"Тех, кто считался особенно опаснвя или кого хотели унизить, беден он был или богат, помещали в одну камеру с убийцами, ворами и прочим отребъем или с "падшими женщинами"... Постоянно ощущая присутствие смерти (что было общей участью) мадам Ролан вдобавок была вынуждена стать свидетельницей сцен, исключительно присущих ее тогдашнему месту обитания - тюрьме Святой Пелагеи. В двух параллельных крыльях этого здания содержались соответственно мужчины и женщины, которые разыгрывали на широких подоконниках самые развратные театральные представления, какие только доступны изображению: мужчины проделывали друг с другом то, чего могли бы желать женщины, и наоборот, представительницы слаюбого пола самым грубым образом взбирались друг на дружку.
Для убийства существовали тысячи причин: это могла быть, к примеру, забава, замаскированная под правосудие, или месть во имя свободы. Про свободу же говорили, что это "девка, которая просит, что бы ее взяли на ложе, усыпанном трупами"...
В то долгое лето Париж захлебываля кровью.
Я видела толпу, теснившуюся, пытаясь быстрее пройти сквози узкий тюремный вход, двури которого надзиратели распахнули настежь. Тех, что с пиками, вытолкнули вперед. Это была чудовищная коллекуия голов - мужских, женских; напудренные парики, эти высокие сооружения, сбились набок, у некоторых прически растрепались. Кроме эих ужасных голов на пики были насажены куски женских тел: гражданка, которая подняла высоко вверх лоскутья человеческой кожи, хвалилась, что это груди принцессы де Ламбаль.
Молящих о пощаде, мужчин вытаскивали из распахнутых настежь камер, открытых, несомненно, тюремщиками, с готовностью выполнявшими предписание Комунны. Убийцы так торопились, что редко доводили свою работу до конца. Они размахивали своими тесаками, там отсекая конечность, здесь просто нанося глуюокую рану, и бежали дальше... Каждый камень, каждая пядь пола и стен были скользкими от крови.
Ужасной была та легкость, с какой парижане лишали свои жертвы жизни.
Вот тикими были эти дни, известные сейчас как период террора, а тогда называвшиеся временем господства добродетели."
