Речь пойдёт именно о русских котах. О них говорить легко и приятно, потому что котиков любят многие в России. Но русские коты – это не просто трогательный комочек пуха с бантиком. В русской культуре и истории коты занимают своё особое место – и отнюдь не только за красивые глаза.

В Древней Руси кошки были совсем не так распространены, как сейчас. По легенде, первую кошку на Русь привезла вместе с прочим приданым царица Анна Византийская, супруга князя Владимира. Как и всё, пришедшее из Византии, кошка (котъка) пользовалась особенным уважением русичей. До сих пор кошка – единственный «христианский» зверь, которому позволено невозбранно пребывать в храме, вот собаке, к примеру, забегать в церковь категорически воспрещалось. Кроме того, кошка – природный враг грызунов – служила людям верой и правдой: не только охраняла житницы, но и сберегала бесценные пергаментные книги от мышиных зубов.

До определённого времени коты были весьма дорогой зверушкой – так, за убийство или воровство кошки налагался такой же штраф, как за целого вола – 3 гривны. За похищение жеребца, например, платили лишь одну гривну виры. Вряд ли можно сказать, что кошка в три раза полезнее коня, но очевидно, что стоили коты чрезвычайно дорого и пользовались уважением. Недаром прозвище "Кошка" носил боярин Фёдор Андреевич, родоначальник царского рода Романовых.

Постепенно кошки размножились, перестали быть элитарным животным, тем не менее в царских хоромах продолжали жить на почётных местах. Известно, что у царя Алексея Михайловича, отца Петра I, жил кот – пресерьёзный зверь. Об этом поведал европейский художник, оказавшийся в Москве проездом и царь велел ему нарисовать своего любимца. Гравюра с рисунка под названием «Подлинный портрет кота великого князя Московии» разошлась по свету.

Был свой кот и у Петра I, звали императорского кота Васькой. Говорят, что Василия царь привёз из Голландии. Пётр высоко оценил деловую хватку хвостатых мышеедов и даже издал указ, повелев всем подданным «иметь при амбарах котов, для охраны таковых и мышей и крыс устрашения».

Впрочем, не всегда кошки были милыми игрушечными созданиями. Так, в 1597 году в Верхтагильском остроге произошла трагедия, занесённая в Сибирский летописный свод, так называемую «Книгу записную». Воевода Рюма Языков, старший над гарнизоном, был заеден собственным котом. Летопись говорит об этом так: «А воевода <…> был с Москвы Рюма Языков. И был у тово воеводы с собою привезён казанской кот большей. И всё де ево подле себя держал Рюма. И тот кот спящему ему горло преяде и до смерти заяде в том городке».

Казанские «бойцовые» коты-мышеловы были крупными, сильными зверями с круглой широкой мордой, выпученными глазами, крепкой шеей, мощными лапами и коротким хвостом. Казанский кот вполне мог заесть воеводу – хотя учёные полагают, что несчастный Языков пытался приручить манула – себе на беду.

Суровый климат – что Казани, что Тагила – котов не страшил: у них была густая длинная шерсть, серая или белая. В чистом виде эта порода не сохранилась – но до сих пор кошки Татарстана отличаются независимостью.

Но страшная участь тагильского воеводы не повлияла на репутацию казанских котов. В 1745 году они удостоилась высокой чести: Императрица Елизавета Петровна устала терпеть бесчинства грызунов и издала соответствующий указ. В историю России он вошёл как «Указ о высылке ко двору котов»: «Сыскав в Казани здешних пород кладеных самых лучших и больших тридцать котов, удобных к ловлению мышей, прислать в С.-Петербург ко двору ея императорскаго величества с таким человеком, который бы мог за ними ходить и кормить, и отправить их, дав под них подводы и на них прогоны и на корм сколько надлежит немедленно».

Губернатору Казани генерал-лейтенанту А. Г. Загряжскому приказано было довести до сведения казанцев, что если кто таких котов имеет и не объявит об этом в канцелярию, то укрывателя ждёт немалый штраф. Разумеется, в самом скором времени требуемые коты отыскались и поехали в Петербург. Их поселили в Зимнем дворце – и казанский "спецназ" рьяно принялся пожирать наглых питерских крыс. Впрочем, кормили котиков недурно: сперва в их рацион входила баранина, но потом коты перешли на тетеревов и рябчиков. Кладеные (кастрированные) коты были спокойнее, но и потомства оставить не могли. И через некоторое время вопрос опять встал ребром: прежняя «хвостатая гвардия» умерла от старости, и грызуны вернулись.

Екатерина II, новая хозяйка дворца и основательница Эрмитажа, не слишком любила кошек, предпочитая собак – особенно левреток. Но понимая, что могут устроить в картинной галерее разбушевавшиеся мыши, она не только выписала из Казани новых котов, но и разделила животных на «дворцовых» и «комнатных» – наиболее миловидных и благовоспитанных впустила в залы дворца. Казанские коты свирепствовали по подвалам, а по Эрмитажу и царским покоям прохаживались роскошные русские голубые и белоснежные ангорки – ангорских котят привёз в дар императрице граф Потёмкин-Таврический. С тех пор коты были непременными спутниками дома Романовых. Да и вся Россия мало-помалу оказалась заселена кошками. Теперь уже никто и не думал платить за воровство кошки огромные суммы – напротив, котов расплодилось столько, что крестьяне сдавали их «на шкурки», шили из кошек шапки и рукавицы.

Последним котом царской фамилии был котёнок Зубровка, привезённый цесаревичем Алексеем с военных учений из-под Могилева. Котёнок отличался буйным задиристым нравом, был совершенно беспородным, носился по всему Царскосельскому дворцу и сметал всё на своем пути. А у великой княжны Марии проживал сиамский кот, что для России было редкостью и экзотикой. Дальнейшая судьба этих животных неизвестна.

Традиция держать в Эрмитаже специальный контингент пушистых профессионалов, обеспечивающих защиту от грызунов, жива до сих пор.

В блокадном Ленинграде кошек съели ещё в первую, страшную зиму. И город захлестнула волна неимоверно расплодившихся крыс. Тогда из Сибири в город на Неве было доставлено несколько тысяч мышеловов. Сколько-то животных сразу затребовал себе Эрмитаж. Сибиряки отлично прижились в Культурной столице, но и Сибирь не забыла своих.

Кошки в Ленинграде быстро освоились – и скоро на каждом мусорном баке и в каждом подвале появились котята классической «шпротной» расцветки – потомки сибирских переселенцев. Одно время котов стало столько, что кураторы Эрмитажа пытались изгнать их из музея, а крыс травить химией по науке, – но от этой идеи вскоре отказались: кошки справляются куда лучше. И теперь в бюджет Эрмитажа специально закладывается сумма на корм музейных кошек.

Перейдём к сказкам. По сравнению с Лисичкой-сестричкой, Серым волком, Михайло Потапычем и Заинькой коты в русской сказке – персонажи второго плана. Наиболее древние сказки или никак о них не говорят, или коты вписались туда гораздо позже. Так, в самых старых записях "Сказки про репку" никакой кошки за Жучкой не было – сразу переходили к мышке.

Тем не менее в некоторых русских сказках Кот действует как самостоятельный персонаж: любит погреться на печке и полакомиться, ради чего готов и сплутовать, и украсть. В сказке "Кот и Лиса" вороватого обжору за вредность выгоняют в лес, а хитрая Лисица представляет его зверям как бурмистра, который из города приехал. В другой сказке "Коток–Серый Лобок", кот мудро руководит Козлом и Бараном, называя себя их меньшим братом, – и все трое выпутываются из неприятностей. Но иногда Кот – персонаж героический. Он храбро сражается, защищая своих друзей, прибегая на отчаянный крик украденного Лисой Пети-Петуха: «Котик-братик, выручай!» – и побеждает Лису в честном бою.

Пословицы и поговорки про кошек либо построены на антитезе «кошка/мышь»: «отольются кошке мышкины слезки», «кот из дома – мыши в пляс», либо намекают на плутовской характер кошки или на то, что она в доме самое низшее существо: «кошку бьют – невестке наветку дают», «знает кошка, чьё мясо съела» и т. д. Все эти наблюдения вполне бытовые и появились в фольклоре не так уж давно.

Русские коты постоянно участвуют в жизни детей: кот приходит качать колыбельку – ему платят пирогом и вином, нарядный котик гуляет по дому и спит на золотой постельке под шёлковым одеялом, серые коты из-за моря сон приносят.

Но есть и страшный котище-железный когтище – постоянный спутник Бабы-Яги (по аналогии с европейскими чёрными котами при ведьмах?). Правда, и его можно улестить лаской и заботой.

Кот Баюн, загадочный и страшный убийца-людоед, пытается своим колдовским голосом подчинить себе недругов: кто его послушает – тот заслушается, а кто заслушается – того Баюн съест. Зато герой, преодолевший чары Кота Баюна, покоряет его и получает в своё распоряжение боевого помощника и кладезь ценной информации. Кот Баюн сидит на железном столбе и сказывает бесконечные сказки, подкарауливая жертву.

Но забавляли коты не только детишек. С XVII века Кот – популярный герой лубков – русских народных комиксов, которые были развлечением для взрослых. Знаменитый «Кот казанский, ум астраханский, разум сибирский, ус терский» украшал стены множества изб.

А во время Первой мировой войны появились пропагандистские лубки «Васька кот прусский, враг русский», где классическому изображению Кота Казанского придали черты кайзера Вильгельма.

Революционер и литератор П. Н. Лепешинский, нарисовал серию карикатур, где в образе кота был Ленин, а в качестве мышей – Плеханов, Мартов, Троцкий и другие деятели. Мышь Мартов произносит над трупом противника такую речь: «Жил-был мурлыка, рыжая шкурка, усы как у турка; был он бешен, на бонапартизме помешан, за что и повешен. Радуйся, наше подполье!» Внезапно воскресший хвостатый Ильич пожирает своих оппонентов. Говорят, Ленин очень смеялся и хвалил эту карикатуру.

В большую литературу коты Русского мира вошли с XVIII века. И сразу очень негероично: первые русские коты и кошки встречаются в баснях и всяческих назидательных стихах – как существа прозаические, обыденные. Но всё же без них неуютно, да и мыши досаждают. Недаром поэт Хемницер писал: "Жить домом, говорят, — нельзя без кошек быть.

                                               Домашняя нужна полиция такая

                                               Не меньше, как и городская… "

Зато в XIX веке кошки расположились накрепко и основательно, по-кошачьи. Первый славный кот – это Васька, кот, который «слушает да ест». Казалось бы, что тут героического? Но, басня была написана в 1812 году, и житейская премудрость «речей не тратить по-пустому, где можно власть употребить» становится чуть ли не упреком… нерешительному Александру I. Российский самодержец слишком долго надеялся на дипломатию и обмен письмами вместо военных действий, в то время как Наполеон стремительно шёл по России. Сейчас мало кому известно, что Васька, которого так стыдил прекраснодушный Повар, – это французский император, а сатирическая стрела направлена в самые высшие эшелоны власти. (Хотя с войной 1812 г. обычно связывают басню «Волк на псарне».)

А в 1820 году вышла в свет поэма молодого, но очень многообещающего поэта – и сразу оказалась в центре внимания. Одни её превозносили, другие ругали на все корки. Написал её 19-летний юноша, по нашим меркам – школьник, да он и был вчерашним школьником – только что окончил лицей. Поэма завораживала с первых строк: "У лукоморья дуб зелёный; 

                   Златая цепь на дубе том:                                         И днем и ночью кот учёный                                     Всё ходит по цепи кругом."   

Этот самый учёный кот, который встречается только во вступлении к поэме, стал для многих поколений русских детей проводником в мир литературы. Дуб с золотой цепью и кот, который ходит по ней, родственник загадочного Кота Баюна. Кстати, сам Пушкин котов любил… рисовать

Ещё один блестящий дебют – в 1825 году вышла повесть «Лафертовская маковница». Её автора, Антония Погорельского, больше помнят по сказке «Чёрная курица, или Подземные жители». Читатель был в восторге от истории про московскую ведьму, решившую осчастливить красавицу-внучку, а для этого женить её на своём чёрном коте. И, кот явился к невесте в человеческом облике.

Образ важного чиновника-жениха Аристарха Фалелеича Мурлыкина, «с приятностию выгибающего круглую свою спину», так понравился Пушкину, что тот писал: «... что за прелесть бабушкин кот! Я перечёл два раза и одним духом всю повесть, теперь только и брежу Аристархом Фалелеичем Мурлыкиным. Выступаю плавно, зажмуря глаза, повёртывая голову и выгибая спину».

Через 142 года выйдет в свет ещё один культовый для русской литературы роман – и там мы встретим кота, «громадного, как боров, чёрного, как сажа или грач, и с отчаянными кавалерийскими усами». Весёлый, опасный и насмешливый кот Бегемот из свиты Воланда – пожалуй, самый любимый народом персонаж «Мастера и Маргариты», по крайней мере, его шуточки цитируют чаще всего.

Начиная со второй половины XIX века коты в русской литературе и живописи просто изобилуют. Это и «Сказки Кота-Мурлыки» Н. П. Вагнера, и страшные кошки-оборотни Гоголя, и «тёмно-каштановая с огненными пятнами» кошечка Ю-Ю, любимица Куприна, и дивные коты Ремизова. Коты нет-нет да и промелькнут в стихотворениях Фета, Блока, Есенина, оставят след у Чехова и Лескова, а уж про таких завзятых кошатников, как Ходасевич, Цветаева и Тэффи, и говорить нечего. Кошек они воспевали искренне и страстно. И современные авторы – от Виктора Пелевина и Людмилы Улицкой до Эдуарда Успенского и Ольги Громыко – тоже с удовольствием впускают пушистых героев в свои произведения.

Так что русская культура может быть спокойна: её коты на страже.

Источник