Хочешь, я расскажу тебе, как возбуждают слова?
Те, которые ты шепчешь мне на ухо, обжигая дыханием?
Те, от которых краснеет даже бумага?

Я отчетливо помню день, когда все началось. Это был Сочельник. Хогвартс был переполнен счастьем, радостью и прочими рождественскими атрибутами, от которых воротило похуже, чем от тошнотных "Бетти Ботс". Сначала я пытался прятаться в спальне, за пологом кровати - нашли, вытащили, заставили натянуть улыбку и делать вид, что весело как и всем. Затем, я пытался скрыться за партией шахмат с Роном, чтением книги с Гермионой - не помогало. Какофония звуков и общего отрыва, плавно переходящего в пьяный угар, доводила меня до состояния сумасшествия. В такие праздники мне хотелось чего-то уютного и домашнего, такого, когда в Хогвартсе на Рождество и каникулы не оставалось полшколы. Когда можно было бродить по холодному, пустующему замку и слушать как где-то далеко звенят сотни крохотных колокольчиков на елке в большом зале...
Отбившись от чьих-то очередных слишком похотливых рук, я вышел из гостиной и, накинув мантию-невидимку, двинул куда глаза глядят. Глаза глядели в сторону ванны старост. Горячая вода и айсберги пены с ароматом хвои - это было самое то, для успокоения и без того расшатанных нервов. Раздевалка: мантия небрежно летит на пол, свитер, футболка через голову, кеды, штаны, носки… но… Но вот тут я заметил еле слышные звуки, как будто кто-то тихонько постанывал. Первая мысль: что-то случилось. Я в два шага преодолел расстояние до входа в ванну и застыл на месте, как вкопанный.
Ты лежал на спине, почти сливаясь в полумраке с белоснежным мрамором пола, и, лишь слабые стоны и движения отличали тебя сейчас от статуи какого-нибудь греческого бога. Сердце отчего-то заколотилось, ком подкатил к горлу, а солнечное сплетение сжали, словно в кулак. Я не мог пошевелиться – не знаю от неожиданности или от страха. Боялся. Перестал дышать. Весь превратился в ощущения… А ты лежал на спине, не замечая ничего вокруг, хватал отчаянно губами воздух и продолжал двигать рукой вдоль своего члена.
Я не знаю сколько я простоял – минуту, две, три… Твое возбуждение передавалось мне с каждым стоном, раздававшимся все громче и громче. Каждое твое движение отпечатывалась на подкорке как миллион колдографий. Мои пальцы побелели от силы, с которой я вцепился в несчастный косяк двери, а другая рука тем временем уже настойчиво гладила сквозь белье вовсю стоящий член. Все было слишком возбуждающе – твои ноги, изящные, с четко очерченными мышцами, широко расставленные – сводили с ума. Бедра, то приподнимающиеся, то опускающиеся, в такт с движениями руки – сводили с ума. Живот, грудь, шея, разметавшиеся по полу волосы, подрагивающие ресницы – все сводило с ума и доводило до оргазма. Моя рука двигалась все быстрее и быстрее, подгоняемая открывающимся видом и витающими в голове мыслями. Еще чуть-чуть… я закрыл глаза…
- Драко…
- Гарри… - стон с выдохом на «р», как я люблю…
Прислонившись к стене, я открыл глаза, стараясь отдышаться. Ты лежал на животе, спустив одну ногу в огромный айсберг пены, и улыбался, смотря на меня. Поймал ой взгляд. Раз – и я на крючке. Два – медленно тянешь невидимую леску, и мои ноги покорно передвигаются. Три – запечатываешь окончательный результат поцелуем на моих губах. Нежно тянешь меня на себя, опускаешь на колени, настойчиво проводя руками по бедрам. Так всегда – я на коленях перед тобой. Я сделаю все, что ты хочешь, только не переставай смотреть мне в глаза. Не перестаешь, ухмыляешься, вцепляешься руками мне в волосы. Голову запрокидываешь, сильно-сильно. Твой член снова стоит, и у меня возникает непреодолимое желание вылизывать его до умопомрачения. Тянусь, сначала осторожно, проверяя можно ли, ослабляешь немного хватку – значит можно. Провожу кончиком языка влажную дорожку, словно пробуя на вкус, а потом заглатываю целиком, знаю, что тебе такое нравится. Руки гладят твои ноги и упругую задницу, оставляя белые полосы и чуть красные, а ты трахаешь меня, насаживая все глубже и глубже. Я начинаю тихонько постанывать, мой член уже готов лопнуть от желания… Тянусь к нему руками, но ты лишь отбываешь их ногой, вцепляясь сильнее в волосы. Нельзя. Ты не разрешаешь. Ты хочешь, чтобы я лишь сильнее сосал твой член, вырисовывая своим языком пируэты, сводящие тебя с ума. Но я не даю тебе кончить, я сегодня плохой мальчик, и я не хочу остаться без сладкого…
Вдох-выдох… удар-через-удар… Я отстраняю лицо, облизываю губы. Ты гладишь мое лицо руками и тоже опускаешься на колени, аккуратно заваливая меня на спину. Холод мрамора заставляет вздрогнуть, но тут же дрожь сменяет огонь поцелуев. Страстные в губы, нежные в шею и почти до боли в плечо. Захватываешь ртом правый сосок, кусая, зная, как меня это заводит. По телу – как импульсы, заставляют выгибаться. Ухмыляешься, а в глазах тысячи маленьких чертенят танцуют жертвенные танцы. Ты украл своими ласками мою душу, она теперь черна от стонов. Проводишь руками по моему животу, оставляя ногтями царапины, вцепляешься в бедра до синяков. Я уже не могу думать, хочу только одного – быстрее почувствовать тебя в себе, почувствовать эту боль, плавно перетекающую в наслаждение… Хныкаю, как ребенок, обвивая тебя ногами. Вспышка. Ты во мне. Выдыхаю, растворяюсь, теряю рассудок. Боль пронизывает насквозь, заставляя слезы катиться из глаз и доводя возбуждение до предела. Ты тоже больше не можешь, рычишь, кусаешь мои губы до крови и как ненормальный трахаешь, стирая о мраморный пол кожу на моей спине и собственных коленках. А я насаживаюсь на тебя, как на самый желанный кол в мире, моля об одном, чтобы ты делал это жестче, задыхаясь в стонах. Твоя рука сжимает мой член, начиная двигать вдоль ствола, в такт с движениями во мне. Ты кончаешь. Я знаю что будет потом – потом я кончу, ты слижешь мою сперму со своих пальцев и остаток ночи по новой.
А на утро я буду лежать в своей кровати. Оттраханный и счастливый. В руке я буду сжимать клочок бумаги с тремя словами «я хочу тебя» и подпись: д.м. …
Хочешь, я расскажу, как возбуждают слова?...