Страшные вечера

11 Января -СТРАШНЫЙ ВЕЧЕР

 В этот вечер особенно неистовствовала нечисть. На дворе собирали колья с Красной горки , а знахарка приносила угли из печи. Старики же из своих постелей натрясали соломы. Зажигали кос­тер — и в огне сгорали все болезни, тоска и беды.

Святки – это две недели праздников, которые начинаются с Рождества Христова и заканчиваются Крещением.
Первая неделя, с Рождественского Сочельника, называется «святыми вечерами», а вторая, до 19 января – «страшными вечерами».
 

По старославянским поверьям, в это время особенно сильна связь с загробным миром, в это время гадали, судили по приметам о погоде. Обо всех этих увлекательных, интересных, и порой, смешных, русских поверьях рассказывает книга замечательного русского историка и этнографа Ивана Петровича Сахарова «Сказания русского народа».

«Святые вечера» получили свое название благодаря запрету работать в течение святок. В эту веселую неделю устраивались колядования, игры с ряжеными и гуляния.

А вот в «страшные вечера» люди старались вообще не выходить из дома. Дело в том, что по представлениям русского народа, в дни, когда начинает прибавляться тепло и свет, нечистая сила особенно злится и творит пакости. К тому же, верили, что Господь выпускает из ада и рая души покойников, радуясь рождению Сына. Поэтому вторая неделя святок иногда называлась даже «бесовской», «поганой».

Щепалин А.

Снизойдя на землю, души предков приходят в свои бывшие дома, к родственникам, а после Крещения снова возвращаются в загробный мир. По поверьям, если во время святочного ужина посмотреть из сеней в дом через дверную щель, можно увидеть последнего умершего родственника, который сидит за столом вместе с живыми. Не зря для пришедших духов готовили специальный хлеб, кутью, блины и оставляли все это на ночь.
Кстати, считалось, что именно из-за того, что души приходят в наш мир, святочные гадания верно показывают будущее.

Наши далекие предки считали, что во время «страшных вечеров» нельзя что-либо делать, не перекрестясь, даже выглядывать из окна. Ведь за дверью может скрываться лихоманка – худое, слепое, безрукое существо, которое напускает на вышедшего из дома простуду и прочие болезни. Лихоманка даже может проникнуть в дом, и тогда неприятностей на весь год хватит! Защититься от этой страшной нечисти помогала бабушка-повитуха, которая приходит на заре, моет притолок смесью из соли, золы и угля, и вытирает полотенцем. Мужчины, кстати сказать, не должны были присутствовать при этом обряде, т. к. при них могло ничего не получиться.

Птюхин В. И.

Боялись наши предки и ведьм, которые возвращались с шабаша и могли задоить коров до смерти. Чтобы уберечься от беды, поселяне укрепляли над воротами скотного двора горящую свечу.
 

Опасались жители деревень и так называемого огненного змея. Это злой дух, который летает по воздуху и светится красным огнем. Самое страшное то, что он может спуститься по печной трубе в дом и принять облик молодого красивого парня. Девушке, которая влюбится в него, придется очень тяжело: очарует он ее своими ухаживаниями так, что без него ей и жить-то не хочется. Но от огненного змея можно было избавиться – на загнетку насыпали снег, и нечистый погибал от него, когда снова опускался в дом по трубе.

Только в темные святочные вечера могли появляться святочницы – уродливые существа, покрытые волосами, с огромными ногтями. Они обитают в нежилых помещениях и могут напасть на человека и изранить его своими длинными острыми ногтями. «Откупиться» от них можно только украшениями, это их слабость, противостоять которой святочницы не в силах.
В святочные вечера может встретиться и Бука, безобразное существо, которое пристает с хитрым вопросом. Если отгадал, злой дух исчезнет, а если нет, всю жизнь придется мучиться, думая над ответом.

Особенно опасными в «страшные вечера» становятся и лешие. Важно следить за речью, чтобы случайно не сказать: «Чтоб его леший унес!». Нечистая сила ждать себя не заставит и мигом исполнит в сердцах произнесенные слова, и потом уже нигде не найдешь невиноватого человека.
Не дремлют святочными ночами и привидения. Они могут завести человека на кладбище, в болото, беспокоят его своим воем и грохотом цепей, пугают, внезапно появившись из печи. Но встречаются среди привидений и добрые: они могут помочь найти клад и уберечься от козней злых духов. Если верить одной из старинных легенд, незримые привидения увели гадающих девушек от опасного места, позвав их материнскими голосами, а на «нехорошем» позже образовалась трясина.
 

В канун Крещения проводился обряд «проводов святок»: во дворе дома стреляли в небо, скакали на конях вдоль села и с криками били метлами по углам и заборам. По завершении обряда приговаривали: «Иди уже, колядка, с Богом, а через год снова приходи!».

Об этом дне в народе рассказывали великое множество страшных ис­торий. Вот одна из них, записанная в XIX веке:«В прежние времена такие истории случались, что только подумаешь, так кожу обдирает.

—         Ты, дядя Василий, поди, много знаешь страшного-то? Расскажи, по­жалуйста.

Какое много, но кое-что знаю.

Расскажи, Василий Александрович.:   "Ну, ладно, расскажу вот я про своего родителя, как он у меня Святки проводил да с лешим шушукался. Дело было в Святки на пятой день Рождества Христова. Он же был мельник, вот и вздумал запустить мельницу на Ва­сильев день, крестьянам муки помолоть. Оделся в шубу и пошел. У нас в тот вечер была посиделка, ребята ему и кричат: мол, не ходи, дядя Александр, смотри, леший шапкой по голове помажет. Как это они сказали, он и гово­рит: «Я лешему сама рога переломаю». А мать моя услышала с печи и закри­чала: «перекрестись, прежде чем на мельницу входить, Лександр, нешто забыл, ведь Святки теперь, мало ли что может наблазниться?» Отец же был немножко выпивши, изругал нас всех трусами и пошел на мельницу. Идет се­бе и в ус не дует, не верю, что может меня леший поблазнить. Выходит за деревню, подходит к баньке на краю деревни и только хотел пройти мимо, как вдруг двери в бане как хлопнет, так что вся баня-то и запрыгала. Он и подумал, что это, наверно, банника леший донимает, и решил его выручить. Подошел к бане и хотел было отпереть задвижку, но не тут-то было. Никак дверь не подается, хоть ногой он толкал, потом плечом в дверь уперся. Да дверь трещит, но не отворяется — и все тут. Вдруг отец слышит, что леший-то стонет, и думает: «Погоди, я тебя уважу», — и давай опять плечами дверь поддевать. Опять слышит: леший хрипит от натуги, но поддается, дверь не отпускает. Отец плюнул и пошел дальше, только на прощание сказал: «Ужо, леший, я по шее-то тебе накостыляю». Приходит на мельницу, вынул из-под колес и машин подставки и сел покурить, как ни в чем не бывало. Вдруг слышит, что под мельницей кто-то свистеть, да так резко, как рожок нашего пастуха Ваньки. Свистит это он, леший, а отец усмехается: «Свисти, я ведь не испугаюсь». Посвистал, посвистал да и замолчал. А затем как набрал возду­ха в легкие да как дунет в машины мельницы, решил их крутить вместо воды. А машины-то, машины как замахают, так что страшно стало. Ну и полез отец с мельницы-то долой, чтобы не придавило колесом-то мельничным. Вспом­нил наконец отец мой, что он лешего можно «отговориться», и давай читать заклятье на лешего: «На море, на океане, на острове Буяне лежит бел, горюч камень Алатырь, на том камне, Алатыре, стоит крест, крестом крест человек родился, крест водрузился, а сатана связался, Бог прославился. Замыкаю свой заговор семьюдесятью семью замками, семьюдесятью семью цепями, бросаю ключи в Океан море, под бел горюч камень Алатырь. Кто мудреней меня взыщется, кто перетаскает песок из всего моря, тот освободит лешего». Только заговор отец проговорил, леший заскрежетал зубами и давай опять пыхать в себя воздух. А отец в то время успел-таки запереть мельницу. «Ну, теперь. — думает, — леший, я с тобой хоть в рукопашную пойду». Только это подумал, как вдруг леший подбежал да как схватит у него с башки шапку — и нет его. Приходит отец домой, а жена спрашивает, где шапка-то. «Леший унес». Все захохотали и умолкли. Отец себе лег на печку, да и думает: «Как это я прозевал, когда леший шапку у меня стащил». Встал утром да и налаживается в Вологду ехать, купить себе новую шапку. У него опять мать моя спрашивает, куда он шапку девал. «Да леший унес, я ведь говорил тебе». Все стали расспрашивать, как это такая оказия случилась. Ну он им и рассказал. Отец решил, что не придется ему больше носить шапку. Думал, если леший унес, так не отдаст никогда. Но не тут-то было. Поехал он в мясное заговенье к теще барана доедать по старому обычаю, подъезжает к Бревновскому забору, глянь, а на заборе шапка его висит.

Неужто это правда, дядя Василий?

А что мне врать-то? Ведь не деньги брать».