Умение любить – талант от Бога.

Умение жалеть – от доброты.

Умение прощать, не зная срока, -

от мудрости и нежности души.

(Алла Латулина.)

Не так давно довелось мне прочитать одну небольшую красочную миниатюру-рассуждение о прогнозах на хорошую погоду, о планах на завтра, о любви и счастье. «Влюбляйтесь и ничего не бойтесь! Стройте планы! Целуйтесь, обнимайтесь и говорите друг другу только хорошие, добрые слова: «Я люблю тебя!» И, вообще, любите друг друга, дорожите каждой волшебной минутой, а Гидрометцентр никогда не подведёт…», - писал вдохновенно автор. И тут же почему-то вдруг вспомнился фильм «Ирония судьбы, или С легким паром!», в котором разочарованный в чувствах Ипполит, с горечью произнес такие слова: «Разве может быть запрограммированное, ожидаемое, запланированное счастье?»

В самом деле, разве можно спрогнозировать, запланировать любовь и счастье? Вот, даже в песне поется: «Любовь нечаянно нагрянет, Когда ее совсем не ждешь…».

«Любовь - она такая штука, Приходит не когда зовут, А неожиданно, без стука, Когда ее совсем не ждут…, и ей не нужно разрешенье, Чтоб сердце целиком занять. Она и боль, и наслажденье, Любовь так просто не понять» (А.Демидов).

О любви и верности, об удивительной, невыдуманной истории, случившейся не где-нибудь под Аккерманом, в Бессарабии, или в солнечном Сорренто, в Италии, а в небольшой смоленской деревеньке, возникшей почти у самых истоков реки Шуицы, питающей своими водами красавицу Десну, поведала уроженка этих мест Анна Серафимова. Поведала простым, обыденным языком, каким говорят сельские жители на Смоленщине. Так здесь, хотя и в некотором сокращении, сохранено и записано.

На станцию бабушка ходила каждый день. Пять километров туда и пять обратно. Она уходила из дома рано, когда еще все спали, встречать единственный, проходящий здесь в семь утра поезд. Так она встречала с войны дедушку, который по сообщению, пропал без вести. Но бабушка все равно ждала и верила, что он живой. Пропал без вести – это не значит, что убит, и когда-нибудь вернется, а его на станции никто не встречает. Он и подумает, что его никто не ждал и не верил. Вот и ходила туда каждый день к прибытию поезда. Но дедушка все не приезжал и не возвращался. Бабушка также ходила в церковь и ставила свечки за здравие дедушки. Пусть даже если он где-то с кем-то, с другой женщиной сошелся, главное, чтобы был жив.

Внук родился уже без него. И его назвали в честь дедушки – Тимофей. Все говорили, что Тимоша очень похож на деда. Когда он подрос и стал учиться в школе, бабушка все продолжала ходить на станцию встречать поезд. Так тянулись год за годом, дни за днями. Окончив школу, Тимофей поступил на физико-математический факультет, что находился в областном центре, хотя мог бы поехать в Москву и учиться там, но остался жить вместе с бабушкой и преподавал в сельской школе даже тогда, когда отца повысили в должности и перевели вместе с матерью и сестренкой в областной центр. А бабушка не захотела покинуть дом, из которого любимый муж уходил на фронт.

Тимоша с детства мечтал стать следопытом, чтобы отыскать дедушку. Втайне от бабушки через компьютер собирал и систематизировал сведения обо всех без вести пропавших, о захоронениях, особенно в тех местах, где воевал дедушка, и, наконец, нашел не только могилу деда, но и двух здравствующих однополчан. Один из них видел, как рядом с дедом разорвался снаряд, а его самого сильно контузило. Он уверен, что дед погиб. А известие пришло, что пропал без вести, так как мясорубка в том бою была страшная.

На могилу Тимофей поехал вместе с созданной им в школе поисковой группой. Обелиск стоял на краю села. Имя деда - Белолицев Тимофей Иванович - было первым написано черной краской на скромной серой бетонной стеле. Внук взял с могилы деда горсть земли и положил в холщовый мешочек, который сшила ему бабушка для еды и хлеба, когда он еще в школьные годы отправлялся в поисковые поездки. Так в этом мешочке он и привез домой землю, положил за бабушкину икону, перед которой она каждый день молилась, но уже никогда не заглядывала за нее, так как уборка была обязанностью сестры Тимофея Тони, которой он приказал не трогать мешочек.

Бабушке он ничего не сказал, так как понимал, что только ожидание и надежда на то, что дедушка вернется, давали ей силы и держали на этом свете.

Осенью бабушка окончательно слегла, чего сильнее всего боялась. Она ни о чем не просила Тимофея, но на другой день он встал, когда чуть забрезжил рассвет, и стал собираться.

- Ты куда? - спросила бабушка.

- На станцию, деда встречать.

- Фотографию возьми, а то не узнаешь. - Голос бабушки дрожал от радости и волнения, она показывала на стену, где в старой раме под стеклом было много фотокарточек, в том числе и деда. Он прислал это фото с фронта, в пилотке, лихо сдвинутой набекрень, и в гимнастерке.

- Узнаю, бабунюшка.

- Нет, возьми, - настаивала она.

Тимофей не стал возражать и достал из-под стекла фотографию деда, на которой тот был почти его ровесником.

Бабушка перекрестила его на дорогу. Конечно, можно было остаться во дворе, залезть на сеновал, поспать там, а потом придти в дом и сказать, что был на станции. Но он боялся, что бабушка все поймет, и пошел встречать деда, могилу которого отыскал два года назад. Странное дело, когда поезд прибыл на станцию и вагоны стали проплывать мимо, Тимофей начал вглядываться в окна, поймав себя на том, что надеется увидеть деда. Увидеть именно таким, каким он был на фотографии, лежащей во внутреннем кармане его пиджака.

Никто не вышел из остановившегося состава. И только когда поезд отошел и скрылся из виду, Тимофей пошел домой. С этого дня он каждый день ходил на станцию и с надеждой вглядывался в окна тормозящего поезда.

Придя как-то со станции, Тимофей увидел, что бабушка не лежала, как обычно, а приподнялась без его помощи на кровати. Она похорошела, лицо ее светилось. Увидев его, она неожиданно тихо произнесла:

- Тимоня, милый ты мой! – и протянула к нему руки. Она впервые назвала его Тимоней. Обычно ее обращение к нему было «Тимонюшка». Он хотел ответить ей, но она вдруг запричитала:

- Пришел, вернулся. Я знала, я знала! И Тимофей понял, что она узнала в нем деда. - Подойди, подойди, душа ты моя. Истосковалась как по тебе, сокол ты мой ясный!

Таких ласковых слов никогда не слышал прежде от бабушки даже он, ее любимец. Тимофей подошел к кровати, сел рядом. Бабушка уткнулась ему в плечо, прижалась и продолжала причитать:

- Дети-то, дети как выросли! Не узнаешь детей-то. А ты не изменился! Я вот постарела, не смотри на меня. - Бабушка, как девушка, стыдливо прятала лицо, уткнувшись в рукав внука. - Сейчас Тима придет, Манин старший. Ушел он, тебя встречать. Разминулись вы, видно. В твою честь назвали. Как с тебя вылили Тиму-то. Маня в городе, недавно уехала, а так все со мной жила. Ваня-то геолог у нас. Всю землю исходил. А я дальше райцентра так нигде и не была. Боялась уезжать-то. А ну на день уеду, а ты в тот день и вернешься. Скажешь, куда жена-то делась? Мужа с войны не ждет, гуляет. Ноги у меня отказали, а так все дни ходила тебя встречать, ни одного не пропустила. Ну, вот и отчиталась перед тобой за жизнь свою. Жила долго, а отчиталась коротко, Тимоня, сокол мой, сейчас и умирать можно. Дождалась, ты мне и глаза закрой, друг сердечный.

Тимофей все понимал. В глазах стояли слезы, но он не мог их даже смахнуть, одной рукой он держал руку бабушки, другой гладил ее седую голову.

Бабушка стала говорить тише, неразборчивей, потом откинулась на подушку, сложила руки на груди и затихла, с улыбкой и умиротворением на лице, которое вдруг стало подобно женскому божественному лику, изображенному на ее любимой иконе Пресвятой Богородицы.

Когда гроб с телом бабушки поставили на краю могилы, к траурной толпе подлетел белый голубок и сел на рябину, стоящей возле вырытой свежей ямы. Не спугнули его ни стук молотка, вбивающий гвозди в крышку гроба, ни громкий плач мамы Тимофея. Голубок сидел на ветке до тех пор, пока люди не пошли с кладбища. Тогда и он вспорхнул и улетел. Все обратили на него внимание и гадали, что это могло значить. И только Тимофей точно знал, что это за голубок и почему он прилетел к бабушкиной могиле.