лет десяти от роду мама на лето оставила меня в башкирии, у родственников отца.
я была предоставлена сама себе и общалась больше с местными животными, чем с детьми - дети говорили на языке, которого я не понимала.
это было село городского типа. но весьма необычное. во дворе панельной пятиэтажки находилась помойка, в которой спала корова, вокруг детской площадки, притулившись к забору, стояли собачьи будки, в которых жили куры. на чердаке дома гнездились голуби, - там было несметное количество маленьких хрупких яиц и птенцов с вытаращенными глазами. по периметру двора постоянно прогуливалась рыжая лошадь.
среди детворы у меня друзей не было. но я была объектом повышенного внимания, и у меня образовался странный поклонник - мальчик лет тринадцати, по имени Виль. он ездил на велосипеде "урал", и доставал меня до невозможности, периодически загоняя на залитую битумом тумбу во дворе. он ездил кругами вокруг этой тумбы, издавая боевой индейский клич, я сидела, обхватив коленки руками и исподлобья наблюдала за его перемещениями.
однажды утром я вышла на улицу и услышала душераздирающие крики. почесала голову и пошла смотреть, откуда они раздаются. источник криков обнаружился в трубе канализации, вкопанной глубоко в землю. кто-то открыл ее и туда провалилась стая гусей.
вглядевшись в этот колодец, я увидела их внизу. целое гусиное семейство - мама, папа, и трое детей. папа периодически пытался карабкаться вверх, хлопая крыльями и раздавая ими подзатыльники своим близким. но было понятно, что гуси уже выбились из сил. я посмотрела по сторонам, и увидела кусок отдельно стоящего забора. приволокла его к колодцу, и тихонько спустила вниз. гуси мудро посторонились, сбившись в кучу. папаша сделал из шеи вопросительный знак и спросил вверх - ты нас вытащишшшшь шшштоле? я не ответила и полезла в темноту.
забор шатался и было страшно. внизу тоже не ожидало ничего хорошего. добравшись до гусей, я зажмурилась и протянула руку к папаше.
он заявил, что я его задушу по-случайности, если возьму за шею. поэтому предложил всего себя. я сгребла в охапку всего его, и полезла наверх. снизу слышалось шепелявое подбадривание.
ох, и тяжелый был этот папаша. я лезла вверх, пот заливал мне глаза, волосы липли к лицу. папаша придавал мне волшебное ускорение, пощипывая за шею, но я ничего не чувствовала. когда мы выбрались на свет, я поставила его на лапы и с поспешностью скрылась обратно в темноту. папаша подошел к колодцу и стал смотреть вниз - гортанно контролируя мои действия.
следом пошла мамаша. когда я протянула к ней руку, она брезгливо фыркнула, с достоинством вытянула шею. я сказала - ничего, матушка-гусыня, ты тоже воняешь, как куча навоза. сгребла ее в охапку.
вот все у гусей хорошо. птицы - почти лебеди.по меньшей мере - интересные. но когда ты волочешь наверх тушку, весом в четыре кило, которая плюется от злости и мешает своей шеей и клювом - то думаешь, что эти пташки были созданы подмастерьями, когда у Бога был обеденный перерыв.
гусыня встала на лапы, возмущенно тряхнула хвостом, устроила папаше скандал, затем гордо отвернувшись от него, стала смотреть вниз. пока они выясняли отношения, я уже спустилась и подхватила сразу двух гусят. на третьего не хватило посадочного места. гусята пищали срывающимися на гогот подростковыми голосами, но вели себя лучше, чем родители. поэтому были доставлены наверх гораздо быстрее.
затем я полезла за третьим. он мне нравился. самый скромный и молчаливый, он меня не боялся. я спустилась вниз и гусенок подплыл сам. без приключений мы добрались до света, гуси воссоединились и ушли по своим делам, возбужденно переговариваясь.
я достала забор, поставила его на место. в это время на другом конце двора появился Виль. увидев его, я пулей залетела в свой подъезд.
- ты воняешь! - сказала мне двоюродная сестра Римма.
- а ты дура! - хмуро ответила я ей и пошла мыться.
римма пожала своими четырнадцатилетними плечами и пошла встречаться с друзьями.
а за окном сигналил велосипедным звонком мальчик Виль.
