка обязана быть такой же счастливой, как мы.И вот, в жаркий июльский день, когда ветер гонял тополиный пух по улицам, раздался телефонный звонок и мне сообщили, что ее срочно отвезли в роддом.
Я, сломя голову выбежал на улицу и поднял дрожащую от волнения руку, чтобы поймать такси. И тут меня насмерть сбил выскочивший из-за угла КАМАЗ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Умирать вот так, на взлете, обидно. Да что там, умирать всегда обидно, чтобы там не говорили. Я провалился в какую-то бездну, мне было совсем не больно, только немного страшно и холодно. А потом я летел, как космический метеорит куда-то вверх, в абсолютно беззвучном пространстве, в кромешной темноте. Я не знаю сколько времени это продолжалось. В бездне нет времени. Но вдруг где-то далеко я увидел едва уловимый свет и направился к нему. А потом я ничего не помню, потому что я исчез.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Сеня родился в жаркий июльский день, когда ветер носил тополиный пух по улицам города.
Сеня был первенцем, ему были рады бабушки, дедушки и мама с папой, совсем еще молодые, полные надежд и веры в то, что все и всегда у них будет хорошо.
Момента рождения он, естественно, не помнил. Любая жизнь начинается с большой несправедливости: никто никогда не помнит своего появления на свет. А ведь это, если подумать, очень интересно и важно.
Маленького, вопящего и постоянно желающего кушать,Сеню запеленали в одеяло, повязали голубой лентой и принесли домой.
Так началось сенино детство, пунктирно, словно кадры из старого кино.
Все было также, как у всех. По-своему счастливое детство, ведь, если не вдаваться в крайности, любое детство счастливое.
Иногда Сеню посещали ощущения того, что многое из того, что с ним происходит, с ним уже было. Ему был знаком этот маленький город, примечательный корабельными соснами на окраинах, хаотично разбросанными каштановыми деревьями в единственном парке и обшарпанным стадионом с гипсовыми статуями спортсменов.
Ему был знаком вкус крыжовника, который он срывал с веток куста, растущего во дворе, и зеленый дом на другой стороне улицы с цифрой восемьдесят на фасаде.
Очень быстро Сеня привык к этому ощущению и перестал обращать на него внимание. Его даже забавляло то, что он часто угадывал цвет калитки дома за углом и, в трехлетнем возрасте впервые придя в единственный городской парк, знал, где там расположены скамейки.
Детство Сени ничем не отличалось от любого другого детства. Сеня рос в полной семье, родители, как это часто бывает, не очень любили друг друга, но очень любили его. Каждый по-своему.
Детский сад, куда ходил Сеня ,находился за рядом.
Школа, улица, какие-то приятели, пионерский лагерь, желание иметь мопед, походы в лес, футбол, поездки в Краснодар к родственникам,рыжий кот Васька, верно проживший с Сеней большую часть детства и счастливо умерший в глубокой старости, когда это детство закончилось. Кадры, кадры.
В армию Сеня не пошел, потому что поступил в университет. Учился он ни шатко, ни валко, сдавал зачеты и экзамены. Научился выпивать, пару раз пробовал курить- не понравилось, думал, что научился любить девушек. Одним словом, началась другая история Сени, менее счастливая, чем детство, но более захватывающая и драматическая.
А потом Сеня увидел ЕЕ. Просто шел по улице и увидел худенького белокурого ангела с васильковыми глазами. Сеня сразу понял, что в его жизни произошло что-то значительное, и что все прожитое до этого момента, было всего-лишь прелюдией к чему-то главному.
Она шла к нему навстречу, ветер играл ее волосами и развивал полы белого плаща. Чем ближе она приближалась к Сене, тем больше перехватывало его дыхание.
- Я люблю тебя- сказал Сеня, когда ОНА сравнялась с ним.
Она недоуменно посмотрела на него, пожала плечами, а потом рассмеялась.
- Ты кто?- улыбаясь, спросила ОНА.
- Сеня- улыбнулся он в ответ- А ты?
- Меня зовут Ева.
источник: http://www.facebook.com/alexander.morales69/posts/...294¬if_t=feed_comment_reply