Из черноты меня выбросило резким рывком. Дышалось тяжело, на груди будто обосновался симпатичный бегемотик. С великим трудом вдыхая, я одновременно оторвал от плоскости подо мной голову и судорожно подался вперед всем телом в попытке вскочить с места.

Ничего этого мне не удалось. Только голову я все же умудрился поднять. Это дало мне возможность обнаружить, что мои руки, да и ноги тоже, намертво прикручены толстенными ремнями к кровати, на которой я лежал. Черт побери, где это я? Это еще сон или уже явь? Если явь, то лучше бы я, честное слово, упал с моста... И вот еще: где Ксюшка?!

Эта мысль дала мне такой дополнительный заряд энергии, что я решительно рванулся еще раз, хотя у меня и темнело в глазах от периодической нехватки воздуха. Ремни громко затрещали, и моя правая рука оторвалась от кровати. Ну, уже кое-что. Дальше дело техники. Действуя уже не столько истерично, сколько методично, я освободил левую руку, быстро, невзирая на удушье и головокружение, сел и взялся за ноги, когда вдруг в мой процесс освобождения от пут влез житейски-расстроенный женский голос:

- Я больше не могу! Вы посмотрите, что он творит!..

- Да он, кажется, в сознании, - заметил другой женский голос.

- Мда? И как вы отличаете? Он и без сознания нам уже которую кровать разоряет! Наша больница, Инна Ильинична, не рассчитана на больных спецназовцев, или кто он там... Они и больные в десять раз нас с вами здоровее!

- Ну ладно вам, не ворчите, - усмехнулся голос, и передо мной появилась пожилая грузная женщина с седыми волосами и большими спокойными глазами ярко-голубого цвета. Я уставился в них, хорошо понимая, что произвожу глубоко психически ненормальное впечатление, и принялся с трудом набирать воздух для вопроса.

Она положила руку мне на плечо и сказала:

- Вы успокойтесь. Вы в больнице, были без сознания четыре дня. Из-за отравления нервно-паралитическим газом у вас были постоянные судороги, так что вас пришлось привязать. Не пугайтесь. Горло у вас, наверное, тоже болит – это мы совсем недавно, вчера вечером, сняли вас с аппарата искусственного дыхания. Да, знаю, дышать тяжело, но теперь уж старайтесь, голубчик, сами, постепенно пройдет. Вы что-то хотите спросить?

- Да, - согласился я шепотом, - я работаю в милиции?

- Ну да, - сказала она спокойно.

- А сколько мне лет?

- Гм... Знаете, трудно сказать... В ваш паспорт я не смотрела, а идти за ним долго.

- Ну, примерно, на вид!

Врач жалостливо посмотрела на меня и явно из вежливости сообщила:

- На вид, я бы сказала, вам, по крайней мере, сейчас, около тридцати – тридцати пяти лет. Но, знаете, я не физиономист, и если вы моложе, то не будьте в обиде...

Она замолчала, так как я схватил себя правой рукой за левую руку и с великой радостью увидел на ней белые шрамы. Все же для верности я спросил:

- Год сейчас какой?

Врач молча кивнула на настенный календарь, который вызвал у меня еще один вздох облегчения. Кажется, мои паршивые сны таки закончились... А где тогда Ксюшка?!

- Вы куда?! – дружно закричали врач и ее помощница, дама помоложе, хватая за руки вскочившего с кровати меня. Я искоса посмотрел на врача и с трудом выдавил из себя:

- Со мной была девушка...

- А, вот вы к чему, - врач рассмеялась, усадила меня и снова похлопала по плечу, - да она совсем мало без сознания была, всего-то полсуток. Она успела выбежать на улицу и позвать на помощь – говорит, что вы ее предупредили. Она каждый день тут сидела, о вас беспокоилась... Ну, вот. Ну, что вы, голубчик. Что вы расстроились-то. Радоваться же надо.

- Я сейчас не могу радоваться по-другому, - объяснил я, даже не пытаясь вытереть слезы, потому что они хлынули каким-то совершенно неудержимым потоком и принялись капать с моего подбородка мне же на руки, на серое одеяло и руки врачей.

- Сильная какая нервная возбудимость, - покачала головой медсестра, повернувшись к врачу, - может, еще поставим успокоительные?

- При чем тут возбудимость, Варя, у тебя что, мужа нет? – врач посмотрела на нее с усмешкой, - с вами бы такое случилось, я бы поглядела, как ты запела. Для твоих бы слез мы тазиков тут не напаслись... Оставь молодого человнка в покое, пусть отдыхает. Девушка его придет через полчаса... Через полчаса она придет, - обратилась она ко мне, будто я был умственно отсталым, - успокойтесь, посидите, подождите.

Но ждать мне не пришлось ни минуты: неожиданно раздались торопливые шаги, и между врачом и медсестрой вклинилась Ксюшка.

Она выглядела совсем так же, как обычно, только была чуть бледноватой и, похоже, опешила, когда я схватил ее за руки и потащил на себя. Почему-то вместо любых движений у меня выходили только резкие рывки, так что в результате мы очутились почти нос к носу. Вот она, Ксюшка! Живая! Господи, ради такого счастья можно хоть десять раз спрыгнуть с моста...

Видимо, мой вид обеспокоил ее: она осторожно высвободила свои руки, положила ладони мне на виски и тихо спросила:

- Ну, ты что?

- Не знаю, - ответил я правдиво, потому что действительно не знал, что я.

- Ты как? Ты был без сознания четыре дня...

- Знаю, что четыре. У меня во сне все делилось на сутки.

Она тихонько удивилась.

- Тебе снились сны?

- Да, - сказал я и добавил мрачно:

- Кошмары.

Ксюшка поежилась.

- Ох. А я так надеялась, что ты, когда придешь в себя, не будешь помнить, что тебе было плохо.

- Мне не было плохо. То есть было... Но не от этого. Знаешь что, Ксюш? Помнишь, мы с тобой говорили про то, что случилось бы, если бы у нас были родители?

- Когда? – удивилась она.

- Ну, вечером перед тем, как нас траванули этим нервным паралитиком... Кстати, интересно, кто организовал такое оригинальное покушение? Неужели Лосицкий из тюрьмы вышел?

- Нет. Алмазов. Его уже арестовали, его видели соседи, когда он установку для распыления газа под дверь нам подкладывал... А, я вспомнила про родителей. И что?

- Ты меня спрашивала, хотел бы я, чтобы у меня были нормальные родители?

- Ага...

- Так я тебе сейчас отвечу: не хотел бы! Ни за какие коврижки.

- Почему?!

- Дай мне мобильник.

- Зачем?!

- Маме позвоню.

Обалдевшая Ксюшка сняла руки с моих висков, покопалась ими в обоих карманах и вытащила телефон. Я схватил его и набрал номер той, которую мой двойник называл мамахен.

- Але, - сказала она недоуменно-недовольным голосом.

- Слушай, спасибо тебе большое! – начал я без предисловий.

- Э-э-это ты, Колин, что ли? А чего такое?

- Да, я это. Я говорю, спасибо тебе!

- А за что спасибо-то?

- Ты совершенно правильно отдала меня в детдом! Если бы ты этого не сделала... Ой, ты бы видела... Это такая сволочь...

- Кто сволочь?!

Ксюшка вдруг с недюжинной силой треснула меня по руке и, подхватив вывалившийся из моих пальцев мобильник, вежливо сказала в него:

- Извините пожалуйста, он не понимает, что говорит. Он только что пришел в себя, мы в больнице... Да, сейчас уже все нормально. А? Ну, знаете, навряд ли. До свидания.

- Твоя мамаша огорчилась, что ты в больнице, - сердито сказала она, убрав мобильник подальше от моей тянущейся руки, - она хотела, раз ты с ней вроде как помирился, попросить тебя устроить ее сына Женю к тебе на работу старшим лейтенантом.

Я откинулся на подушку и расхохотался. Смеха тоже было многовато, как до этого слез, и звучал он в гулкой палате довольно зловеще.

- Что с ним?! – услышал я испуганный голос Ксюшки.

- Истерика, - философски констатировала врач, - сейчас что вколем, или сам успокоится...

- Успокоюсь, - заверил я, с трудом прекращая свой странный смех, - ладно, Ксюш, не уверен, что я в себе. Так что лучше не подходи близко: возможно, я еще и кусаюсь.

- Вы бы лучше не кусались, а поели, - заметила врач, - на внутривенном питании, знаете, здоровья трудно набраться. Постарайтесь полежать спокойно.

Она осторожно, но решительно уложила меня, взяла Ксюшку за рукав и потянула ее к выходу из палаты.

- Что это такое? – услышал я испуганный вопрос моей любимой, - это у него от чего?

- Такие последствия отравления...

- Странно: у меня этого не было.

- Люди все разные. Обычно в таких состояниях вскрывается подкорка. Люди показывают свое истинное лицо. Его поведение, я вас уверяю, не из худших...

Голоса затихали вдали, но я продолжал прислушиваться и успешно ловил некоторые реплики:

- Он говорит, что четыре дня все время видел кошмары.

- Тогда что вы вообще от него хотите? От этого всякий с ума сойдет.

- А можно я потом еще приду?

- Можно, но не сейчас. Пусть поспит, ему станет легче...

Голоса окончательно затихли. Тут я понял, что состояние у меня такое, будто я и вправду не спал четверо суток. Глаза закрывались сами собой. Я не стал им мешать, сбросил с кровати остатки смирительных ремней, чтобы не путались под ногами, и почти немедленно заснул.

* * * * * * *

...В дверях палаты замаячил какой-то размытый силуэт. Я изо всех сил сощурился, но зрение мне не повиновалось, да и в башке после сотрясения мозга держалась страшная каша. Мысли путались и расплывались, пошевелиться я не мог из-за загипсованных сломанных ног, так что мне только и оставалось, как тупо пялиться на приближение таинственной личности ко мне. Вроде не мамахен с папахеном – они уже вчера были, а каждый день навещать – не их стиль. Вроде не сеструха – та выше ростом и только что ушла. ...Неужели опять? Черт, этого еще не хватало! Ксюшка! Не дай бог, с родителями!

Я, сжав зубы, попытался принять более сидячее положение, но не вышло: голова сама собой откинулась на подушку. Фигурка подошла, нависла надо мной и действительно оказалась Ксюшкой. Страшно непричесанная, в красном вязаном свитерке, с подсохшими царапинами на щеке, оставшимися от приключения на мосту, она посмотрела на меня и сказала густым шепотом:

- Здрасьте.

- О, господи, - застонал я обреченно, отводя от нее взгляд, - ну чего вы ко мне все ходите?! Вчера родители твои были, я же им все объяснил, ты же тогда присутствовала, а сегодня опять пришли!

- Пришла, - поправила она, улыбаясь, - я так, без спросу.

- Чудесно. Этого еще не хватало. Чтобы я опять навлек на свою голову прокляться твоих предков?

- Они тебя... То есть вас не проклинали, - поспешно сказала Ксюшка, - Они, наоборот, благодарили за то, что вы меня спасли.

- Да не я это был! – в который раз повторил я с отчаянием, - говорю же, не я! Я на такое вообще не способен!

- Как это не способен, если сделал? – удивилась она, садясь на край кровати.

- Потому что это вторая личность была! Из этой альтернативной реальности, про которую я тебе рассказывал!

- Не рассказывал, - она замотала головой, - расскажите, а? А то я совсем ничего не понимаю... Я поверю, вы не думайте.

- Ладно, попытаюсь,- сдался я под ее требовательным взглядом, - но могу говорить плохо, у меня мысли путаются. В общем, так. Началось с того, что мне стали сниться сны...

Рассказ мой пошел ни шатко ни валко, но постепенно я таки разогнался, и к концу изъяснялся уже гладко, как на съемочной площадке. Ксюшка слушала, открыв рот, и изредка помаргивала. Договорив, я поглядел на нее, и, без особой надежды, что она хоть что-то поняла, устало сказал:

- Все. Больше сам ничего не знаю. Но спас тебя не я.

- Как это не вы? – встрепенулась Ксюшка. – Вторая ваша личность – это кто?

- Ну, я. Только второй.

- Тогда как это не вы? Значит, вы все-таки!

- Я, но не тот. Такой я, у которого жизнь сложилась по-другому.

- Значит, если бы у вас так сложилась, вы бы так же делали?

- Ну, да.

- Так значит все равно спасли меня вы! – воскликнула она радостно, - и потом, вы говорите, что второй был старше. Может вы, когда вырастете, еще получше станете!

Я рассмеялся, одновременно морщась, поскольку смеяться было все-таки больно.

- Ладно, ты меня не убедила, но запутала. Хорошо, пусть это был я, но не надо меня больше благодарить. Договорились?

- Ага. А еще приходить можно?

- Можно, конечно.

Ксюшка посмотрела на меня искоса и спросила смущенно, но решительно:

- Или вам неохота, чтобы я приходила? Небось, надоедаю?

- Да нет, - ответил я искренне, - приходи. Только родителей в известность ставь.

- Ага... А можете еще рассказать? Мы в этой самой... Тивной реальности дружили, да?

- Альтернативной. Дружили, - я закрыл глаза от головокружения и невесело усмехнулся про себя, вспомнив эту «дружбу». Воспоминания, нахлынувшие тогда на мосту, остались при мне. Правда, носили они несколько умозрительный характер: сам я никогда не испытывал ни к какой девице чувств подобной силы. Мое второе я и не представляет, насколько ему на самом деле повезло...

- Ой, вы, небось, устали, - услышал я голос Ксюшки, - я тогда пойду, я завтра приду, ладно? До свидания!

Я приоткрыл глаза, проводил взглядом бегущий к двери мутный маленький силуэт и отозвался шепотом:

- Пока. До завтра.

КОНЕЦ