Господи, да где же слова-то, мысли мои где? Он с размаху ударил себя
полураскрытым кулаком по лицу. Ведь за всю жизнь ни одной мысли у меня не
было!
...
Подлость, подлость... И здесь они меня обвели, без языка оставили,
гады... Шпана... Как был шпаной, так шпаной и состарился... Вот этого не
должно быть! Ты, слышишь? Чтобы на будущее это раз и навсегда было
запрещено! Человек рожден, чтобы мыслить ...
Только ведь я в это не верю. И раньше не верил, и сейчас не верю, и для
чего человек рожден - не знаю. Родился, вот и рожден. Кормится кто во что
горазд. Пусть мы все будем здоровы, а они пускай все подохнут. Кто это -
мы? Кто они? Ничего же не понять...
Он допил остатки коньяка и изо всех сил ахнул пустую флягу о землю.
Фляга подскочила, сверкнув на солнце, и укатилась куда-то, он сразу же
забыл о ней. Теперь он сидел, закрыв глаза руками, и пытался уже не
понять, не придумать, а хотя бы увидеть что-нибудь, как оно должно быть,
но он опять видел только рыла, рыла, рыла... зелененькие... бутылки, кучи
тряпья, которые когда-то были людьми, столбики цифр... Он знал, что все
это надо уничтожить, и он хотел это уничтожить, но он догадывался, что
если все это будет уничтожено, то не останется ничего, только ровная голая
земля. От бессилия и отчаяния ему снова захотелось прислониться спиной и
откинуть голову, он поднялся, машинально отряхнул штаны от пыли и начал
спускаться в карьер.
Он был покрыт потом, задыхался от жары, и в то же время морозный озноб
пробирал его, он трясся крупной дрожью, как с похмелья, а на зубах
скрипела пресная меловая пыль. И он уже больше не пытался думать. Он
только твердил про себя с отчаянием, как молитву: "Я животное, ты же
видишь, я животное. У меня нет слов, меня не научили словам, я не умею
думать, эти гады не дали мне научиться думать. Но если ты на самом деле
такой... всемогущий, всесильный, всепонимающий... разберись! Загляни в мою
душу, я знаю, там есть все, что тебе надо. Должно быть. Душу-то ведь я
никогда и никому не продавал! Она моя, человеческая! Вытяни из меня сам,
чего же я хочу, - ведь не может же быть, чтобы я хотел плохого!.. Будь оно
все проклято, ведь я ничего не могу придумать, кроме этих его слов:
"СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫЙ!"