Рад ли тому, что жив? Рад я, конечно.

Только вот я не зверь, и смысла ищу.

Вроде бы выглядят поиски эти смешно,

Проще искать берлогу, воду и пищу,

Проще размножиться, след оставить в потомках.

Только придумал нелепость, и древний хлам.

Много ли смысла в глиняных мокрых комках?

Слепленная мечта на огне не сникла.

Несёт по космосу Землю сквозь тучи пыли,

Сквозь облако взрыва Сверхновой время несёт...

И надо б Земле просить себе костыли,

А то и протезы, и инвалидное кресло.

Сквозь жар догорающих звёзд, и комет обломки,

Вот чёрные дыры пока не попались в пути.

Врезаются в атмосферу плазмы комки,

И всё непонятно, дойдёт ли дорога до сути.

Я давно устал. А вернее, устали ноги...

Не хотят идти. Только я срываюсь вперёд.

Развалились в ошмётки старые сапоги,

И на небе тучи, и всё по округе серо.

Обточу костыль, и пойду измерять шагами.

Поболит. Неважно, терпел до этого дня.

На ветвях сорока ругается и хамит,

И пытается рухнуть старая, хлипкая сходня.

В этом наборе снова фигур не хватает...

Можно сыграть и так, но какой в том прок.

Снова пытаюсь понять, какое воздая-

ние сейчас получил, как упал флажок.

Можно и без флажка, просто лист раскрасить,

Выбрать монеты и камни разных цветов.

Даже на миг заглянуть грозной смерти в рази-

нутую пасть я сейчас, быть может, готов.

Я долго ходил в сандалиях по сугробам...

И сдался. Сегодня валенки на ногах.

Не знаю, к чему упорство, тяжёлое, кропо-

тливое, о бедах каких безотчётный страх.

Всего-то зима. И давно пролетела осень.

К чему так боятся тёплых, толстых вещей?

Быть может, ещё весна потоками грозо-

выми распахнёт в грязи изумруды ключей.

Скоро полночь придёт, измазанная кухарка...

И исчезнет в прахе земном твоя красота.

Убегай с мятежного бала дорожками парко-

выми, здесь разлетелась в крошки твоя мечта.

Испугался принц. Обернулась туфелька лаптем.

Только всё богатство земное не сгинет ли в ночь?

А пирующие опять напиваются ядо-

витыми миражами, но жизненными точь-в-точь.

Что-то ищу. Но забыл за прошедшие годы...

Точное место. Но только никак не найти.

Надо купить. Но товары, мне нужные, прода-

ны, и монеты остались зажаты в горсти.

Дом ожидает. Но ключ потерял я в дороге.

Время быть вольным. Но кто я без цели и дат?

Тихо стою у ворот. И кольцо часто трога-

ю, ожидая, что верный хозяин мне рад.

Постараюсь в дальней комнате укрыться,

И уехать, и подальше, хоть куда...

Хоть сыром подвале с плесенью и крыса-

ми, а хоть и по колено там вода.

Не хочу встречаться. Это не по силам.

И поддерживать ненужный разговор.

Как больную ногу врач отрежет пила-

ми, и я скорей гашу любви костёр.

Навечно на якоре, грозных штормов ожидая...

Но красным огнём упреждаю плывущих пока.

Кричат ошалелые чайки, и кружатся стая-

ми, тянется по небу тучи свинцовой рука.

Крепки якоря. Только ветер бывает покрепче.

А дно хоть и близко, но всё обиталище рыб.

Недолгое в доках портовых тяжёлое лече-

ние, и опять с новой вахтой меж вспененных глыб.

Горит огонь на маяке забытом...

Там призрак древний службы не забыл.

С ним рыжий кот, его извечный пито-

мец, ходит меж заброшенных могил.

И корабли сюда зайти не смогут,

Давно штормами нанесло песка.

А призрак снова держит путь дорога-

ми к пирсу от могил и маяка.

Потолок вместо неба... И где это я так проснулся?

С удивлением дом, и натопленный, всё узнаю.

В голове прояснившейся боль беспощадная пульси-

рует, вспомнить никак не давая, в каком я краю

Находился вчера, где уснул, содрогаясь от ветра.

Дом заброшенным был. Кто же в нём эти годы живёт?

И разносятся дивные звуки, как струны серебря-

нные, тихо витая, дымком уходя в небосвод.

Вспомнить пытаюсь, как выглядит ночью лампа...

В свежей избе в ставце лучину жгу.

Валенок нынче замена привычному сапо-

  гу.

Пробую вспомнить как выглядит батарея,

Впрочем, пора бы и в печку подкинуть дров.

Сгинуло новое. Ветер заходит от севе-

  ров.

Любить я умею. Только коснуться не выйдет...

Умею смотреть. А видимым быть не могу.

В замочную скважину тихим туманом выте-

  ку.

Моя фотография ждёт на столе устало,

Но пусто предательски в вымытых зеркалах.

И нет следов от укуса на порченых ябло-

  ках.

Остывает печь... Приближается полночь устало.

Опустела поленница, гаснет во тьме свеча.

Скоро лягут на плечи тяжёлые руки пала-

  ча.

Приговор принесёт с гербовой судейской печатью,

Поведёт на плаху безлюдную за собой.

Что коня безмолвного к тихому Стиксу на водо-

  пой.

Время вернулось... И снова мы рыцари в латах.

В замках пируем, и бьёмся с врагами верхом,

Грязь по дорогам, и крепко наказаны бато-

  гом.

Где-то ещё сохранились от взрывов воронки,

Ржавые кучи железа, да серый бетон.

Снова мечтаем настроить на прошлое мони-

  тор.

Рассуждаю с умным видом о дороге,

Выбираю место, время и маршрут...

Да ещё и провианта в сумку собе-

  ру.

Но дороге это всё неинтересно,

Тащит лихо по ухабинам сама.

Карта в пепел обращается, невесо-

  ма.

Прожитых мгновений песок пропускаю сквозь пальцы...

Ошибок плоды, и короткого счастья полёт.

И кажется, будто прикрыт нарощенным панци-

  рем.

И будто бы он истончился, и кем-то пробитый,

Открыл уязвимую душу для стрел и мечей,

Но вроде ещё не отпал, перевязанный нито-

  чкой.

Что за перрон сегодня за окошком?

Сошёл ли с рельсов ночью мой вагон?

Чьи вещи у дверей горою сложе-

  ны?

И станция, конечно, незнакома.

Я в первый и последний раз на ней.

Считаю по привычке сизых голу-

  бей.

Я забуду потом, как не спал, ожидая ночами,

Не упомню, как долго стерёг на перроне с утра...

И свидетелем только немая дорожная каме-

  ра.

Но останутся только раздоры, слова побольнее,

Расставанье и выдох, и первый свой день без ярма.

И одна сторона за окном у раскрытого вее-

  ра.

Больше не тянет ночью глядеть на звёзды,

Но поднимаюсь с постели в четыре утра...

Кажется, старый запас до секунды роздан,

Кажется, вся вода слита в овраг.

Вроде охота вернуться. И неохота.

Дорого было плачено за года.

В час предрассветный слышно небесный грохот,

Грудь обвивает кольцами смертный удав.

Плывите в сточных канавах, лихие русалки!

Река пересохла, и больше раздолья не жди...

Гуашь с акварелью давно заменил маркер,

И старый рыбак никаких берегов не достиг.

А в сточных канавах вполне прижились змеи,

В избушках на детских площадках свалок места.

Насупленный дворник, маской лицо заклеив,

Объедки от рыбьих хвостов метёт по кустам.

Догорает костёр. Покрываются пеплом угли...

Тихим ветром колеблема, мерно шуршит листва.

Малосильную тучу серпик месяца курит,

Слишком поздно. Пора бы домой. По жёстким кустам.

Но немой и ослеплый дом в темноте что круча,

Мрачный странник пытается вспомнить дорог ветра.

Полыхающий сердца огонь никак не приручен,

Не погаснет, а только теплится, стыл и слаб.

В ночь бы пустил поседелую все фейерверки,

Мерки скорей уничтожил, и мерил с утра,

Вспять повернул времена, резвым топотом мелким

Снова спешил по петле, и по зелени трав.

Кров бы покинул, а может, всё снёс бы до пола,

Душу спустил на пропой. Но не выпьет никто.

Крот о полёте мечтает, но сон был расколот,

Скоро ему в огород, коль светлеет восток.

Провожатый мой даёт опять намеки...

Вроде ясно. Ошибаюсь без конца.

Много выучил болезненных уроков,

Что должны понятны быть совсем юнцам.

Но намёк о жизни не даёт ответа,

Много позже станет ясным, как стекло.

Но пока горит вдали дежурным светом,

Разделяя доблесть с незаметным злом.

Где я жил когда-то, разруха тоскливая нынче...

Где я проживаю сейчас, там бьёт жизни волна.

Да путь по земле петли времени коротко ищет,

Но вот не нашёл до слезинок знакомых пенат.

Года пролетают. И с ними летят километры.

Моргает бессонная ночь. И всё ближе гроза.

Домой направляюсь, с попутным стремительным ветром,

А всё мне охота опять повернуть, и назад.

Сегодня на стене танцуют тени...

Колышет праздник сгинувшей мечты.

На волю выйдет измождённый пленник,

В заветный мир, что кажется пустым.

Открыта дверь. А узник ждёт чего-то.

Не оживёт ли стылая мечта?

Наружный мир из горьких истин соткан,

И неизменным этой ночью дан.

Я стремился вперёд, в неизвестные жаркие дали...

Но дошёл. Захотелось домой. Только дом далеко.

По заветным весенним снегам, по окошкам проталин,

По тропинкам, где крот приготовил коварный подкоп.

Я открыл неизвестные земли. Они не по нраву

Мне пришлись. Не того ожидал. Уходить бы пора.

Нет, властитель я здесь, не бывал и бродягой бесправным,

Но не тешит корона в песках неизведанных стран.

Где бы найти таблетки от боли душевной?

Гневно кричать аптекарю, чтобы продал,

Скал обойти и снежных пустынь немало,

Вяло махнуть рукой, и налить стакан.

Кран всё журчит на старой и грязной кухне,

Мухи летают, но нервно мажет рука.

Это пока. Вот завтра будет иначе.

Спрячем мечту, тоскуя опять по воде.