В колонках играет - Debout sur le zinc
никакого сцепления с грешной этой землёй
скольжу
ставши ещё меланхоличнее (на минутку!), сообщаю, что я больше не буду с вами здороваться, если вы надумаете прийти, и прощаться, если вы убежите в страхе, поражённые моею мыслию или рожею фотографическою... потому что получается фигня какая-то: "Здравствуйте, Пётр Серафимович, досвиданья, Евдокия Феодосьевна, приветствую вас, Птиц Мохнатович, прощайте, Евлампий Палч, счастливо добраться, Татьяна Сидоровна, ой, досвиданя, Пётр Серафимович, ах куда же, Пётр Серафимович, вы?..."
..а у меня ещё пирог яблочный есть... (с)
меня не особо тянуло к людям всю жизнь
но когда тянуло, то к живым и тёплым
говорить - так не о встречах и прОводах (от слова провожать)
а о небесно-голубом, и дымно-облачном, и ладно, розово-рыжем-солнечном, возвышенном, чистом, ясном и звОнком.
О том, например, как я ковылял по Петербургу на днях. Такой депрессивно-безумный, с вытаращенными очками. О том, какие бывают аварии, о том, как они потом ...ой, не бейте! забываются... О том, как славно мне было там, как слушалось и виделось, только вот высказать не умелось. О мокке и о серых льдинах у Васькиного берега, наконец. О том, что три дня, а может, и все пять, были метели и холодные ветра, и в-пять-утра-по-лесу, и в-сугробы-по-колено, о том, что вчера мир затих, и падает снег. О том, что мне навстречу угадайте, где, попался давно знакомый человек и решил, что именно его дружеская лапа на моём плече - это очень даже здорово, и правильно решил. О том, что на у театра Вахтангова тусуются 150 снеговиков, и все - разные. О том, что бежать куда-то ярким морозным утром, опаздывая, хохоча, подскакивая, заглядывая в глаза - запрокинув стриженную свою бедолажную голову, держась за тёплую сильную руку, - это прекрасное то, чему я сейчас, в данный момент, рад-рад-рад....
Рассказать? :)
Нет, человеческие отношения - это огромное, безбрежное ЗАБЛУЖДЕНИЕ длиной в хрен знает сколько там миллионов лет.