На следующий день Ивахин подготовил написанную сухим канцелярским языком служебную записку: А.И. Цеденбал озабочена будущим сыновей и просит помочь, также им с мужем нужна дача — ту, что строилась в Жуковке, пришлось сдать правительству Монголии, обслуживанием по линии Министерства общественной безопасности МНР она довольна, но просит вернуть направления в московское спецателье... То, что Ивахин обо всем этом думал, осталось при нем, ему было чему подивиться: о пустячных вещах просила вчерашняя хозяйка Монголии, перед ним унижалась женщина, на равных разговаривавшая с Хрущевым и Брежневым.


Ивахин знал о ней многое — ему это было положено. Став во главе страны, Цеденбал долго боролся с противниками в ЦК: их снимали с должностей, отправляли на периферию, причисляли к «антипартийной группе», и за этим часто стояла волевая жена добродушного монгольского премьера. Старый друг Цеденбала, член ЦК, однажды бросил ей в лицо: «Ты пользуешься тем, что стала женой мягкого человека!» — и это дорого ему обошлось. Все, кто не потрафил Анастасии Ивановне, впадали в немилость: академик Дамдинсурэн перестал руководить Союзом монгольских писателей, поэт, написавший о Цеденбале сатирические стихи, был осужден, отправлен на рудники, а после освобождения умер в нищете.


У нее были свои люди и в госучреждениях, и в Министерстве общественной безопасности, она знала все, что происходит в стране, и каленым железом выжигала малейшую угрозу Цеденбалу. Она пеклась и о его здоровье: когда муж отправлялся «в народ», в поездки по дальним аймакам, за ним по пятам следовал офицер Министерства общественной безопасности с флаконом спирта и полотенцем.


Монголы любили своих правителей — и великого хана Богдо-гегена, и маршала Чойбалсана, и Цеденбала. Вокруг него толпились люди, и каждый старался дотронуться до начальника-дарги, веря, что это приносит удачу. Цеденбал пожимал протянутые руки, но после каждого рукопожатия сотрудник охраны поливал правую ладонь дарги спиртом и вытирал ее полотенцем. Цеденбалу это не нравилось, он пытался возражать, однако жена настояла на своем: разве можно тащить в дом микробов, у них же дети!


У нее были свои слабости: Анастасия Ивановна любила, когда ей целовали ручки и говорили, как она прекрасна. Этим пользовались ловкие люди и делали отличную карьеру.

Все знали, что Цеденбал бешено ревнив. В самом начале их брака на отдыхе в Крыму он чуть было не придушил жену, заметив, что та заболталась с офицером охраны. Насте еле удалось отбиться. Ему дважды приносили списки любовников жены, оба раза они летели в корзину: Анастасия Ивановна грозила забрать детей, уехать в СССР и развестись. Веры этим материалам не было, Цеденбал считал, что они подготовлены их врагами. Так думали и в советском посольстве — в докладах в ЦК, где скрупулезно собирался компромат на жену Цеденбала, сообщения об изменах не проходили.


Был платонический роман с советским военным представителем в МНР: генерал поцеловал ее в щечку — допущенная вольность стоила ему должности. В Москве с Анастасией дружил знаменитый хирург Вишневский, но и тут все ограничивалось прогулками, походами в театры и задушевными разговорами. Приехавший в Монголию с официальным визитом зампред Совмина Александр Шелепин, известный сердцеед, влюбил жену Цеденбала в себя по уши, ради него она была готова на многое. В Москве Анастасия Ивановна предложила Шелепину встретиться, но тот сразу пошел на попятный — обоих просматривали и прослушивали, карьера была ему дороже.


Александр Николаевич Шелепин
советский государственный деятель
Советский комсомольский, партийный и государственный деятель. Член ВКП - КПСС с 1940 года; член ЦК КПСС; член Президиума ЦК КПСС.

18 августа 1918 г - 24 октября 1994 г. (76 лет),

Роман с Шелепиным

Между тем ужин  в                                                                                доме Цеденбалов, злополучный для Шелепина и его друзей, запомнился Анастасии Ивановне как один из самых чудесных в ее жизни. Перед приездом гостей она послала машину за парикмахером из советского посольства, он сделал ей прическу, гладко зачесав назад ее льняные волосы и водрузив на них высокий накладной шиньон с завитушками.

Даже на склоне лет Анастасия Ивановна затруднялась объяснить, какое сумасшествие нашло на нее в тот вечер, почему за столом один только Шелепин привлекал ее внимание. Он был умен, красив, статен, остроумно поддерживал разговор... Характер Анастасии Ивановны, способный 
 к мгновенному куражу, уживался с доверчивым сердцем, беззащитным перед грубоватой мужской лестью. "Ты посмотри, какие у нее глаза! Посмотри, какие волосы!" - шептал Шелепин сидевшему рядом Месяцеву, не привлекая чужого внимания. Бедная Настя делала вид, что не слышит, сосредоточенно ухаживала за 
другими гостями, но Шелепин останавливал проходившего мимо Майдара, давнего Настиного воздыхателя, брал его под локоть и указывал глазами на хозяйку дома: "Скажи, ты видел где-нибудь еще такие глаза?!" Автор никогда бы не решился предавать огласке некоторые моменты из воспоминаний Анастасии Ивановны, если бы не ее настойчивое желание рассказать о "романах", как она называла свои увлечения. Она помнила, что перед нею диктофон, и выбирала слова осторожно. "Наутро Месяцев мне говорит: "Слушай, Шурик всю ночь о тебе говорил, ты его сразила.. ."

До этого мы с Шелепиным о чем-то разговаривали. Он рассказывал, как снимали Хрущева, и смотрел мне в глаза. В общем, у нас начался красивый роман. Ездили на рыбалку, фотографировались. Он считал: зачем нам деньги давать Египту? Мы должны поднять Монголию, она нам ближе и нужнее Мне рассказывали,что вернувшись в Москву, он написал очень сильный отчет о поездке и добился для монголов новых кредитов. Потом он мне говорил: "Знаешь, сколько ты стоила России?!"

Наш роман был на людях, мы ни разу не были наедине. Я ему однажды говорю - ну давайте где-нибудь встретимся. Я же тоже к нему симпатии питала. Все-таки он не кто-нибудь, мы были как бы в равном положении. Но он боялся! "Нас застукают..." - говорит. "У вас же друг Семичастный..." "Нет, - вздохнул, - я ему не доверяю". (Семичастный тогда сменил Шелепина на посту председателя КГБ СССР. - "Известия"). Так что все у меня с Шелепиным было, как у Анны в "Гранатовом браслете". Помните? Она охотно предавалась самому рискованному флирту, но никогда не изменяла мужу..."

Расположением Шелепина она была настолько ослеплена, что не могла представить, какими были их отношения на самом деле. Семичастный вспоминает, что Шелепин вернулся из Монголии с "очень отрицательным мнением о ней, что она узурпирует там все... Насколько я знаю, она была не в его вкусе. Он мог пошутить, разыгрывать..." К счастью, она об этом не узнает до конца жизни.
Автор: Леонид Шинкарев
Сайт: Знаменитости 

Ивахин отлично знал, что эта женщина не будет размениваться на мелкие интрижки. Ей нужно все или ничего. К Цеденбалу она прикипела, когда тот начал слабеть и ему понадобилась защита, этому делу его жена отдавалась со страстью. Так же самоотверженно, до фанатизма, она занималась монгольским Детским фондом. Бог весть, думал ли об этом Ивахин и было ли ему стыдно: посольство сильно постаралось, чтобы Цеденбал потерял власть, а ведь они с женой столько сделали для Монголии.

Цеденбал умел ладить с людьми, был дружен и с Брежневым, и с Хрущевым, в Монголию широкой рекой текли советские кредиты. Строились заводы и больницы, появлялась работа, росли зарплаты — за то время, что он был у власти, население страны выросло в три раза. А его жена занималась монгольскими детьми с той же бешеной энергией, что и своими собственными, всего, что она для них сделала, и не перечесть. Оплачиваемые четырехлетние отпуска для матерей, ясли, детские сады, пионерские лагеря, дома юных техников... В прежние годы в Монголии была чудовищная детская смертность, но Анастасия Цеденбал все изменила.

Ее фонд стал одним из главных учреждений страны, она беспощадно разделывалась с экономящими на подрастающем поколении чиновниками. Анастасия Ивановна могла все, ее боялись, и Монголия на какое-то время стала страной, живущей ради детей. При встречах с Леонидом Ильичом она выпрашивала у Брежнева деньги на свой Детский фонд. Тот морщился: «Ты, Настя, дороговато обходишься советскому народу», но ни в чем ей не отказывал. Все шло хорошо, казалось, так будет продолжаться вечно... Но Цеденбал старел, много пил, и в конце концов Монголией стала управлять его жена.


В посольстве знали, что к середине восьмидесятых годов привычка лидера к спиртному перешла в хронический алкоголизм, что он может работать не больше двух часов в день и по утрам жена рассовывает по его карманам записки с перечнем дел и конспектами того, что нужно сказать. У него отказывала память, с каждым месяцем вождь слабел, и в посольстве росла тревога: одновременно с множащимися недугами Цеденбала растет и крепнет культ личности его супруги.
Еще в пятьдесят с небольшим лет она организовала Детский фонд, первый национальный институт такого рода в Азии. Отныне у нее официальный статус, власть над многими людьми, отчасти даже над руководством страны. Она входит в число ключевых фигур государства; может быть, в первую пятерку. Веселое неистовство обуревало Анастасию Ивановну на строительных площадках Улан-Батора. В брюках и в рабочей куртке нараспашку она походила на заправского прораба; вокруг нее крутились проектировщики, экономисты, бригадиры, занятые на сооружении молодежного парка, станции юных натуралистов, дворца пионеров, дворца юных техников, дворца молодежи, плавательного бассейна... В выходные дни на площадках появляются с лопатами Цеденбал и все члены высшего руководства. Пройдут годы, и многие люди, работавшие с ней, под ее началом, будут вспоминать: "Она же старалась для нас, для наших детей"

В отправленных в Москву шифровках перечислялись прегрешения Цеденбал-Филатовой: представление к правительственной награде домработницы семьи, статья за подписью Анастасии на первой полосе партийной газеты, личная нескромность и грубость. Советских дипломатов беспокоило, что монголы рассказывают о ней анекдоты — они олицетворяли ее с Советским Союзом. Так продолжалось восемь лет — все эти годы в ЦК КПСС разрабатывались планы отстранения Цеденбала, но Брежнев к нему благоволил, делу не давали хода. Все изменилось после того, как гроб с телом советского генсека пронесли по Красной площади.

Чиновники, которые постоянно были вокруг мужа, любили выпить на дармовщину 

Цеденбал рассказывал близким, что Берия советовал сотрудникам безопасности, направляемым в Монголию, выпивать с Чойбалсаном и Цеденбалом, "иначе от них ничего не добьешься". Об этом будто бы ему признавался один из офицеров советских спецслужб в Улан-Баторе. "Мне самой по секрету сказал советник КГБ Литвинов, что его предшественник Пастухов при передаче дел наказывал: "Всегда имей при себе водку. Когда Цеденбал попросит, давай ему", - вспоминала Анастасия Ивановна. - Я вела с этим жестокую борьбу. Это многим не нравилось. Чиновники, которые постоянно были вокруг мужа, любили выпить на дармовщину. Сколько слез я из-за них пролила!"


В свои тревоги Анастасия Ивановна посвящает генералов монгольских органов безопасности, советников КГБ в Монголии, дипломатов, деятелей культуры в Москве... Нести этот крест у нее остается все меньше сил. От отчаяния в отсутствие Цеденбала она созывает высшее руководство страны. "Анастасия Ивановна стала нас ругать, - вспоминает Моломжамц, - вы спаиваете Цеденбала! Политбюро устранилось! В эти вопросы не вмешивается!.. И повернулась ко мне: "Не ты ли, Моломжамц, хочешь споить Цеденбала, выставить его пьяницей, чтобы сесть в его кресло?!." И обвел а всех тяжелым взглядом: "Вы же ни в какое сравнение не идете с Цеденбалом! Он большой человек - а вы что?" Мы молчали. Только Самбу ответил за нас: "Это правильно, Анастасия Ивановна, что вы пытаетесь спасти Цеденбала. Но разве так это надо делать?".
По мере того, как бразды правления выпадали из рук Цеденбала, усиливалась активность Анастасии Ивановны. Она хорошо представляла, чем может обернуться для нее и сыновей отставка мужа. 
Сайт: Знаменитости

Отстранение Цеденбала было операцией, спланированной и проведенной в Москве.

В 1984 году супруги собрались в Крым на отдых. Но кремлевские врачи порекомендовали Цеденбалу лечь в больницу на обследование. Оно затянулось, наконец был вынесен вердикт: к значительным умственным и душевным усилиям ее муж больше не способен.
В то время он и впрямь смутно понимал, что с ним происходит, забывал, о чем говорил полчаса назад, однако Анастасии Ивановне казалось, что дело в уколах, которые мужу делали в кремлевской больнице. Цеденбал был готов принять свою судьбу, но она отчаянно боролась, пыталась дозвониться до тех людей в политбюро, кого считала друзьями семьи. Председатель КГБ Чебриков разговаривал с ней несколько раз, но ничего не менялось, и Анастасия Ивановна сдалась. Цеденбал попросил об отставке.

Когда рухнул Советский Союз и Монголией начали править младодемократы

Они лишили Цеденбала маршальского звания и высоких наград. Анастасия Ивановна, которой пришлось возвращать сотрудникам монгольского посольства в Москве награды мужа, оставалась опорой для своих мужчин. Ее изобретательный ум по-прежнему был направлен к единственной цели: оградить Цеденбала от любой неприятной информации. "Я прятала от него газеты, отбирала почту, следила за тем, чтобы никто из зашедших в дом этого не касался. Он ничего не знал, иначе была бы глубокая травма".
 
Цеденбал не знал и о том, что из Улан-Батора приехали работники монгольской прокуратуры, вызывали Анастасию Ивановну в посольство для бесед, выясняя, как строилась подмосковная дача, которой у них уже давно не было, и почему Детский фонд тратил на подарки больше средств, чем полагалось по инструкциям... По словам Анастасии Ивановны, приезжие прокуроры встречались с ней, чтобы подобраться к Цеденбалу, изучить возможности транспортировки его на родину для предания суду. Не исключено, что в кипящем политическими страстями Улан-Баторе начала 1990-х годов Цеденбала ожидала судьба Чаушеску.
 
Цеденбала хотели вернуть домой и судить, но к этому времени он жил в своем собственном мире, забывая то, что произошло минуту назад, и новые власти оставили его в покое.






Цеденбал умер в 1991 году, и его, к немалому удивлению жены, похоронили в Монголии с воинскими почестями, как генерала армии.


А вскоре она узнала, что такое настоящая бедность. Сыновья потеряли работу и рассорились. Зориг жил своим домом, с женой, он наконец возмужал и, как мог, боролся с жизнью. А ее первенец Славик так и остался холостяком, лишившись места в развалившемся СЭВ, он никуда не смог устроиться. Они жили вдвоем на ее крохотную пенсию. Друзьями Славика были черепаха и хомяк: обоих сын назвал Федорами.
Четвертого мая 1999 года она упала, ударилась головой об угол шкафа и попала в больницу. Через два дня родственники встревожились из-за того, что Славик не отвечает на звонки, и сообщили об этом его младшему брату. Зориг открыл дверь и нашел брата мертвым, лежащим в ванной. Денег на похороны не было, Анастасия Ивановна позвонила в монгольское посольство, и оттуда прислали восемьдесят долларов. Прощаясь с сыном, мать не плакала, но смотреть на нее было страшно. Она хотела положить в гроб Славика хомяка Федора, ее едва удалось остановить.


Впереди были еще два года, бедность, забвение, время от времени приходящие из Монголии письма с вложенными в них купюрами. Бывшие воспитанники детских домов присылали ей когда пять, а когда и десять долларов. Двадцатого октября 2001 года Анастасию Ивановну нашли в бессознательном состоянии под висящей на стене фотографией: молодой Цеденбал обнимает ее, улыбающуюся и беззаботную. Из больницы она так и не вышла.
Она умерла в той же больнице, в тех же стенах, где провел свои последние часы Цеденбал. Вокруг голубого гроба людей было немного.  Душа Анастасии Ивановны наконец-то соединилась с душой Цеденбала и теперь она снова слышит, и всегда будет слышать, самую дорогую из известных ей земных молитв, написанную однажды мужем: "Обожаемая, любимая! Прости меня, непутевого... Папа".


В недалеком будущем совершилось то, на что Анастасия Ивановна даже не рассчитывала — Монголия снова полюбила ее семью. Власть младодемократов сопровождалась разрухой и бедностью, у руля снова встала МНРП. Теперь правление Цеденбала казалось золотым веком: во время социологического опроса он был признан лучшим монгольским правителем за последние сто лет. В Улан-Баторе ему поставили бронзовый памятник, его внучка, названная в честь бабушки Настей, приезжала в Монголию на юбилей деда.


Свой памятник есть и у Анастасии Ивановны — он невелик, не особенно красив, не слишком на нее похож, но, наверное, она бы ему обрадовалась. Бывший детдомовец Долгорсурэнгийн Дагвадорж, ставший известным сумоистом и живущий сегодня в Японии, пожертвовал на него личные деньги. Бюст Анастасии Ивановны стоит напротив старого пионерлагеря, который она превратила когда-то в международный детский центр, выпросив деньги у Брежнева. Скульптор подарил русской жене Цеденбала монгольское лицо — лучшее доказательство того, что эта земля признала ее своей...


Анастасия Цеденбал.  Единственной внучки Ю.Цеденбала, 44 года.
Она родилась в Москве, живет с мамой. Она врач.Сама закончила Институт стран Азии и Африки при МГУ, работает в одной московской туристической компании. В Монголии  была всего один раз, в 2005 году.

 Ее отец Зориг иногда бывает в Улан-Баторе, но в основном находится в Москве. Он окончил биологический факультет МГУ им. М.В.Ломоносова, владеет английским и французским языками. Возглавляет Академию Ю.Цеденбала.

 

Тем кто хочет узнать какая Монголия сегодня: Монголия-2015 с запада на восток. http://travel.drom.ru/36229/?comment_id=5967070

 

 

Источники http://7days.ru/caravan/2015/10/khozyayka-mongolii/10.htm

http://www.peoples.ru/family/wife/tsedenbal/ 

фото собраны из интернета.