Настроение сейчас - устал

- Пойми же ты! Это не значит конец всего! Это лишь ТВОИ внутренние барьеры! Ты должна перепрыгнуть через них! – Вик бежал за девушкой, которая хотела быть похожей на аравийку, но ни хрена не походила.
- Я не могу общаться с парнями, с которыми спала... Это как рубеж –
обратно ничего не вернешь… - девушка отвернулась от него.
- Рубеж, говоришь? – Вик, в этих мирах известный ещё как Гун, огляделся. Теперь они стояли на Стене перед хищными дёснами бойниц. Стена трещиной делила мир Порядка и мир Хаоса. Его спутница пришла из мира Порядка. То был мир Дружбы, Света. В нём всё было просто, а главное – комфортно. Именно из этого мира пришла и леди-дьявол, Кома… По другую сторону Стены лежала мрачная пустыня. Ещё в детстве Вик часто бродил по ней. Он обходил горы покорёженного металла, который был остатками великих машин не менее великого человечества. Он шёл мимо мутных отравленных озёр, в которых плавали остатки рыбных скелетов. Вик навсегда запомнил зловонье этой воды. Он шёл по разрушенным городам, заходя в дома, рассматривая остатки вещей некогда живущих здесь. Иногда он уходил дальше, дальше Руин, где не осталось даже памяти о людях. Там правил лишь ветер, бросая редкий песок о холодные скалы под вечными сумерками. Именно здесь энтропия была выше, чем где бы то ни было. Именно это место Стивен Кинг назвал Тандерклеп или Дискордией, и он был прав, ибо это было место, где ничто…
Гун смотрел на сотворённый им пейзаж, подставляя лицо ласкам похотливого ветерка, потом повернулся к той, которая упорно желала, чтобы её называли на арабский манер.
- Поиграй у черты, не шагай за край, но пройди по нему… - Вик протянул девушке руку, как протягивал когда-то, но теперь серые глаза его были спокойны, а в душе лёд.
- Есть барьеры, которые трудно перепрыгнуть, - с этими словами она исчезла.
Вик выругался и начал смотреть, как некий арабский город, раскинувшийся перед Стеной со стороны Порядка рушится в прах. Он щёлкал пальцами, а город от каждого щелчка содрогался, как мучимый поносом кишечник. Щёлк. Обрушилась мечеть. Щёлк. Рухнул дворец султана. Щёлк. Тадж-Махал стал пылью. Щёлк. Толпы смуглолицых людей с воем рухнули в пропасть, где им было самое место. Щёлк. Щёлк. Щёлк. Целые кварталы уходили под землю, погребая жителей. Щёлк. Щёлк. Щёлк. Город (назовём его Дамаск) перестал существовать. Гун облегчённо вздохнул и повернулся в сторону Дискордии.
- О, великая энтропия! Прими же это скромное подношение, ибо сие есть твоя истенная цена! – с этими словами Вик\Гун задрал длинную чёрную рубаху, расшитую серебром и тугая жёлтая струя полетела в вечную мглу Тандерклепа.
Злорадно глядя на журчащий ручеёк, он стал насвистывать какую-то мелодию. Это занятие не прервало даже появление хромого старого волка, шкура которого была покрыта белыми пятнами седины. Припадая на заднюю лапу, он подошёл к человеку и сел рядом, подняв лапу в приветствии.
- Здравствуй, о гунейший из гунейших!
- Здравствуй, старик. А хромой волк всегда остаётся хромым волком, вспомни леди Сальхес! – Гун\Вик вытер руки о штаны и повернулся к зверю. На миг рядом с ним возник силуэт красивой тёмноволосой девушки, за спиной которой трепетали два кожаных крыла. Когда видение тут же растаяло, волк засмеялся и чуть привстал на задних лапах. В следующее мгновение он начал превращаться. Тело стремительно меняло форму, лапы становились руками и ногами, хвост уменьшался, пока не пропал, а седые пятна начали двигаться к голове животного, покрывая волчью морду, напоминая больших белёсых медуз, ползущих за добычей. И вот перед Гуном (Виком) стоит на четвереньках высокий широкоплечий старик, белоснежная грива которого переходила в такую же белую густую окладистую бороду. Шкура зверя обернулась серым спортивным пиджаком, такого же цвета брюками и чёрной рубашкой с расстегнутым воротом. Старик встал и тоже направил взор на тёмную строну Стены.
- Всё пытаешься их научить? – в голосе насмешка.
- Да…
- Зачем? Какой смысл пытаться объяснить слепому, как выглядит Солнце? И зачем пытаться спасти утопающего, который ни хера не может понять, зачем ему спасаться и что делать…
-Не знаю. Возможно, это карма.
- Глупости! Ты никого не осчастливишь этим. Слепому проще в темноте придуманного ею мире, солнце опалит её голубые глаза, а что до второй – зачем ты пытаешься её проблемы взвалить на себя?
- Когда я пытаюсь показать им путь… словно что-то в моей жизни появляется то, чего раньше не было.
- Я не спорю, у этой (старик мотнул головой в строну дымящихся развалин арабского города) тараканы в голове крупней и интересней, но не до такой же степени. Хочешь отвести её туда (кивок в строну Руин)? А что она там забыла? Там нет шейхов, Алладинов и прочих прелестей жизни простых русских девушек. Там ты е не докажешь, что секс – слишком мелкая причина, чтобы менять отношения между людьми. А вторая… Помнишь, Шмель тебе сказала: «Да, девушка совсем выпадает из реальности, надо спасать!» А зачем ей это спасение – она инфантильна, и ей это комфортно. Она не знает, что хочет от жизни. Она – хомяк, потребитель. Ей важны этот сраный пень, чайнатаун, да позорный тёска гениального фильма. Ну ещё взаимоотношения с близкими друзьями. А всё остальное – да она даже не представляет, что там – в этом остальном! Ты подкалываешь её, стебёшься над ней, пытаешься расшевелить – а на кой хер?
- Я не хочу видеть её безропотной скотиной, которую перестанут ебать только когда отсохнет член… - Вик\Гун\я(?) облокотился о ближайшую бойницу. Старик с ухмылкой смотрел на него.
- Как литературно сказано! А почему она должна ею стать?
- Потому что она ни черта не способна к анализу, критике мира. Она сожрёт любую лапшу, которую ей захотят повесить на уши! ( Я (Вик, Гун) повернулся к старику, машу руками и почти кричу). Хотя нет, она скорее скажет, что ей это пох, что её это не интересует. Проблема третьего мира, к которому, кстати, принадлежит эта трахнутая страна, – а что это? Война в Ираке – Ирак далеко. Захват Америкой мировой экономики – насрать! Чтобы я не стебался, пусть идёт читает книги, пусть начнёт думать! – Вик тяжело дышит, а к концу тирады лицо его красно.
- Проще надуть губки и сказать, что хватит стебаться, что война кончилась, и поэтому всё равно, что было раньше – Отечественная или Гражданская, и что мы не говорим на темы коммунизма, чем начать работать над собой.
- В школе из неё сделали инвалида. Но самое страшное, что эта инвалидность скоро станет нормой. Хотелось бы спасти хотя бы её…
- Аминь нам! И вот ещё… подумай вот над чем: а может это тебе следует поучиться принимать людей такими, какие они есть, а не стораться сделать их лучше? Всё равно бесполезно…
Я, Гун, Вик и старик уходим со стены в Тандерклеп, подальше от порядка, устоев и норм, туда, где есть истинная свобода, свобода Понимания. Мы уходим, а на стене остаётся надпись: «Зачем стадам дары свободы? Их должно резать или стричь! И их наследство век от века – ярмо с бубенчиком и бич!», выведенная на камне куском угля.