1

Погружены в томительный мороз,
Вокруг меня снега оцепенели!
Оцепенели маленькие ели,
И было небо тёмное, без звезд.
Какая глушь! Я был один живой
Один живой в бескрайнем мёртвом поле!
Вдруг тихий свет – пригрезившийся, что ли? –
Мелькнул в пустыне, как сторожевой…

Я был совсем как снежный человек,
Входя в избу, – последняя надежда! –
И услыхал, отряхивая снег:
– Вот печь для вас… И тёплая одежда… –
Потом хозяйка слушала меня,
Но в тусклом взгляде жизни было мало,
И, неподвижно сидя у огня,
Она совсем, казалось, задремала…


2

Потом хозяйка слушала меня,
Но в тусклом взгляде Жизни было мало,
И, неподвижно сидя у огня,
Она совсем, казалось, задремала…
Как много желтых снимков на Руси
В такой простой и бережной оправе!
И вдруг открылся мне и поразил
Сиротский смысл семейных фотографий:
Огнём, враждой земля полным-полна,-
И близких всех душа не позабудет!..
— Скажи, родимый, будет ли война? —
И я сказал:
— Наверное, не будет.

— Дай Бог, дай Бог… Ведь всем не угодишь,
А от раздора пользы не прибудет…-
И вдруг опять:
— Не будет, говоришь?
— Нет,- говорю,- наверное, не будет.
— Дай Бог, дай Бог…
И долго на меня она смотрела, как глухонемая,
И, головы седой не поднимая, опять сидела тихо у огня.

Что снилось ей?
Весь этот белый свет,
Быть может, встал пред нею в то мгновенье?..
Но я глухим бренчанием монет
Прервал её старинные виденья…
— Господь с тобой! Мы денег не берём!
— Что ж,- говорю,- желаю вам здоровья!
За всё добро расплатимся добром,
За всю любовь расплатимся любовью…


3

Спасибо, скромный русский огонек,
За то, что ты в предчувствии тревожном
Горишь для тех, кто в поле бездорожном
От всех друзей отчаянно далеё,

За то, что, с доброй верою дружа,
Среди тревог великих и разбоя
Горишь, горишь, как добрая душа,
Горишь во мгле — и нет тебе покоя…

Николай Рубцов
1964