Блять я в бешенстве. Мобильник снова уехал в Тверь, хотя обещали вернуть вовремя. А ведь надо делать дела — уроки, переводы, все дела — теребить лапками надо, а то никто ведь не даст денег за просто так. Долги возвращать, билеты покупать, сигареты курить, бутерброды кушать. И любовь, конечно. Чёрт бы побрал эту суку любовь. Извращенка, садистка, любовь. Убить бы её в овраге. И ещё, чёрт бы побрал мерзкую шлюху надежду.

"Ля-ля-ля, всё может быть хорошо, а может быть и плохо, но зато я с тобой, ты главное надейся" — говорит надежда — а потом — "упс, извини, не получилось".

Ну, спасибо тебе, уродская гадина надежда.

Ненавижу свои чувства.

Ненавижу свой алкоголизм.
Ненавижу свой drinking habit.
Ненавижу себя за то, что в тот вечер
пошёл в то место, и встретил там того, кого.

* * *

Почему полное взаимопонимание, полное доверие — спускаясь с трёхсотметровой скалы по верёвке, я доверил бы держать верёвку только ему — почему столько всего общего, родного, понятного, но — вот в этом месте СТОП?

Мне и секс-то уже не нужен нифига; накушался, спасибо.

У меня в жизни было море секса. Миллионы мужчин и парней. Все они прах и дрянь и пустота рядом с тобой. Я знаю, что никто из них — никто, абсолютно никто — не может быть тем, кем ты есть для меня — и не прошу ведь многого — только скажи, что любишь меня, хоть немножко, хоть с краешку, хоть иногда, хоть чуть-чуть, хоть на полградуса Цельсия.

Или, наверное, это я виноват.
Эгоистичный тупой дурак.

Нет, нет, я не буду вешаться, я переживу.

Примечание внутреннего голоса: "угроза самоубийством —
самая распостранённая форма манипулирования".

Я не хочу не хочу никем манипулировать.
Я не буду вешаться, или стреляться, или зарезываться.

Просто до смерти хочется хоть малюсенького кусочка чистой любви.
Чистой, взаимной, чтобы улыбнуться, и обнять за плечи, и знать, что —

— не напрасно.