
Сумерки были теплыми и душистыми. Где-то доцветали пестрые табачки, горьковато тянуло бархатцами, а за невысокими изгородями пыльно пахли рослые мальвы. Такой сентябрь бывает лишь раз в несколько лет, когда осень запаздывает - и просит лето еще ненадолго ее подменить. И тогда из распахнутых по-летнему окон каждый вечер доносится уютный запах яблочных пирогов.
...Ближе к порту цветочные и домашние запахи отступали под мощным дыханием моря. В нем была соль и острый водорослевый йод, смола и настойчивый рыбный дух. А от фигуры, шагнувшей на улицу из трактира, пахнУло ярким оттенком недурного вина. Неловко скособочась, человек побрел вверх по улице - к центру города.
На нем по случаю позднего тепла были лишь чистые, но обтрепавшиеся понизу матросские штаны, парусиновые туфли да полинялая от многих стирок просторная тельняшка, не скрывавшая редкостной худобы ее носителя. Ни шляпы, ни берета на нем не было, но изжелта-белые волосы были туго заплетены в короткую "капитанскую" косичку и затянуты обрывком кожаного шнурка. Человек этот не носил ни привычного морякам амулета на шее, ни серьги, а на ремне с пряжкой неместной грубой работы - не было даже ножа.
Лет тридцать тому назад молодой капитан Логвин был любимцем фортуны, бога морей и многочисленных русалок во всех портах хоженого мира. Дела обитаталей суши его не волновали - пока они не приходили к Логвину, и тот не брался перевезти их куда угодно - с их делами, тюками, золотишком и бумагами. Один такой бумажный путешественник и сказал однажды: "Кэп, продайте мне это судно. Клянусь, наемным капитаном у меня вы за пару лет заработаете еще на три таких корыта!" Оба были слегка под шафе. Капитан, рассмеявшись, наклонился к собеседнику и негромко объяснил ему, куда он обычно рекомендует пойти с такими предложениями.
В ближайшем порту Логвин был схвачен местной стражей, обвинен и осужден на двадцать лет каторги за шпионаж в пользу далекого султаната. В родную гавань он вернулся сухоруким и кривобоким: в первый же год ему лопатой едва не проломили грудину слева. Рука почти спасла сердце, но - повисла. Имущество его давно утонуло в казне, а дом сгорел еще до того, как хозяина загнали в трюм арестантского судна.
Он снимал пристройку у небогатого семейства. И вот уж десяток лет помаленьку посредничал - кого пристроить в команду, кому найти небольшой фрахт, кому подсказать, как привести в порядок и сбыть замокшие ткани... На кусок хлеба и тарелку рыбы хватало, а вино обычно ставил заказчик. Логвина по-прежнему звали капитаном в глаза и за глаза - но все чаще ему чудилась в этом слове насмешка.
Сегодня он нашел старому приятелю отличного кока. Приятель рассчитался славным ужином - с вином не из трактира, из своих запасов. Хороший день и теплый вечер тихо катились к ночи с крепким сном: не будут ныть перекрученные кости, не станет донимать кашель.
За полквартала до своего пристанища капитан Логвин услышал впереди неровные шаги нескольких пар ног и нестройные голоса, выводившие песенку из модной оперетты. Гуляки приблизились, и капитан подобрался, как подбирается избитый однажды пес при виде давнего мучителя. В компании двоих молодых людей веселился тот самый покупатель, глОтка которого мерещилась Логвину в самых черных снах. Он был в чинах, далек и недоступен,- но сейчас его изрядно обвисшая физиономия кривилась перед глазами капитана.
- Слышь, ты! Мы тут немного забля... заблю... в общем, заплутали мы. Покажь-ка нам, как пройти на Фонарную! Заработаешь за... зыалатой...
Старший гуляка осекся, напоровшись на капитанское молчанье, как хряк на забор... Вгляделся - и захохотал:
- Ссы-сынулечки, кого я вижу! Это же сам ка-апитан Логвин! Который не снизошел до продажи своей любимой посудины! К-торый ск-зал мне! Мне! Куда бы я пошел! И за это сам пошел на ка-аторгу!
Голос папаши внезапно окреп:
- Глядите и учитесь, маманькины детки! Тех, кто не гнется - надо ломать. А кого не доломали - согнуть. Вот ты, тыыы - ты думаешь, каторги довольно? Нееет, ты еще передо мной! Пе-ре-до мной! Не извинился! На колени!!! Проси прощенья, умма-ляй пощадить твое убо-жество! А я тебя... м-можбыть, и по-ща-жу... Прааа-си!
- Не хооочешь! А ну-ка, деточки, поддайте капитану под коленки!
Деточки потом так и не смогли рассказать, как капитан стряхнул набросившихся сопляков - до появления стражи они провалялись в уличной пыли.
Выдернув ремень, Логвин мигом намотал его на кулак правой - так, чтоб тяжелая пряжка оказалась в бою. Чиновник не успел даже налапать шпагу отвычною рукою - упал с проломленным межбровьем. Капитан Логвин сделал еще несколько шагов и, развернувшись, привалился спиной к стене дома. Да так и остался,- лишь слегка согнув колени, словно примериваясь к следующему выпаду. И ремень не размотался с намертво сжатого кулака.
Так его и предали морю, вывезя в глубокие воды на самом лётком судне. С ремнем на правой и с навсегда поджатой к сдавшему сердцу - левой. Один из старых капитанов снял с себя и повязал ему на шею пеструю островную косынку, а матрос-мортус прежде, чем запеленать Логвина в последний раз,- вынул свою серьгу и с силой продел в холодное капитанское ухо.
Сомкнулись над телом волны, мягко плеснул венок из прибрежной полыни и бархатцев, и три залпа дали над капитаном Логвином судовые орудия.
...И когда, молодые люди, вы встречаете в своде Морского права "принцип порта Логвин" - это означает, что в перечисленных следом портах купля-продажа судов и даже лодок совершаются не менее чем при двух свидетелях, а любой несчастный случай или иск по отношению к одному из участников сделки в течение трех лет рассматривается не только Гражданской или Королевской, но и Морской коллегией.
Совершенно верно,- впервые этот принцип ввели в порту, названном в память капитана - порт Логвин.
Спасибо magenta_13 (
http://magenta-13.livejournal.com )