Прорубь уже начала затягиваться тоненькой полупрозрачным слоем льда, похожего на плёнку полиэтилена, а Энди всё стоял сжимая в правой руке ворс от её кофточки - эту кофту она особенно любила носить зимой, потому что она хотя и была колючей, зато грела как настоящая телогрейка. Ему вдруг вспомнилось, как она любила растягивать слова, прислушиваясь к их второму, срытому смыслу, пытаясь осязать их звучание. “Сме-х-х” ведь он похож на ворсинки моей кофты - вдруг неожиданно чётко всплыл в его сознание её голос. “ такой же колючий. Двойственное слово. “Сне-к” “сне-к”,”сне-кк” так интересно холодный и мягкий, значит верное. Она всегда так неожиданно перебивала сама себя и вдруг начинала говорить о другом. Эта её манера иногда раздражала его.
Оцепенение прошло и на смену ему пришло осознание холода и пустоты. Энди ещё раз пристально вгляделся в уже совсем затянувшуюся дыру в озере, присел и почти машинально провёл замёрзшими еле двигающимися пальцами по внушительному куску льда, который лежал на самом краю проруби. Этот лёд размером чуть больше его ладони, тут же примёрз к руке, как будто рука была сделана из железа. Почти квадратной излишне чёткой формы - кусок льда напоминал в некотором роде стекло. Энди выпрямился, и, вдруг ощутив некое родство этого холодного бездушного материала природы, прижал его двумя руками к груди и пошёл по направлению к выходу из пространства, в котором он навсегда потерял ту, которая и не принадлежала ему...
Дни шли машинально, или сами по себе. Тот кусочек льда, который он захватил с собой, не растаял и Энди аккуратно водрузил его на стол, где-то между пепельницей и чашкой с чернилами, напротив компьютера. Работа не клеилась. Да и заказов в последнее время было маловато. Где-то дня через два Он, в который раз разглядывая необычное стекло льдинку, заметил, что вроде бы вчера оно было меньше. Предположения подтвердились буквально через полдня. К вечеру Стекло уже достигло по высоте монитор и Энди пришлось переставить его на пол. А ещё через день стекло уже догнало по высоте самого Энди. “ может я просто схожу с ума, да нет, просто с ума не сходят” размышлял Энди. Что-то необъяснимое не отпускало его от стекла. Прошла неделя. Энди уже отменил все заказы, и отходил от стекла лишь за несколькими надобностями от которых человек в силу некоторых обстоятельств, а проще физиологического устройства не может отказаться. Он то подходил к стеклу, водя ладонями по его холодной шершавой поверхности, то садился напротив, на кровать и, словно пытаясь разгадать его тайну всматривался в морозные узоры. Как-то ему даже послышался её голос.
Звонок - как звонок в дверь, но нет, это звонил злосчастный телефон- нерешительность нарастала, почти захватив его сознание целиком, но он почти силой вывел себя из оцепенения, медленно передвигая ноги, (словно на эшафот его вели, подхватив под локти и подталкивая из-за спины), подошёл к столу. Рука, наконец справившись со сковывающим её холодом, дотянулась до трубки, - он медленно поднёс её к лицу, не касаясь ничем, дабы реальность не сразу ворвалась в его мозг - но ворвалось что-то другое - во всяком случае ему хватило двух секунд, чтобы понять, что голос, тонко дрожащий в его руке, принадлежал ей. Как можно быстрее он постарался преодолеть расстояние до уха от руки и почти вдавил в себя трубку. “Почему ты не чувствуешь моего присутствия, я же здесь, напротив тебя, стоит только протянуть руку, ты не веришь мне?” “ Я же в нашей с тобой комнате, ведь ты знаешь, что она существует, вспомни, ну пожалуйста вспомни где она находится! “Это точно она” - мысли грохотали в его сознание как трамваи в безлюдном переулке, “Ну не молчи же, я знаю, что ты держишь трубку, что ты слышишь меня!”, - почти кричала она по мере возможности, с трудом разжимая обледеневшие губы.
Голос почти что ворвался в комнату, почти разрезал её на маленькие доли надежды, но... прошла ровно секунда и он вновь стал удаляться и вскоре, превратился в безжизненное стучащее эхо в его сознании “ гр -э, гр -э, гр-э” , которое растворялось и разбегалось по стенам комнаты, а вскоре исчезло совсем.
В трубке не было гудков, ничего не оставалось как смирится и положить трубку на рычаги. Что он и сделал. Надежда - я ненавижу это слово!
Очевидно одно - она существует, хотя бы и за стеклом, но существует. НО... его мысли вдруг наткнулись на непреодолимое препятствие, на осознание неизменности существующего бытия, единственности реальности, той, в которой он находился сейчас - вчера и вынужден будет находиться завтра. Резко обернувшись и схватив телефон, он, почти не думая, швырнул его в стекло, которое предрекало одинокое будущее, одинокое помешательство в этой комнате, напротив Него, наедине с холодным, леденящим руки, душу и сердце неодушевлённым стеклом, за которым якобы должна быть она. Стекло, тихонько звякнув, неторопливо, как в замедленном кадре, плавно опустилось, будто снег, сыпавшийся когда-то так густо с неба, крохотными осколками на пол.
Он, ещё не совсем осознав что же произошло, в растерянности и в некотором страхе присел на застеленную так аккуратно чёрным покрывалом, ещё вчера вечером им кровать. Обхватив голову дрожащими обледенелыми, почти что серого цвета ладонями и зажав глаза изо всех сил, он стал раскачиваться из стороны в сторону.
“Я не верю, его нет нет, нет ничего не было ни стекла ни этого звонка, и никогда не было, и не будет, как не было той реальности, как не было её, как не было этого мучавшего стекла, такого властного и величественного в своём равнодушии ко всему, что происходило, как не было деда мороза в детстве, как не было... не было не было!”, - в полном бессилии, зная что теперь он обречён, понимая, что он сам разрушил последнюю надежду на соприкосновение с ней, пусть мифической, пусть нереальной, пусть через нелепое стекло, но всё же... “там возможно была она!” - нарастал монотонный, безжалостный шёпот в его мозгу, и, всё сильнее зажимая глаза руками, он мотал головой из стороны в сторону и пытался хоть как-то успокоить своё воспалённое сознание, хаотичные мысли, дрожащее тело, но его трясло, словно разряд электричества поразил его в самое сердце. “Я никогда не поверю, я не поверю, я не хочу, не смогу, не буду...”, - он вскочил и бросился к окну, в котором текла равнодушная безжизненная по сути и содержанию жизнь, которая уже не принадлежала ему, но что-то, словно в последней попытке продлить его мучения, остановило его на полпути, и он обернулся на оставшуюся позади него комнату, на стол, на кровать, на телефон, на застывшие в своём величии и равнодушии остатки стекла.
На кровати, медленно, будто бы ничего и не было, вела тонкой рукой по своим пушистым золотистым волосам зелёной, той самой, которую он выкинул казалось бы ещё совсем недавно, расчёской Она. Тихая умиротворённая улыбка бегала по её губам словно шаловливый солнечный зайчик, ей было тепло и уютно под его удивлённым взглядом...
10.09.2000 г.
</td>
