* * *
Где ты был, неверный сын Адама,
в час, когда пронзив века насквозь,
торжество Создателя упрямо
музыкой из хаоса рвалось.
Саван тьмы и путы пуповины,
ни души, ни сердца, ни лица,
сморщенный комок багряной глины
меж перстов натруженных Творца.
В полночь, на распутье мирозданья,
безымянный, ты лежал в пыли,
реки созиданья и страданья
по твоим артериям текли.
Встал. Шагнул-нелепый, угловатый,
вытер пот-за неименьем слез,
и, смеясь, над головою брата
камень неотесанный занес.
Сквозь прибои мрамора и меди
шел, стирая кровь с преступных рук,
безголосый пасынок трагедий.
Раб. Владыка. Воин. Демиург.
Между колыбелью и могилой
шел во мрак, в сумятицу миров,
где ковали бури щит Ахилла,
молнией рассудок расколов.
Губы расцветали у свирели,
пресыщалось раною копье,
города, как факелы, горели,
и в полях ярилось воронье.
Над следами голода и мора
в золотом великолепье нив
трепетная вечность-хоэфора
плакала, колени преклонив.
Колыхались злаки в смертной дрожи,
и вдыхали ноздри смрад и гарь...
Человек... Вершина иль подножье?
Человек! Творенье или тварь?
На стезе познанья и боренья
чем неотвратимее предел,
тем быстрее шаг. Коль ты-творенье,
то зачем же ты Творца презрел?
Поселилась мгла в провале взгляда:
ни благодеянья, ни греха.
Если тварь ты, то, сбиваясь в стадо,
повинуйся палке пастуха.
Константин Михеев
..../утопала трудица/
