Скрипят засовы и ворота,                                    

Полозья режут наст в снегу,
Лошадка  серая, продрогла,
Спешит скорее ко двору.
Раскрыв возок заиндевелый,
Ямщик, куржавень в бороде,
Рукой сгребает занемелой,
Мечтает,  грезит о тепле…

Возок простой, а в нем  княгиня,
Слегка испугана, бледна
Оставив, вдруг, дворец и сына,
В дорогу сердцем  позвана.
 Сибирь! Забытый богом край
Лесов и гор,  в снегах лежит,
Кистень  разбойный, невзначай,
В унылой пустоши грешит…

Страна раскольничьих скитов,
Мехов и каторжных штанов,
Бесстрастным бряцаньем оков,
Рвет языки  колоколов…
Земля  медов, страна кнута,
Здесь честь и рваная ноздря,
Остроги, кат и декабрист,
Смешал в одно, жигана свист.

Но тонкой  ниточкой дороги,
Несёт княгиня как оброк,
Любви,  великие залоги,
Величья женского – пролог…
Устала, видно, уморилась!
Хлебнув чуток горячих щей,
Тревожным сном она забылась,
На лавке жесткой у сеней.

Наутро – снова колокольчик,
Дрожит  под старым хомутом,
Ямщик, нахмуренный раскольник,
Тайком, махнет двойным перстом.
«Крепка, ты, матушка княгиня!
Почти дитя, а совесть есть!
Навек, запомню твое имя,
Поклон тебе и в твою честь!»

А Маша, грустно улыбнулась,
«Ямщик, ямщик, ты б угадал,
Как больно сердце ворохнулось,
Как вслед  отец – проклятье слал…
Как слезы жаркие по сыну
Прожгли мне сердце. Но душа,
Мой долг не делит вполовину,
Венцу и мужу я верна…»
**********

Отец скорбит, выходит в зал,
Где твой портрет среди зеркал,
И потрясенный, прошептал:
«Сильней,  я  женщины, не знал!»
Но Маша – этого не знает
Зима, лошадка, лес, возок,
И путь свой  мысленно считает,
Версты, как каторжника срок…

Мрачна Сибирь и ночь угрюма,
Погост… там детские кресты*
Над тяжкой долей вольнодумца,
И сердца  чистого листы.
Изящный почерк вяжет в стрОку:
 «Верна:  себе,  судьбе  и  року!»
Слова величия, без спеси:
Mari   Volkonskaya... princesse…

* - в Сибири, Мария Николаевна Волконская родила двоих детей: они умерли.                            Василий Шеин