Мы шатались на Пасху по Москве по церковной,

Ты глядела в то утро на меня одного.

Помню, в лавке Гольдштейна я истратил целковый,

Я купил тебе пряник в форме сердца мово.

 Музыканты играли невозможное танго

 И седой молдаванин нам вина подливал.

 Помню, я наклонился, и шепнул тебе: "Танька..."

 Вот и все, что в то утро я тебе прошептал.

 А бежал я из Крыма, и татарин Ахметка

 Дал мне женскую кофту и отправил в Стамбул,

 А в Стамбуле, опять же, - ипподром да рулетка, -

 проигрался вчистую и ремень подтянул.

 Содержатель кофейни, полюбовник Нинэли, -

 Малый, тоже из русских, - дал мне дельный совет:

 "Уезжай из Стамбула. Говорят, что в Марселе

 полмильона с России, я узнал из газет".

 И приплыл я в багажном в той Ахметкиной кофте,

 Как последнюю память, твое фото храня.

 Это фото я выкрал у фотографа Кости,

 Это фото в скитаньях утешало меня.

 Помню, ночью осенней я вскрывал себе вены,

 Подобрал меня русский бывший штабс-капитан.

 А в июне в Марселе Бог послал мне Елену,

 И была она родом из мадьярских цыган.

 Она пела романсы и страдала чахоткой,

 И неслышно угасла среди белого дня.

 И была она умной, и была она доброй,

 Говорила по-русски, и жалела меня.

 Я уехал на север, я добрался до Польши,

 И на пристани в Гданьске, замерзая в снегу,

 Я почувствовал, Танька, не могу я так больше,

 Не могу я так больше, больше так не могу.

 Мы же русские, Танька, мы приходим обратно,

 Мы встаем на колени, нам иначе нельзя

 Мы же русские, Танька, дураки и паскуды,

 Проститутки и воры, шулера и князья.

 Мы шатались на Пасху по Москве по церковной,

 Ты глядела в то утро на меня одного.

 Помню, в лавке Гольдштейна я истратил целковый,

 Я купил тебе пряник в форме сердца мово.

 Музыканты играли невозможное танго

 И седой молдаванин нам вина подливал.

 Помню, я наклонился, и шепнул тебе: "Танька..."

 Вот и все, что в то утро я тебе прошептал

.

Стихи Леонида Филатова

 Музыка Владимира Качана