Однажды моя мама, тогда ещё работавшая литературным редактором в Ленконцерте, составила концертную программу для Музея-квартиры Пушкина на Мойке. Программа посвящалась годовщине гибели Поэта.
За хорошо составленную программу маме дали много билетов, и мы пошли на тот концерт всей гурьбой: я, Леська, Игорь, жена Игоря, мама, тёща и Леськина сестра.

Играли скрипачи, виолончелисты, звучали стихи и песни. А потом вышел хор мальчиков в костюмчиках и запел.
В центре первого ряда хора стоял и пел негритёнок…

Субботний день в музее.
На вход дано "добро".
Экскурсия глазеет
На старое перо,

На стол, кровать, ливрею,
Чернильницу, ключи…
А там, на галерее,
Музыка звучит.

А там, на галерее,
Хор мальчиков поёт.
Скорей туда! Скорее!
Там Поэт ЖИВЁТ!

Чёрт, у меня и сейчас слёзы наворачиваются на глаза.

А тогда, после финального номера, после высоких мальчишеских голосов, после потрясающего соло негритёнка, после алой розы, которую негритёнку подарила девочка из числа зрителей, после аплодисментов и окончания концерта я вышел из зальчика и…
Нет, я даже не заплакал. И даже не зарыдал, наверное.
Короче, "они как брызнут!". Это я про слёзы.

Всё, что помню, - это ошалевшие глаза Игоря, который смотрел на меня и повторял: "Старик, ты чего?! Ты чего, старик?!".
А я не мог сказать ни слова, потому что горло не давало этого сделать.

Всё, что я мог – это отворачиваться от друга, стыдливо вытирать слёзы и думать, что со стороны Максиморон выглядит хоть и нелепо, но зато прекрасно.