капитан_Немо_ все записи автора

 

Буду стараться выкладывать по 1 главе в день или два.

ЖЁСТКИЙ ИГРОК
(TOUGH GUY)

ЖИЗНЬ НА ГРАНИ

 

1. КАК СКАЗАЛ ДОН ЧЕРРИ

Тай Доми был мелким засранцем, и я подумал: “Почему бы и нет?” Вы знаете, я с ним никогда не дрался, но сказал ему: “Бля, ну погнали. Я предоставлю тебе такую возможность”.
Он сказал мне: “Давай, Боб, МачоМэн хочет сразиться за титул.” Он называл себя МачоМэном, в честь выдающегося рестлера. Я ответил: "Ах ты мелкий засранец, хорошо, погнали!" Ему повезло - он рассек мне кожу рядом с глазом, когда слегка меня зацепил. Он даже толком не попал, просто ткнул левой рукой. Я не почувствовал боли – ничего такого. Все это длилось всего секунд тридцать, потому что судьи вмешались, не дав бою развернуться. Уезжая на скамейку штрафников, он изображал, будто завоевал чемпионский пояс среди супертяжеловесов, клоун ходячий.
После этого мой тренер Брайан Мюррей спросил меня: "Какого хрена ты тратишь время на этого мелкого придурка Доми? Тебе нечего доказывать".
"Ну, бля, - ответил я, - я дал ему шанс".
Мюррей сказал: "Боб, тебе виднее".
Да, я дрался. Я полагаю, что мне в этом содействовало руководство лиги, потому что они видели, что я могу играть, и драться – и то, и другое. Сейчас это довольно редко. Ребята, способные к такому совместительству, сейчас подписывают огромные контракты. Я бы хотел играть сейчас, причем не только из-за денег – я был бы счастлив.
Многие зрители за уменьшение количества драк в НХЛ. Они говорят, что драки не являются частью игры в хоккей. Но как сказал Дон Черри: “Когда дрался Проберт, вы видели хотя бы одного зрителя, покинувшего свое место и направившегося за чашечкой кофе?"

2. ПОЛЕГЧЕ, ЭЛ

У меня на ноге огромное красное пятно. Я обжёгся об выхлопную трубу своего мотоцикла на прошлой неделе. Я не перестаю говорить детям: “Помните про глушители, помните про глушители”, - а тут сам очень торопился и забыл про них. Я езжу на мотоцикле уже много лет, но до сих пор иногда забываю. Первый мотоцикл я купил в 1990 году – это был Kawasaki Vulcan 750, затем в 1991 я купил по-настоящему шустрый байк. Свой первый Harley я купил в 1992, с тех пор на нем и езжу. Когда я был маленьким, у отца был Harley. Он был полицейским в Виндсоре, и ездил на нем на службу. Когда он возвращался домой, то брал нас покататься. В хоккей меня отдал именно отец. Его звали Эл. Эл Проберт.
Я не знаю, как они познакомились с мамой. Знаю, что они были уже в возрасте. Ему было 36, или около того, когда я появился на свет. Её звали Тереза Брэннэгэн. Родители отца были родом из Англии. Деда звали Джек. Он был удивительным человеком. Нам нравилось часто бывать у него в гостях – ночевать и дурачиться. Мой старший брат Норм и я играли в лакросс. Дед Джек постоянно ходил на наши игры. Однажды, мы проиграли важный матч, отец был очень зол и не на шутку разошелся. Дед Джек отвел его и сказал: "Полегче, Эл. Боб очень старался и выдал по-настоящему хороший матч". Дед Джек умел поддержать. Он был счастливым человеком, очень счастливым, и с ним всегда было очень весело.
Мой отец был напористым и жёстким. Он мне постоянно говорил быть жёстче, сильнее, быть сильным как бык, и не показывать свою слабость. Три года он находился в военном резерве, а потом его отправили в Германию. Отслужив, он вернулся на службу в полицию. Он родился в 1929, а полицейским стал в 1954. Он был здоровым – моих габаритов, ростом за 180 см и весом около 100 кг. Дед был поменьше, а бабушка и подавно – совсем миниатюрная. Несмотря на это, сынок у них был крупным.
Мой дед Джек умер в 1973 году, мне тогда было восемь лет. Я хорошо помню его похороны. Вы знаете, что чувствуют при этом дети. На самом деле, я не понимал, что он действительно умер, поэтому мы с братом играли на заднем сиденье, и маме пришлось нас успокаивать: "Парни, потише там. У вас ведь дедушка умер". Мы этого просто не понимали. Это была первая смерть близкого мне человека. Я помню саму процессию и то, как старался сдерживаться. Потом я подошел к отцу и спросил: "Пап, ты заметил, что я не плакал? Все вокруг плакали, а я нет". Я проревел всю ночь. Мне не хотелось, чтобы все меня считали слабаком. С возрастом я понял, что это вовсе не так. Плакать - это нормально.
На тех похоронах что-то произошло в нашей семье – что-то между моей мамой и тетей. После этого мы больше никогда не собирались все вместе.
Я считаю, что похож на деда. Мне нравится веселиться. Я такой же крепкий как отец, хотя многие говорят, что я больше похож на маму, но я считаю, что все-таки на отца.
Я вырос в южной части Виндсора в небольшом кирпичном домике на Virginia Park Avenue. Мы с друзьями играли в хоккей прямо на улице. Там был тупик, поэтому мы собирались посреди улицы и весь день играли.
Я не был прилежным учеником, но все схватывал налету. Мне нравились уроки труда. Во втором классе, учитель включил вентилятор, поднес к нему листок бумаги и спросил: "Кто считает, что вентилятор сдует этот листок с моего стола?" Все, кроме меня, подняли руки. Потом последовал еще один вопрос: "А кто считает, что вентилятор засосет его?" Я оказался единственным, кто знал, что так и будет. Мне не нравилось сидеть в классах и не припомню ни одной чертовой книги, прочитанной мной. Когда я был в реабилитационном центре, мне поставили диагноз СДВГ – синдром дефицита внимания и гиперактивности, который в настоящее время достаточно распространен у детей. В начальной школе Northwood, сидя за своей партой, я мог не слышать слов учителя. В своей голове я смотрел кино в это время – кино о том, что же я буду делать, когда прозвенит звонок. Сидя за партой, я сходил с ума – мне нужно было чем-нибудь заниматься. Я всегда грыз ногти, а целый день пребывания в школе только усугубляли это. Я грыз их, пока там почти ничего не оставалось, и позже, когда я потерял передние зубы, то научился использовать боковые зубы. Как говорится – адаптировался.
Я начал играть в хоккей в четыре года, а когда мне было пять – уже играл в организованной лиге. Отец отвел меня на местный каток Adie Knox Herman, и я полюбил его. Меня поставили на левый фланг нападения – там я и играл всю свою карьеру.
Разумеется, иногда я играл на правом фланге, хоть у меня и левый хват, но никогда не играл ни в центре, ни в обороне. Потом все дети перебрались в конец улицы и стали играть в хоккей на пруду. В газете The Windsor Star была фотография моего отца, шнурующего коньки моему брату. Этим он занимался постоянно – клал мою ногу на колени и шнуровал мне коньки.
Я любил своего отца. Он не курил, но после работы любил немного выпить. Он не был большим любителем напиваться, но для него было нормально пойти в бар и пропустить несколько бокалов джина с тоником. Я его практически никогда не видел пьяным – может всего пару раз, в основном он знал меру выпивке. У него, как и у меня, были седые волосы - хорошие, густые, только более прямые, нежели вьющиеся. Он не всегда был суров. Он похлопывал нас по плечу и говорил что-нибудь вроде: “Отличная работа!” Он не был многословен, но когда говорил – будьте любезны его выслушать. В противном случае, получишь подзатыльник. Я довольно быстро это понял, так что такое случалось не часто – можно пересчитать по пальцам одной руки. Помню, как-то я его перебил и, к сожалению, схлопотал. Я пошатнулся, и в ушах зазвенело – не самые приятные ощущения.
У мамы была трость, и она нас предупреждала: "Будете себя плохо вести – получите!" Мне было десять лет, и я был довольно непослушным, так что в один прекрасный день мне прилетело по заднице. В тот вечер родители уехали, и я перепилил её своей маленькой пилой из набора инструментов, полученного на Рождество. Трость была большой угрозой, и я хотел от неё избавиться.
Когда мама собиралась ей воспользоваться в следующий раз, то начала кричать, увидев, что я с ней сделал. Я побежал в свою комнату, и она меня заперла. Отца не было дома, поэтому я разревелся.
Ей было так плохо, что она меня выпустила: "Ладно, выходи", - и дала мне печенья. Я научился устраивать спектакли. Я был прекрасным актером и в раннем возрасте научился ей манипулировать.
Мой отец был полицейским старой закалки. Он патрулировал улицы с дубинкой, и его уважали. Помню, как он приходил домой со службы после участия в драках. Однажды ему пришлось разнимать дерущихся в баре, и он разбил себе весь локоть, катаясь по асфальту. Я считал, что это очень круто. Знаете, если бы я не стал хоккеистом, думаю, что пошел бы в полицию. Так или иначе, мне довольно часто приходилось сталкиваться с полицейскими.
Когда я был в восьмом классе, мы с друзьями Тони ДиКокко и Дэйвом Кантагальё прокрались в школу во время обеда, но нас засекла камера в столовой, поэтому мы побежали по коридору. Я выбежал первым, практически одновременно с Тони, а когда выбегал Дэйв, то ему досталось дверью по лбу, и он получил очень сильное рассечение. Кровь была повсюду. Примерно так кровоточат бойцы в ринге. Ему попало туда, где кровеносные сосуды расположены очень близко к поверхности. Мы с Тони не могли бросить его там, поэтому вернулись обратно, а там уже появились несколько учителей. Дэна отправили в больницу, чтобы наложить швы, а мы с Тони отправились к директору. Я думал, что мой отец с ума сойдет, но он не проронил ни слова.
Мой отец устроил нам экскурсию по полицейскому участку, показал камеры и запер нас там. Мы ездили стрелять к одному из его приятелей. У отца была серьезная коллекция пистолетов, где-то около двадцати. После его смерти мама всю её продала одному из папиных коллег за $2,500, я до сих пор зол на неё за это. Я понимаю, что это было разумным шагом – мне было семнадцать, а Норму восемнадцать, но там были солидные экспонаты, такие как: Luger, привезенный его дядей из Германии во время Второй Мировой войны, четыре помповые винтовки Lee-Enfield, Magnum 57 модели и два 45-й, пару маленьких курносых Colt Detec¬tive Special с короткими стволами, разработанных специально для полиции. По-настоящему крутая коллекция.
Отец брал меня на игры Red Wings. У него был приятель Пэт ДиАмор владелец строительной компании. После работы отец присматривал за его имуществом, и в качестве благодарности тот доставал для нас билеты. В 70-е около стадиона Olympia было довольно опасно. В 1976 году тут убили бизнесмена, шедшего к своей машине с теннисного матча. Охранники отключают освещение на парковке и идут домой – даже им не хочется находиться в окрестностях стадиона слишком поздно. Когда отец брал нас с Нормом на матчи, то прихватывал с собой свой маленький курносый Colt 38-й модели. Он въезжал на парковку с пистолетом за поясом. Распахнув пальто, он предъявлял свой значок со словами: "Я собираюсь на матч". Когда мы возвращались к машине после игры, отец держал пистолет в руке. Мы чувствовали себя довольно безопасно. Наш старик никому не позволял виться вокруг нас.