Вчера в Америке был Mother's day.

Ну это что-то вроде нашего Восьмого Марта, только пожиже, потому, что в этот день положено
поздравлять не всех встреченных и и ещё не встреченных женщин, как у нас, а только мам.
Больше всех, разумеется, стараются магазины.
Поскольку я в магазины почти не хожу, разве что при большом насилии, то бы и не вспомнил о празднике, но утром мне спросонья почудилось в большой комнате внизу какое-то шевеление.

Вышел и обнаружил на столе подозрительное нагромождение. Вот это.


В пакете, как я понял, цветочки.
Сообразительному мне пришла мысль, что здесь наверно побывал сын. Только у него есть свой ключ.

Как же я испугался, когда это действительно оказался сын.
Он устал сидеть в засаде на диване у входной двери, чтобы выскочить, когда родительница, обнаружив сюрприз, начнёт кричать от удивления, и решил удовлетвориться моим испугом.

Когда я перестал стучать зубами и начал делать вид, что ничуть не удивлён, сын попросил разбудить маму потому, что ему нужно идти на работу. Поздравить-то надо, да и позавтракать бы заодно не помешало.

Сын знает, что по местным обычаям, зайцы - символ истера, то есть пасхи, но поскольку мы местным традициям не поддаёмся, то, по его мнению, три зайца символизируют мягкую и нежную сыновью любовь к матери.
В прошлом году он подарил трёх потешных обезьян, а потом весь год развешивал их по дому в самых неожиданных позах. Где-то у меня есть фотографии. Надо бы показать.



Вот цветочки и зайчики заняли надлежащие места.




Вышел я на крыльцо воздуха дыхнуть и проверить яйца.
И что же я вижу?
Из под птички чего-то торчит.
Оказывается, вот уж кто отметил Mother's day, так это наши робины.
В гнезде сидели уже готовые птенцы. Ни одного голубого яйца не осталось.
Фотографии гнёздышка, которые мне удалось сделать за воскресение, помещаю в следующем посте.

У нас во дворе немножко цветёт сирень.





А это девчонка моя на физкультуру поехала.

По заданию Дети_до, я пытался сфотографировать птицу Робин-Малиновка-Зарянка на гнезде с более близкого расстояния.
При этом ваш бесстрашный фото-орнитовед был подвергнут дерзкому нападению двух боевых птиц.

Особенно усердствовала дама.

В связи с необходимостью защищаться, сами птичьи атаки сфотографировать не удалось.

Выкладываю то, что удалось обнаружить после вынужденного, но гордого отступления.

И я поздравляю с Днём Великой Победы всех,
кто ещё чувствует себя причастным,
в той страшной, и теперь уже такой далёкой войне!

- А любите ли вы Кафку?
- Очень! Особенно грефневую.

(Анекдот из недавней газеты)



Апофил:
Так как-то получилось, что с детства мне от родителей досталась в отношении к людям, знакомым и незнакомым, оптимистическая гипотеза. Она и сейчас меня не покинула, но к сожалению, в несколько настороженном виде.

Гипотеза заключалась в том, что каждый, встреченный мною человек, независимо от его возраста, пола, происхождения и образования честен с самим собой, хочет узнать об окружающей действительности правду и, что, к тому же, любой из людей,
несколько умнее меня. Сам то я всегда ведь был неповоротливым тугодумом.

Такое отношение распространялось на авторов книг, начальников, преподавателей, политиков.
Увы. Мне достались немалые разочарования.

За годы поиска единомышленников или оппонентов, не слишком, впрочем, интенсивного поиска, я, к сожалению, убедился, что у значительной массы людей в голове настоящая каша.

Интересно, что каша эта наблюдается вне зависимости от образования, социального положения и уверенности в суждениях.

Вообще-то кашу я люблю. Любую. Умело приготовленная, хорошо заправленная, слегка подсолённая или подслащённая каша из разного крупяного материала, да ещё на голодный желудок, может доставить весьма утончённое вкусовое удовольствие.

Но не в голове. По крайней мере в моей.

Друг мой. Я вовсе не засушенный сухарь.
Даже сейчас ещё люблю посмеяться и влюбиться, могу заплакать или вдруг унестись на фантастической волне в края прекрасные и незнакомые, где ангелы летают невесомые и сказки нежные на ухо шепчут мне.

Но, коли уж я намерен пофилософствовать, то постараюсь быть аккуратным и объективным. Потому, что не хочу и боюсь обмануть себя, вас и тех кто доверчиво, или с недоверием, осиливает всё же прочитывать несерьёзные эти разглагольствования.

Под философствованием я понимаю, не что иное, как поиск истины. Что я понимаю под истиной, а это просто, я объясню чуть позже.
А пока, рискуя повториться, скажу лишь, что целью размышлений является попытка видеть себя, людей, весь мир и всё, что происходило, происходит и произойдёт, как можно правдивее, честно, таким, как оно есть. Независимо от того, какой бы неприятной, некрасивой, противоречащей расхожим представлениям эта правда ни казалась.

Я заметил, что немало людей, даже среди тех, кто относит себя к философствующему меньшинству, склонны и даже настоятельно предпочитают принимать собственные фантазии и желания за философствования, нисколько не беспокоясь об истине, как таковой.

Это замечательно: литературные метафоры, художественные образы, душевные сопереживания, привлечение единомышленников, развенчание противников и восхваление любовников. Но истина?...

Непофил:
- Ну вот вы и зациклились на этом словечке. Пригласили меня послушать и поспорить. А я всё молчал. Куда, думаю, это вы клоните?
Теперь понятно. Какая такая Истина? Всем давно известно, что истина не достижима, и что заниматься её поисками глупое занятие.
Я знаю, что вы пригласили меня потому, что вам не нравится моя религиозность. Я имел неосторожность обмолвиться об этом в разговоре с вами. А я и не собираюсь с вами спорить. Потому, что это глупо. Вообще не хотел приходить. А потом решил всё же послушать, как вы запутаетесь.

Апофил:
- Честное слово, я не хочу вас обратить или обидеть. Мне действительно нужен оппонент, и вы показались мне интересным, подходящим для этого человеком. Мы ведь давно знакомы, но я специально попросил не переходить на Ты, чтобы сохранить корректность общения.
К сожалению вы вступили поздно, и у нас уже нет времени для продолжения диалога.
Приходите, пожалуйста, в выходной. Я вам позвоню.

Непофил:
- Не знаю. Скорее всего не приду.

Апофил:
- А чего вы боитесь? Вам страшно, что я развенчаю вашу веру? Заставлю поколебаться?

Непофил:
- Да нет. Думаю, что вам это всё равно не удастся. Ваши грубые материалистические теории мне давно известны. Я много читал.
Они ничего не объясняют. Вы только и можете придумывать разные обзывалки: "каша", "опиум для народа". А предложить что-то толковое, что смогло бы облегчить жизнь, дать просветление - это навряд ли. Зачем же заниматься пустой тратой времени? Например, сегодня чего вы мне сообщили?

Апофил:
- Каша была на завтрак, а у нас с вами будут ещё обеды.

Непофил:
- Да я и в прошлых ваших постах, которые вы просили почитать, особых мыслей не заметил. Одни угрозы.

Апофил:
- А вы что, не считаете, что у вас в голове каша?

Непофил:
- Не считаю. Скорее у вас каша. Вы просто много о себе воображаете и лезете не в свои сани. Писали бы лучше стишки.

Апофил:
- Пожалуйста, приходите. Очень вас прошу. Надеюсь, что я вас не обидел?

Непофил:
- Спасибо за приглашение и чай. А за кашу отдельное спасибо! До свидания.

Сегодня.

У нас весна. Всё цветёт.



А ведь вчера ещё был холодный ливень с градом. Градины размером с яйцо.
Мне, к счастью, такие не попались но по телевизору показывали.

А сегодня!



Ну как не прогуляться после работы?



Ароматы одуряющие. Надышаться весной и солнцем.



Американская непуганная птичка робин свила гнездо на фонаре нашего гаража.
Это на высоте моей поднятой руки.



Будем ждать потомства.

То, что я здесь пишу, является результатом моих личных заблуждений и, соответственно, никакой серьёзности не подлежит.

Мне кажется, что среди всего множества представлений о действительности,
то есть мировоззрений, можно углядеть два основных полюса, к которым в той или иной степени тяготеют разные люди.

Один из них я называю НАУЧНО-ГИПОТЕТИЧЕСКИМ, а другой РЕЛИГИОЗНО-МИСТИЧЕСКИМ.




Каждый человек сколько бы много он ни узнал за жизнь ограничен своим опытом, образованием, временем и памятью.
Наше знание и сознание, так же, как и наше тело, в течене жизни растёт меняется и увядает.

Начинающий жить, маленький человечек первым делом ощущает свою зависимость от всемогущих старших: родителей, воспитателей, творцов.
Они всё ему дают, всё знают и умеют. А вокруг столько загадочного, непонятного, манящего и страшного.

Это и есть изначально-психологическая среда, в которой так легко развивается в первую очередь религиозно-мистическое восприятие мира.

Коли уж по мере возрастания окружающие взрослые и школа будут поддерживать в ребёнке такую естественную тенденцию, то он и вырастет вполне законченной религиозно-мистической личностью, если по своей духовной природе не склонен к поискам и сомнениям.

Главной бедой повзрослевшего сознания является его окаменение. Неспособность к живому поиску. Стремление сохранить своё внутреннее, отяжелевшее, частенько противоречивое, духовное равновесие, каким бы путём оно ни достигнуто.

С другой стороны, если другим живым существам, отличным от людей, и свойственно принимать ЖЕЛАЕМОЕ за ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЕ, то несомненно человек является лидером по части иллюзий и самовнушений.

Интересно, что за свои иллюзии многие готовы сражаться ещё ожесточённее, чем за реальную собственность или даже жизнь.
Штука ведь хрупкая, раздавят, вандалы.

За долгую историю люди накопили огромный опыт по части навешивания и раздувания иллюзий. Обьединения и разделения людей посредством иллюзий.
Имеется также сильная тенденция по перетеканию религиозно-мистических догм в псевдо-научно-гипотетические, а научных теорий в религиозные догмы.

Ах! Сколько же крови было пролито! Сколько жизней загублено!

На дворе 21-й век. Интерглобация!

Маленький человечек, пока растёт, нуждается в старших, сильных, всезнающих, добрых. Верит им.
Когда вырастает, то он продолжает нуждаться и верить. Кому?

Прекрасно, если кто-то имеет душевный покой, счастье и лад, не сильно вдаваясь в истину, веря тем, кто так хорошо всё придумал и устроил.

Но ведь я то хотел понять всё, как есть, чтобы быть готовым ответить на любые, самые коварные. наивные вопросы.

Зачем философствовать?
Надо ли размышлять о сути жизни?

Стоит ли задаваться ненужными вопросами? Пытаться всё обьяснять? Понимать?
Говорят, что всё понять и обьяснить невозможно.

Многия знания порождают многия печали.
Не лучше ли просто жить и слушать, что умные люди говорят? Всё ведь уже давно придумали.

Да и позволительно ли, возможно ли нам, слабым людям, несовершенными своими мозгами пытаться понять Великий Замысел?
Многие, покруче тебя, пытались это сделать, тратили на это всю жизнь. И что?
Почитай классиков, послушай пророков, погуляй по интернету.



Кончай компостировать мозги терпеливым читателям своими бреднями, "Сенека".

- Да я ведь ещё и не начинал...

- Ах! Так ты ещё не начинал? Поди, проспись!

- Но я хотел поделиться... пока жив... может кому интересно?

- Иди, иди! Фейербах, недоделанный!
 

Неподъёмный честности багаж
Ни в какую камеру не сдашь.

Несколько позже моего знакомства с Брейгелем отец случайно приобрёл книгу фотографий и стихов-велибр "Чёрная шкатулка".

"Книга Людвика Ашкенази "Чёрная Шкатулка" вышла в Чехословакии в 1964 году.
...
Чёрная шкатулка" была одной из примет "шестидесятых" и осталась такой в памяти многих людей того поколения - и из бывшей Чехословакии, и из бывшего Советского Союза.
...
Людвик Ашкенази родился в 1921 году. Учился в университете города Лемберга (Львов) на факультете славистики.
В 1939 году, когда советские войска вошли в Западную Украину, он, как и многие другие, был интернирован и вывезен в Казахстан.
В 1942 году вступил в Чехословацкий корпус полковника Свободы (потом - генерала, потом - президента Чехословакии) и с ним вернулся на родину.
...
В 1968 году эмигрировал из оккупированной Чехословакии.
...
Только недавно я прочёл, что жил он в Германии, писал радиопьесы и сказки для детей, умер в 1986 году в городе Бальцано, в Италии, так и не увидев больше своей Праги.
"
(Александр Лейзерович, автор перевода)






Правда.

Иногда от нечего делать
люди начинают спорить,
какова же она -
правда?
Один бойкий юноша
попросивший слова в подобном споре,
сказал:
Я знаю, где она живет, она
прекрасна.
Да иди ты... - сказали ему, - иди...
Юноша понял это буквально и пошел.
Между прочим, он и впрямь знал,
где живет правда
Ему сказал об этом дядя,
отставной полковник, служивший прежде
в разведке и живший на покое
где - то рядом.
Юноша подстерег правду на углу перед домом.
Она как раз выносила золу из печки.
Остановил ее и сказал:
- Простите, я знаю о вас все. Вы правда,
пожалуйста не отпирайтесь.
И пристально в нее вгляделся,
и к огорчению увидел,
что она ни капли не красива.
Правда была старой облезлой,
изрядно потрепанной жизнью.
Все ее знали в этом переулке,
названном в честь одного депутата,
и даже перестали с ней раскланиваться.
- Ах, - сказал юноша, я оказался
в глупом положении, пани.
Если вы и в самом деле правда, то я влип!
Вот не думал что правда так стара
и так обычна. Прошу прощения.
Как опишу я вас своим друзьям?
Я заключил пари, что вы прекрасны!
- А ты соври дружок, - сказала правда. -
Скажи: Я встретил правду,
ну и фигурка!
Какие бедра, какие икры,
Упругие как сбитень!
И величавая осанка, и выступает словно пава!
Ох, девка, братцы, пальчики оближешь,
секс - бомба, факт!"
- Ври, сколько влезет, милый, сказала правда. -
Трави на всю железку! -
и с горечью, о боже, с какой горечью
смотрела ему вслед,
пока он проходил по переулку,
ведущему к центральному проспекту.

Он внял ее совету
и стал специалистом.
по части правды.
Теперь он знал о правде
все.

В 1964 -м году мне было семнадцать лет. Я провёл целый месяц в Ленинграде у своего дяди Лёвы, старшего брата отца, военного врача в звании подполковника, и его жены Евгении Давыдовны.
Они жили в Озерках. Каждый день в течение этого месяца я утром отправлялся электричкой в Эрмитаж и возвращался после закрытия.
Помимо прочего, у Евгении Давыдовны была гигантская библиотека, а в ней меннее 2000 книг, большей частью связанных с историей, архитектурой и живописью.

Вот тогда-то я и познакомился с творчеством Питера Брейгеля (мужитского).

Этот художник оказал сильнейшее воздействие на становление моего, тогда ещё неустановившегося мировоззрения.

Брейгеля назвали мужицким уже потом, за его картины, в которых он изображал простых крестьян. Тогда, в 16-м веке, это не было принято.
Нередко Брейгеля ставят рядом с Иеронимом Босхом, тоже жившим в Голландии на четветь века раньше Брейгеля и, несомненно, оказавшего влияние на Питера.
Но моё сердце более тяготеет к Брейгелю потому, что у него меньше фатасмагорий, которыми они сходны сильнее всего, а брейгелевский взгляд на мир с полуптичьей высоты. Его отстранённость, способность показать тщету и суету расхожих человеческих заблуждений.

У Брейгеля нет героев, нет личностей. Люди на его картинах не видят друг-друга.
Эти фигурки, это копошение жизни. Окружающей красоты природы они тоже не видят. Они смотрят внутрь себя, заняты своими делами или развлечениями, но не раздумьями или созерцанием окружающего прекрасного мира.
Они совсем не похожи на нас.
И везде свидетели - птицы.

Между прочим, там где Брейгель прямолинейно декларирует свои идеи, например, в "Падении Икара" декларируется тщетность и ненужность бессмысленного подвига, именно эта прямолинейность нравилась мне меньше всего.

Мне кажется, что, не считая пейзажей, многим людям картины Брейгеля нравиться не должны. Очень уж некрасивы там люди. Обидно.

Для меня же семнадцатилетнего, ищущего, было тогда очень важно обнаружить художника, который ещё четыре сотни лет назад сумел углядеть и показать наивность и несерьёзность человеческого бытия, сумел подняться над средневековой ограниченностью и отказаться от пафоса, столь свойственного "поющему тростнику".

Картина, которую я здесь показываю, называется "Безумная Гретта". Это картина заслуживает детального рассмотрения.
К сожалению, я не располагаю её большой копией.
Безумная Гретта идёт по земле и видит то, чего не видят люди, увлечённо, самозабвенно занятые глупостями.

Чего только они не выделывают, эти небезумные люди, иные из которых просто без головы?
И всё всерьёз.

От школы, когда пришло время учиться, я многого ожидал.


Как у большинства из нас, надежды не сильно оправдались.
Я думал, что там сразу же начнут обьяснять происхождение, суть и причины всего вокруг, но в школе учили разным практическим навыкам и сведениям, не вдаваясь в причинно-следственные связи.

Про всё, что там давали, мне хотелось, в первую очередь, узнать откуда это взялось и почему это так.
Например, нас обучали буквам. Я их знал уже давно, и мне были интересны не сами значки, а откуда они взялись и почему они именно такие?
То же самое про математику. То же про грамматику.

Правда, в школе нас учили писать.

Мне очень хотелось научиться писать быстро, легко и, главное, без ошибок, чтобы записывать стихи.
А ещё мне ведь нужно было написать книгу про мои открытия. Я хотел назвать её, как Борис Житков,
"Что я видел." Только в ней бы рассказывалось о вещах действительно интересных, в которых даже взрослые, как я понял, не разбираются.

И, конечно же, я рассчитывал встретить в школе много девочек. Действительно девочки были. И много. И хорошенькие.
Но они, почему-то, оказались не такие общительные, покладистые и любознательные, как в соседних дворах и в детском саду.

Мне обьяснили, что тому, чего я хочу, будут учить в классах постарше, когда начнётся физика, биология, философия, история. Но для этого нужно хорошо проучиться в начальной школе.

Я дождался физики, истории, зоологии.
Мне эти предметы нравились. Однако, обьяснение сути всего в шольных учебники не предусматривали.

Когда дело дошло до философии, а в школе я проучился лишь до седьмого класса, и там была ещё не философия, а, так называеиое, обществоведение, и в нём на каждоё слово, казавшееся разумным, добавлялись тонны, притянутого за уши, идеологического мусора и откровенной бредятины.

- Всё равно, - думал я, заканчивая седьмой класс и поступая в техникум, - когда-нибудь, пусть не сейчас, я прочту все самые умные книги, во всём разберусь и пойму, что такое истина и где спрятана тайна жизни.

Приобщившись к чтению, я вскоре понял, что одним только прочтением книжек, если и удастся разгадать секреты жизни, то очень нескоро. Нужно было, по возможности, начинать практическую исследовательскую деятельность.


Во мне всегда, с пелёнок, имелся огромный интерес и даже любовь ко всему живому, а в детстве, как у всех детей, особенно.

Я мог часами рассматривать какого-нибудь червячка или муху. Сейчас тоже могу.

Меня потрясала САМОСТЬ любого живого существа, ощущение моей общности с каждым поросёнком или комаром.

Откуда взялось это чудо, исполняющейся самой по себе жизни, двигающееся, пугающееся, куда-то деловито спешащее?

Большинство из моих детских мечтаний занимали надежды получить под свою опёку какую-нибудь животинку.
Я бы никогда не причинил боли своему живому владению, но кроме желания отдать ему любовь, я надеялся разгадать также и его тайну.

На кошку рассчитывать не приходилось.
Крохотная, девятиметровая комната, в которой мы с родителями жили, не оставляла никаких шансов.

Взрослые, правда, смилостивились, и мне купили щегла.
Красивая птица сидела в маленькой клетке, щёлкала семечками, мусоря повсюду, и не слишком приветствовала попытки дружеских исследовательских контактов.

К счастью, кое-какие загадочные живые существа в окрестностях всё же имелись.
Это были девочки.

Оказалось, что девочки тоже имели склонность к научным исследованиям, в отличие от других живых, таких, например, как кошки.

Когда мне исполнилось 7 лет, я считал себя открывателем тайн девчачьей анатомии.

- Вот, - думал, - вырасту и посвещу погрязшее в неведении человечество
в раскрытые мною секреты природы, в то, как там всё устроено.

Немного погодя, выяснилось, что добытые сведения всё же недостаточно глубоки, и что этот обьект требует более обширного и углублённого изучения, прежде, чем докладывать об открытии в заинтересованных детских, научных и общественных кругах.

К тогдашнему моему сожалению, значительное расширение научной деятельности в недоисследованной области вскорости затруднилось из-за различного рода препятствий, но совсем не закончилось.

Так я ведь и не разгадал эти тайны. До конца.

Когда мне было шесть лет, я очень захотел понять весь этот загадочный мир, в котором непонятным образом оказался:
природа, люди внутри и снаружи, общество, разные животные, музыка, автомобили, кино, девочки, вселенная, цветы и мороженное "Эскимо".

Откуда это всё? Как оно устроено? Почему всё так?



Взрослые, к которым я обращался с настырными вопросами не очень-то удовлетворяли мое любопытство.
Они либо отмахивались, либо расказывали какую-нибудь сказку, а чаще всего предлагали мне подрасти, научиться читать, закончить школу и тогда я всё узнаю из уроков и книг.

У меня даже возникло подозрение, что они сами не знают ответов.

Тогда же я сам себе и пообещал, обязательно разобраться во всех этих вопросах даже, если взрослые и их советы не помогут.

Первым делом я научился читать.
Быстро забраковав тонкие детские книжонки со сказками, стишками и толстовскими поучительными историями, я уцепил книгу Бориса Житкова "Что я видел". Она была потолще. В ней рассказывалось про мальчика Алёшу, которого называли Почемучкой.
Меня подкупило название и начало.

Уже тогда я заметил, что наиболее коварным из всех вопросов: "что?", "где?", "когда?", "сколько?", "как?"... является вопрос "почему?".

Вразумительный, правдоподобный ответ на этот вопрос удаётся получить очень редко.

Однако книга про почемучку меня, шестилетнего, разочаровала.
Она явно была написана для малолеток и рассказывала о простых вещах. которые я знал ещё лет пять назад.

Следом мне попался "Таинственный остров" Жюля Верна. Название и толщина книги многое обещали. Хотя книга мне понравилась, но ответов на мучившие меня вопросы бытия там не нашлось.

С тех пор пошло-поехало.
В детском и молодом возрасте я много перечитал. Кое-что понял, а что-то совсем перестал понимать.

Но шестилетнюю свою задумку я не забыл.

На днях заявился сын. Он с осени живёт отдельно от нас. Сын приволок в клетке молодого котика, которого он сейчас опекает, чтобы погостить и попугать родителей.
Кот орал благим матом, прыгал по столам и по плечам, стащил у жены с тарелки немного риса с куриным мясом, был накормлен, обласкан, насильно засунут в клетку и благополучно отправлен восвояси.


Вот.

Любить рождённый
Умрёт в неволе.

Дороги, которых мы выбираем.

откроешь чей-нибудь дневник, а там такое...
Уписаться можно, комментируя.

серьёзности не подлежит
также, как и прожитое.