• Чудеса там, где в них верят, и чем больше верят, тем чаще они случаются

  ---

Художник-иллюстратор Анастасия Столбова

"Будет смешно звучать, но, рисуя, я общаюсь с вами, с каждым, кто смотрит по ту сторону картинки. Словно рассказываю маленькие сказки... 
Наверное, это и есть секрет творчества - художник прячется в своих картинках"
Анастасия Столбова

Снег — это волшебное покрывало, которое скрывает серость города и делает все удивительным... волшебным.

"Шёл снег. Если сощуриться и долго смотреть вверх, покажется, что Небо с Землёй плывут навстречу, и уже не понять, то ли снежинки спускаются на лицо, то ли сам летишь вверх..."
Мария Семёнова. "Валькирия"

История этих двух жизней и этого выступления такова: Li была молодой, красивой и подающей большие надежды профессиональной балериной. Пока в 19 лет она не попала в автомобильную аварию. Ей ампутировали руку, и уже тогда она решила, что на этом , ВСЁ: теперь она уйдет из жизни. Тем более что позже её бросили все, кроме родителей, а её смазливый бойфренд сбежал сразу, как только узнал о её несчастье и операции.

Жизнь была закончена и девушка поставила точку: она свела счёты с жизнью.

Но её успели спасти родители, случайно вернувшиеся домой.

Парень (Tao) наоборот, не занимался ни спортом, ни балетом. Он был самый обычный паренёк, пока не попал ногой в механизм. Ногу пришлось ампутировать, а сам Тао стал инвалидом. Это уже позже он занимался и прыжками, и дайвингом и ещё многими видами спорта.

Но потом он встретился с Li.

Он был в балете полный новичок. Она - профессионал, да к тому же с очень высокими требованиями и перфекционизмом. Так Li с Tao и тренировались - с 8-ми утра и до 11 вечера. Они репетировали тот номер очень долго: только чтобы подготовить то, что мы видим на сцене на 3.41 мин. видео, ему пришлось приземлять девушку на жёсткий пол более 1 000 раз. А это всего один элемент!

Li с Tao вышли в финал среди 7 000 претендентов на 4-х Национальных соревнованиях по танцу (ССТV, Китай). Позже они набрали в сумме 99.17 очков и завоевали второе место, ещё и выиграв с огромным отрывом приз зрительских симпатий.

В том же 2007 году в Китае они стали национальной легендой.

Доменико Дольче исполнилось 55. Истинные эстеты и ценители прекрасного, итальянский дуэт Dolce & Gabbana, вот уже на протяжении 35 лет создает коллекции, приумножающие женские достоинства.

Доменико Дольче (Domenico Dolce) и Стефано Габбана (Stefano Gabbana) создают одежду и аксессуары, вдохновленные образами Южной Италии, и формируют собственное направление в модной индустрии, воспевающее женственность и природную красоту.

Шоу Dolce & Gabbana по-прежнему одни из самых ожидаемых, многолюдных и эффектных на Неделях моды в Милане. Признанные законодатели моды, пребывающие в числе богатейших людей планеты, Доменико и Стефано полны вдохновения и творческого энтузиазма, предлагая миру самые прекрасные платья, о которых только можно мечтать.

DOLCE & GABBANA ОСЕНЬ–ЗИМА 2014/2015

Для коллекция сезона осень–зима 2014/2015 дизайнеры придумали новую сказочную историю. Цветочные принты дополнены изображениями ключей от дверей старинного замка, платья и пальто украшены мехом и аппликациями с изображением лесных обитателей, сверкают стразами балаклавы и доспехи, декорированные кристаллами.

Читать и смотреть далее...

Я очень любил этот рассказ Махмуда о своей маме. О ней он говорил всегда, первый тост за любым столом был за нее. Почитайте.
Сегодня гению танца сегодня исполнилось бы 90. Вспоминаю его с любовью и теплотой.

Мой отец чеченец и мама чеченка. Отец прожил 106 лет и женился 11 раз. Вторым браком он женился на еврейке, одесситке Софье Михайловне. Её и только её я всегда называю мамой. Она звала меня Мойше. - Мойше, - говорила она, - я в ссылку поехала только из-за тебя. Мне тебя жалко.

Это когда всех чеченцев переселили В Среднюю Азию. Мы жили во Фрунзе. Я проводил все дни с мальчишками во дворе. - Мойше! - кричала она. - Иди сюда. - Что, мама? - Иди сюда, я тебе скажу, почему ты такой худой. Потому что ты никогда не видишь дно тарелки. Иди скушай суп до конца. И потом пойдёшь. - Хорошая смесь у Мойши, - говорили во дворе, - мама - жидовка, отец - гитлеровец.

Ссыльных чеченцев там считали фашистами. Мама сама не ела, а все отдавала мне. Она ходила в гости к своим знакомым одесситам, Фире Марковне, Майе Исаaковне - они жили побогаче, чем мы, - и приносила мне кусочек струделя или еще что- нибудь.

- Мойше, это тебе. - Мама, а ты ела? - Я не хочу.

Я стал вести на мясокомбинате кружок, учил танцевать бальные и западные танцы. За это я получал мешок лошадиных костей. Мама сдирала с них кусочки мяса и делала котлеты напополам с хлебом, а кости шли на бульoн. Ночью я выбрасывал кости подальше от дома, чтобы не знали, что это наши. Она умела из ничего приготовить вкусный обед. Когда я стал много зарабатывать, она готовила куриные шейки, цимес, она приготовляла селёдку так, что можно было сойти с ума. Мои друзья по Киргизскому театру оперы и балета до сих пор вспоминают:

"Миша! Как ваша мама кормила нас всех!"

Но сначала мы жили очень бедно. Мама говорила: "Завтра мы идём на свадьбу к Меломедам. Там мы покушаем гефилте фиш, гусиные шкварки. У нас дома этого нет. Только не стесняйся, кушай побольше".

Я уже хорошо танцевал и пел "Варнечкес". Это была любимая песня мамы. Она слушала ее, как Гимн Советского Союза. И Тамару Ханум любила за то, что та пела "Варнечкес".

Мама говорила: "На свадьбе тебя попросят станцевать. Станцуй, потом отдохни, потом спой. Когда будешь петь, не верти шеей. Ты не жираф. Не смотри на всех. Стань против меня и пой для своей мамочки, остальные будут слушать".

Я видел на свадьбе ребе, жениха и невесту под хупой. Потом все садились за стол. Играла музыка и начинались танцы-шманцы. Мамочка говорила: "Сейчас Мойше будет танцевать". Я танцевал раз пять-шесть. Потом она говорила: "Мойше, а теперь пой". Я становился против неё и начинал: "Вы немт мен, ву немт мен, ву немт мен?.." Мама говорила: "Видите, какой это талант!" А ей говорили: "Спасибо вам, Софья Михайловна, что вы правильно воспитали одного еврейского мальчика. Другие ведь как русские - ничего не знают по-еврейски".

Была моей мачехой и цыганка. Она научила меня гадать, воровать на базаре. Я очень хорошо умел воровать. Она говорила: "Жиденок, иди сюда, петь будем".

Меня приняли в труппу Киргизского театра оперы и балета. Мама посещала все мои спектакли. Мама спросила меня: - Мойше, скажи мне: русские - это народ? - Да, мама. - А испанцы тоже народ? - Народ, мама. - А индусы? - Да. - А евреи - не народ? - Почему, мама, тоже народ. - А если это народ, то почему ты не танцуешь еврейский танец? В "Евгении Онегине" ты танцуешь русский танец, в "Лакме" - индусский. - Мама, кто мне покажет еврейский танец? - Я тебе покажу. Она была очень грузная, весила, наверно, 150 килограммов. - Как ты покажешь? - Руками. - А ногами? - Сам придумаешь.

Она напевала и показывала мне "Фрейлехс", его ещё называют "Семь сорок". В 7.40 отходил поезд из Одессы на Кишинёв. И на вокзале все плясали. Я почитал Шолом-Алейхема и сделал себе танец "А юнгер шнайдер". Костюм был сделан как бы из обрезков материала, которые остаются у портного. Брюки короткие, зад - из другого материала. Я всё это обыграл в танце. Этот танец стал у меня бисовкой. На "бис" я повторял его по три-четыре раза.

Мама говорила: "Деточка, ты думаешь, я хочу, чтоб ты танцевал еврейский танец, потому что я еврейка? Нет. Евреи будут говорить о тебе: вы видели, как он танцует бразильский танец? Или испанский танец? О еврейском они не скажут. Но любить тебя они будут за еврейский танец".

В белорусских городах в те годы, когда не очень поощрялось еврейское искусство, зрители-евреи спрашивали меня: "Как вам разрешили еврейский танец?". Я отвечал: "Я сам себе разрешил".

У мамы было своё место в театре. Там говорили: "Здесь сидит Мишина мама". Мама спрашивает меня: - Мойше, ты танцуешь лучше всех, тебе больше всех хлопают, а почему всем носят цветы, а тебе не носят? - Мама, - говорю, - у нас нет родственников. - А разве это не народ носит? - Нет. Родственники.

Потом я прихожу домой. У нас была одна комнатка, железная кровать стояла против двери. Вижу, мама с головой под кроватью и что-то там шурует. Я говорю:

- Мама, вылезай немедленно, я достану, что тебе надо. - Мойше, - говорит она из под кровати. - Я вижу твои ноги, так вот, сделай так, чтоб я их не видела. Выйди. Я отошел, но все видел. Она вытянула мешок, из него вынула заштопанный старый валенок, из него - тряпку, в тряпке была пачка денег, перевязанная бечевкой. - Мама, - говорю, - откуда у нас такие деньги? - Сыночек, я собрала, чтоб тебе не пришлось бегать и искать, на что похоронить мамочку. Ладно похоронят и так.

Вечером я танцую в "Раймонде" Абдурахмана. В первом акте я влетаю на сцену в шикарной накидке, в золоте, в чалме. Раймонда играет на лютне. Мы встречаемся глазами. Зачарованно смотрим друг на друга. Идёт занавес. Я фактически ещё не танцевал, только выскочил на сцену. После первого акта администратор подает мне роскошный букет. Цветы передавали администратору и говорили, кому вручить. После второго акта мне опять дают букет. После третьего - тоже. Я уже понял, что все это- мамочка. Спектакль шёл в четырёх актах. Значит и после четвёртого будут цветы. Я отдал администратору все три букета и попросил в финале подать мне сразу четыре. Он так и сделал. В театре говорили: подумайте, Эсамбаева забросали цветами.

На другой день мамочка убрала увядшие цветы, получилось три букета, потом два, потом один. Потом она снова покупала цветы.

Как- то мама заболела и лежала. А мне дают цветы. Я приношу цветы домой и говорю:

- Мама, зачем ты вставала? Тебе надо лежать. - Мойше, - говорит она. - Я не вставала. Я не могу встать. - Откуда же цветы? - Люди поняли, что ты заслуживаешь цветы. Теперь они тебе носят сами. Я стал ведущим артистом театра Киргизии, получил там все награды. Я люблю Киргизию, как свою Родину. Ко мне там отнеслись, как к родному человеку.

Незадолго до смерти Сталина мама от своей подруги Эсфирь Марковны узнала, что готовится выселение всех евреев. Она пришла домой и говорит мне:

- Ну, Мойше, как чеченцев нас выслали сюда, как евреев нас выселяют ещё дальше. Там уже строят бараки. - Мама, - говорю, - мы с тобой уже научились ездить. Куда вышлют, туда поедем, главное - нам быть вместе. Я тебя не оставлю.

Когда умер Сталин, она сказала: "Теперь будет лучше". Она хотела, чтобы я женился на еврейке, дочке одессита Пахмана. А я ухаживал за армянкой. Мама говорила: "Скажи, Мойше, она тебя кормит?" (Это было ещё в годы войны).

- Нет, - говорю, - не кормит. - А вот если бы ты ухаживал за дочкой Пахмана… - Мамa, у неё худые ноги. - А лицо какое красивое, а волосы… Подумаешь, ноги ему нужны.

Когда я женился на Нине, то не могу сказать, что между ней и мамой возникла дружба.

Я начал преподавать танцы в училище МВД, появились деньги. Я купил маме золотые часики с цепочкой, а Нине купил белые металлические часы. Жена говорит:

- Маме ты купил с золотой цепочкой вместо того, чтоб купить их мне, я молодая, а мама могла бы и простые носить. - Нина, - говорю, - как тебе не стыдно. Что хорошего мама видела в этой жизни? Пусть хоть порадуется, что у неё есть такие часы. Они перестали разговаривать, но никогда друг с другом не ругались. Один раз только, когда Нина, подметя пол, вышла с мусором, мама сказала: "Между прочим, Мойше, ты мог бы жениться лучше". Это единственное, что она сказала в её адрес. У меня родилась дочь. Мама брала её на руки, клала между своих больших грудей, ласкала. Дочь очень любила бабушку. Потом Нина с мамой сами разобрались. И мама мне говорит: "Мойше, я вот смотрю за Ниной, она таки неплохая. И то, что ты не женился на дочке Пахмана, тоже хорошо, она избалованная. Она бы за тобой не смогла все так делать". Они с Ниной стали жить дружно.

Отец за это время уже сменил нескольких жён. Жил он недалеко от нас. Мама говорит: "Мойше, твой отец привёл новую никэйву. Пойди посмотри." Я шёл.

- Мама, - говорю, - она такая страшная! - Так ему и надо.

Умерла она, когда ей был 91 год. Случилось это так. У неё была сестра Мира. Жила она в Вильнюсе. Приехала к нам во Фрунзе. Стала приглашать маму погостить у неё: "Софа, приезжай. Миша уже семейный человек. Он не пропадёт. месяц-другой без тебя". Как я её отговаривал: "Там же другой климат. В твоём возрасте нельзя!" Она говорит: "Мойше, я погощу немного и вернусь". Она поехала и больше уже не приехала.

Она была очень добрым человеком. Мы с ней прожили прекрасную жизнь. Никогда не нуждались в моем отце. Она заменила мне родную мать. Будь они сейчас обе живы, я бы не знал, к кому первой подойти и обнять.
Литературная запись Ефима Захарова

http://sadalskij.livejournal.com/1840240.html

«Молоды душой» — именно так можно охарактеризовать этих старушек и стариков, которые явно не собираются грустить и париться по поводу своего возраста.

Кто-то грустит, что ему уже 30, а кто-то и в 70 не забывает про веселье, вечеринки и дуракаваляние с друзьями. Действительно, если позволяют средства и здоровье, почему бы не надеть шмотки поярче и не оторваться на вечеринке с крутыми накачанными парнями? И пусть 70 прожитых лет не помешают жить с шиком и отличным настроением. Учитесь и вдохновляйтесь! На будущее, конечно.

Смотрите также: Стильные старушки, Бабули в отрыве, Моя бабушка курит трубку

(Всего 15 фото)

Оставаться вечно молодой, вечно красивой. Чувствовать на себе взгляды оборачивающихся прохожих  и слышать удивительные слова...

Они любят это!!!

Ари Сет Коэн из США, снимает эффектных, элегантных и стильных женщин в возрасте. Всех моделей он встречает на оживленных улицах Нью-Йорка. Самой младшей из позирующих 59 лет, а старшей около 102 лет. Они знают один маленький секрет, что истинная красота неподконтрольная времени, а с годами стиль и вкус становятся тоньше и гармоничней.

"Мэрил Стрип, художник по костюмам по образованию"