В 1935-м году издательство «Академия» выпустило сборник «Рукою Пушкина», где о произведении, которое Пушкин первоначально назвал «Рыбак и рыбка», было сказано следующее: «Рыбак и рыбка» - конечно, «Сказка о рыбаке и рыбке» (1). И надо же! Автор комментария (а это известный пушкинист Л.Б.Модзалевский) совсем не заметил, как сам же и опроверг свою догадку о «сказке» следующими словами: «Пушкин не только в этой записи считает её сербской песнью: черновой текст сказки в конце имеет помету: «14 окт. 1833 Болдино. 18 песнь сербская». Дата записи – 1834г.» (2). 
Да-да, 18-я песнь сербская, а отнюдь никакая ни «сказка»! Именно поэтому Пушкин и зачеркнул слово «сказка» и именно таковой он и считал изначально «Рыбака и рыбку». Причем не только 14 октября 1833 года, но и в следующем 1834-м. Впоследствии, правда, он не стал вводить её в цикл «Песни западных славян», а назвал «Сказкой о рыбаке и рыбке». 
А почему?! Да потому, что в этой «сербской песне» ничего сербского-то и нет! Основа сюжета в ней из немецкой «Сказки о рыбаке и его жене», а форма настолько русско-фольклорная, что дальше некуда! Да и направление в отношении русских источников легко можно увидеть в черновике Пушкина, где он пишет об «Ильмене, славном озере», связанном, как известно, с русской былиной о Садко и никакого отношения к западным славянам не имеющем. 
Но может быть Пушкин, действительно, сначала хотел сделать «Рыбака и рыбку» сербской песнью, но не смог? Ну, тогда посмотрите, как свою собственную «Русалку» он переделал для того же цикла песен, и какой мощнейший западно-славянский антураж он создал в «Яныше-королевиче»! Тут вам и река Морава вместо Днепра, и чешская королевна вместо княжны, и русалка Вила из сербского фольклора, и западно-славянские имена героев. Ничего подобного в «Сказке о рыбаке и рыбке» и близко нет! Зато язык, поговорки, детали сюжета и т.д. – всё из русского фольклора. Плюс полная русификация образов героев из немецкого источника – сказки братьев Гримм «О рыбаке и его жене». Плюс удаление не вписывающегося в русский контекст эпизода с превращением старухи в папу римского. 
А теперь вопрос: так разве ж не намеренно Пушкин заморочил исследователям голову своей записью о «18-й песне сербской», придав её произведению, ничего общего с циклом «Песен западных славян» не имевшему? Думаю, что да. 
Однако для того, чтобы глубже понять смысл этого намерения, нужно потянуть ниточку дальше и обратить внимание на взаимосвязь данной «ошибки» Пушкина с его планом издания своих сказок. Для этого приведу следующие слова исследовательницы В.Б.Сандомирской: «…необходимо остановиться на записи, сделанной в дополнение к плану издания на л. ПД №715, записанному в 1831г. Дополнение состоит из списка произведений, завершенных в Болдинскую осень 1833г.: поэмы «Анджело» и «Медный всадник»; «Сказка II» – «Сказка о рыбаке и рыбке»; «Сказка III»- «Сказка о Мертвой царевне и семи богатырях». Последним из этих произведений была окончена «Сказка о мертвой царевне», датированная в рукописи 4 ноября 1833 г. По-видимому, план был записан после этой даты и, можно думать, там же в Болдине, поскольку в тетради имеется еще одна запись, сделанная во вторую болдинскую осень, - «Осень» («Октябрь уж наступил…»). Эти две записи 1833 года – последние записи в тетради ПД №838, которая в целом датируется февралем 1828 – ноябрем 1833г.» (4). 
А теперь вопросы «на засыпку»: 
1. а почему же Пушкин нарушил свой план и не издал в 1834 году «Сказку о рыбаке и рыбке», хотя абсолютно никаких препятствий для этого у него не было? (Это ведь «Медного Всадника» «высочайший цензор» Николай I, так сказать, «зарубил» для печати, а вот «Рыбака и рыбку» никто и пальцем не трогал!). 
2. А может быть Пушкин вовсе и не нарушал своего плана и в отношении «Сказки II» его выполнил, а вот В.Б.Сандомирская просто что-то неправильно поняла, попавшись на его уловку по искусственному созданию неопределённости жанра «Рыбака и рыбки»? 
Смотрю глазами следователя и вижу, что Пушкин в своём плане издания (5) обозначил сказки (внимание!) ТОЛЬКО под номерами и без всяких названий! Сандомирская же и Л.Б.Модзалевский (6) сами присвоили им названия, исходя из того, что закончены осенью 1833 года были, по их мнению, только «Сказка о рыбаке и рыбке» и «Сказка о мёртвой царевне». Но это - по их мнению, а отнюдь не по мнению Пушкина, делавшего запись в плане! И вот тут-то перед нами и возникает вопрос: так какую же тогда сказку имел в виду Пушкин, присвоив ей номер II? 
Не догадались? Ну, тот, кто когда-то работал в советской торговле, я думаю, главное в виде слова «излишек» уже понял. Именно излишек был тогда более страшен при переучёте, чем недостача товара, поскольку объяснить излишек можно было или ошибкой учёта, или же… как невольно засветившимся «левым», т.е. официально неучтённым, товаром. А вот последний-то всегда был объектом повышенного внимания ОБХСС! 
Так и в данном случае - в пушкинском плане издания «выплыл излишек» в виде безымянной и непонятно откуда взявшейся сказки! Ведь «Рыбака и рыбку» Пушкин не просто отнёс к сербской песне, но и дал ей номер в цикле «Песен западных славян», который он в 1834 году издавать не собирался. И не издал так же, как не издал отдельно и отнесённую им к этому циклу «Рыбака и рыбку»! Так куда же тогда пропал безымянный излишек из пушкинского плана?? Вероятно, его надо поискать, ведь не зря же наши ростовские строители свято чтут закон сохранения веществ, правда, говоря о нём следующее: «Если на одной стройке пропало что-то, то оно обязательно появится на другой». И оно, а точнее, она, т.е. сказка - и появилась!! Правда, не под именем Пушкина... И где бы вы думали?
Примечания: 1.с.281 или ПСС,XVII,218. 2.Там же. 3.П.В.Анненков «Материалы для биографии Пушкина», М., «Современник», 1984, с.428. 4.Б.Сандомирская «Рабочая тетрадь Пушкина 1828-1833г.г.» в книге «Пушкинский сборник» (Ленинградский ГПИ), Ученые записки, Псков, 1973, с.271. 5.ПСС,XVII,192. 6.В вышеуказанном сборнике «Рукою Пушкина».