Сегодня подумала:а меня,ведь,взаправду больше внутри,чем снаружи.Да вот беда: это не сказать,ч то хорошо.Я и снаружи великоывата.
Внутри меня можно бежать,прыгать,ехать дня три от края до края,если не дольше..Хм,почему"если",как это"не дольше"!
Я,пожалуй,невообразимо бескрайняя,удивительно многомерная,потому можно не просто двигаться из пункта А в пункт Б,а -пересказывать туда из слоя в слой самым парадоксальным способом.Я внутри меня и безвременна: тысячи и тысячи времён бывших-небывших-придуманных-почти совершенных свивают и перекручивают пространство меня внутри.
Я ещё и цветная,переливающаяся самыми нереальными оттенками и смыслами,звуками и запахами.
Да только кому оно может быть интересно -забираться в такие дебри,если внутри меня - адова Зима?
Тут копалась ВК , наткнулась на интересную новость:про космические,гигантские молнии. Они могут(предположение учёных)возникать у границ некоторых чёрных дыр. Что-то там про избыточность,захват слишком большого кол-ва вещества и проч.Не так внимательно читала,потому как поняла,что может среди прочего ВНЕЗАПНО разрушить ненаш звездолёт с Максом на борту. Осталось выяснить всего ничего:как он оттуда попал в васин шкаф.Да,то,что Вася нашел Макса в шкафу,уже известно,хехе.Выкладу на днях,коли не позабуду.
Cегодня с утра,ползя на работу,продумала много каких связок для Васи..Ваааасяаааа, скоро-скоро!По причинам конспирации буду вылаживать-выписывать кусочки прямо тута,которое здеся...Хотя,вазмона,сетаке сначала - где-нитьв вВорде
-Понятно, - солидно кивнув, сказал Льога. Он совершенно не имел понятия о том, что или кто этот «тагом», и почему он выпускает в космос таких вот косноязычных курьеров за тридевять земель на спасательных ботах имперских космолётов, но чувствовал необходимость произвести впечатление компетентности, чтобы добыть хоть немного поясняющей информации.
Понедельник, 05 Сентября 2011 г. 01:30
+ в цитатник
Немного виноватая, грустная полуулыбка на красивых губах. Взгляд тёмных, внимательных, глубоких глаз немного исподлобья. Тонкие изящные руки неспешно кладут на стол кожаный мешочек, медленно, осторожно разматывают шнурок,несколько раз обмотанный поперёк мешочка. Движения как в медитации, как - ритуальные. Не в 1й раз,со знанием дела, с чувством. Вот наконец шнурок размотан. Настаёт очередь пуговички, её отстёгивают, нежно и бережно разворачивают мешочек. И вот уже блестят стальные ручки с насечкой,чтобы удобней держать и чтобы не соскользнула рука. На стол рядом с мешочком ложатся ножи, с заострёнными широкими, зазубренными лезвиями. Руки плавными, ласкающими движениями проходят вдоль них, глаза его теплеют, тихий приятный голос звучит в звенящей тишине. Он называет каждый нож по имени и рассказывает,что тот умеет резать.
"Как, мы сейчас покажем," - почти уже шепчет он, берёт самый любимый нож, искривлённый, словно ятаган, и заносит его над предварительно раздетой... !ДО 12 НЕ ЧИТАТЬ!
ААААА!!!!МОООООКООО!!!!ЗА ЧТООООО?!?!!
Огромное рыжее солнце с трудом вскарабкавшись к зениту ковшеобразного небосвода, продержалось там недолго. Не выдержав собственной тяжести, оно свалилось за горизонт.
Небеса не остались безучастны переменам. Там, где скрывалось солнце, они недоумённо порозовели (облакам, прикрывавшим бесславное бегство светила, стало стыдно и неудобно), а затем покраснели и побагровели. Высоко вверху небо по инерции ещё сохраняло дневной молочно-белый оттенок, на противоположной же стороне уже покрывалось обморочной бархатной чернотой; на которой осторожно вылуплялись первые звёздочки...
Оттуда же потянул пронизывающий ветер, предвестник ночи.
А ночи на Лире-7 были на редкость холодны и безрадостны, поэтому всё живое как могло экономило силы и темперамент.
На Безымянной равнине, словно написанной каким-нибудь экспрессионистом в абсентном угаре вдохновения, начался переполох.
У вопросительной интонации, лежащей на полу рядом со мной, не только правильная обще-хвостовая изогнутость, сложенные под белой манишкой лапки, но и настороженные большие уши, готовые принять любое, только не самое фантастическое, объяснение...
Недалеко от Альеты, в естественной низине у подножия полукруглой гряды холмов располагался космопорт. По случаю сурового, переменчивого климата основная часть строений была упрятана под землю. Наземную же - составляли только тарелка поля-антиграва и несколько приземистых зданий обтекаемых форм, серо-стального цвета, прижатых полем-антигравом к крутым бокам холмов. Под самым основанием холмов изогнулась в приветственной улыбке щель верхнего уровня приёмных палуб. Обычно космопорт работал круглосуточно, но сегодняшней ночью он был закрыт.
К середине дня в небо над Альетой и её окрестностями стянулись отряды огромных свинцовых туч. Холодный колючий ветер без устали сгонял их над городом, пока в небе не осталось ни одного светлого пятнышка. Завершив окружение, тучи начали арт-обстрел города и равнины, на которой он лежал, большими хлопьями снега, сначала редко, как будто пристреливаясь, а потом всё чаще и чаще. К вечеру над притихшей Эйнеке бушевала и выла на разные голоса настоящая метель. С побережья ей вторил рёв моря: Хурус штормило.
По поводу сильного ветра и нулевой видимости космопорт Альеты на время был закрыт.
Темно. Что такое «темно»? «Темно» это когда ничего не видно. «Темно» это когда не хочешь видеть. «Темно» это когда не понимаешь, что видишь. «Темно», когда не на что смотреть, когда некому видеть.
«Темно» это начало. Нет. Начало это нечто. «Темно» это то, что до начала, - ничто. Ещё нечему начинаться, нечему и некому быть, некому видеть, хотеть, знать.
«Темно» это конец. Нет – то, что после конца, когда нет уже ни того, на что смотреть, ни того, кто видит.
«Темно» это неизвестность, это страх перед ней.
«Темно» это надежда, это вера и знание того, что нечто грядёт. Темнота это начало и конец; то, что содержит всё, не являясь ничем.
«Темно» это прошлое и будущее всех вещей. Нужно только знать это, хотеть и уметь видеть в темноте. И тогда из неё выступит…
Первое утро отпускной жизни начинающего космотуриста, выдалось солнечное, на удивление свежее и белое. Из углов спальни задорно перекликались невидимые зимние птицы, воздух пропитал запах искусственной хвои (запись №11, «Утро в лесу»). Их гомон и тихое шуршание отодвигающейся шторы выбросили Васю из длинного и запутаного сновидения на два часа позже обычного. Отпускникнеохотно разверз заспанные очи и тут же прикрыл их снова: яркий свет залил его спальню. С минуту Вася задумчиво слушал трели птиц и потусторонние звуки: гудки машин, проносящихся мимо дома, шелест и хруст снега под их колёсами и ногами пешеходов и т.п. Потом он нюхал пластиковый лес и любовался лазерными цифрамии солнечными бликами, ходившими по потолку. Хоровод пятен привёл взор Василия к окну. Под ним обнаружились туго набитые сумки. Их окутывал ореол солнечного света. Сумки многозначительно и лучезарно переглядывались с лыжами в пластиковых чехлах и с ботинками в заснеженных коробках. Купленные накануне очки радостно улыбались владельцу с бланков путёвки. Комбинезон, разложенный тут же, приглашал поскорей его надеть, а задорно переливающийся в лучах Солнца билет на Процион так и просился в руки…
Чтобы излечить последствия ушибов и растяжений, Васе потребовалось в три дня ополовинить баночку. Того, что осталось, по Васиным прикидкам должно было хватить на Тэ-Гу.
Последствия же душевных травм искоренялись намного трудней. Даже инопланетяне не придумали ещё лекарства от обиды. Вася по-прежнему не мог простить коллегам «предательского» молчания. Коллеги по инерции выжидали и таились.