Эстер и Нета поблагодарили «приемного отца» и вернулись в комнату. Такой поворот в жизни надо было осознать.
Девочки договорились не рассказывать никому, кроме своего Наале, о смене имени до этого шаббата. И поэтому они первые заняли телефон на исходе субботы, чтоб обзвонить знакомых, и, конечно, сообщить парням. Элихай обрадовался, но как-то вяло, Нета даже слегка обиделась. А вот реакция Олега удивила и насторожила Эстер.
- Ты что? Разве можно менять имя, котрое тебе дали родители? Ты вообще думала, что скажешь маме? И зачем оно тебе было нужно?
Настя так растерялась, что даже не нашла ответа. А ведь ответ был...
Если б Олег выслушал ее, он узнал бы, как устала она от имени – как от изношенного платья, что кажется чужим, и как ей хочется начать новую жизнь, чтоб от старой осталось только хорошее, а не запятнанное детством имя. Но Олег, наверно, не понял бы... Как не понял и того, что Настя решила остаться на лето в Израиле. Мать не брала трубку, когда старшая дочь звонила, и не ответила уже на два письма. Настя не вернется, есть Эстер Нехама, и ее место в Израиле. Даже если этого никто не понимает.

Сданы последние экзамены, сожжены в «ритуальном» костре ненужные конспекты, опустела ульпана. Наалешки уезжают потихоньку, а Эстер ждет последнего дня – тогда родители Ширэль обещали подбросить ее в Иерусалим, к Прунерам. Девушка смотрела на медленно ползущую стрелку часов, отмеряющую время до отлета Олега. Они поссорились пару дней назад, и она не поехала в аэропорт. Нета обозвала ее упрямой и вздорной, Мелена, как ни странно, поддержала ее – нечего бегать за парнями и автобусами, всегда следующий будет. Нета, пожав, плечами, ушла звонить Элихаю. Она уж точно не разделяла цинизма соседки по комнате, для нее любые отношения автоматически переводились в разряд серьезных.
Эстер вдруг вспомнила, как в детстве ездила с мамой на море. Она плескалась весь день, а к вечеру вдруг с моря пришел густой туман, и она заблудилась в полузнакомом месте. Шла и плакала, пока соседка не отвела ее к маме. За окном светило яркое солнце, но Эстер видела тот туман, из детства, в котором нет троп и не видно света. Скорей бы за ней приехали! Она немного завидовала приемным сестрам – они знали, чего ждать от жизни. Ее же дорога в тумане...
Мирьям была как всегда в хорошем настроении. Ее девочки отлично сдали литературу, неплохо историю и уж совсем хорошо сочинение. Она преподавала в иерусалимской школе, делала это самозабвенно, как и все остальное в жизни. Эстер жалела порой, что никто из ее старших детей не унаследовал этого огня.
Ренана писала какую-то работу, Шира уехала вожатой в лагерь, Шимон вынырнул из Талмуда только для того, чтоб обронить «привет!», Талья и Натанэль были в летней школе. Эстер вдруг почувствовала себя потерянной в мире, где ей места не было, потому что и цели ведь у нее не было.
Хорошо, что второй автобус объзжает почти весь Иерусалим, прежде чем приехать к Котелю. Она видела матерей с колясками, мужчин с длинными седыми пейсами, бегающих детей. Стайки девочек ее возраста, в джинсах и с плеерами, громко смеющихся над собствеными шутками... Пожилую женщину в платке, тяжело бредущую с пакетами, с рынка, наверно... Парнишку на велосипеде, что уронил кипу и очень испугался.... Нищих, вяло тянущих обычные просьбы... Мальчика, клянчущего конфету у мамы... Людей, улыбки, слезы, маски равнодушия, изнанку и душу золотокаменного города.