Обе Ее дочери, Мария (от Чарторыйского — ?) и Елизавета (от Охотникова — ?), были похоронены в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры, в двух шагах от Лазаревского кладбища, где обрел свою могилу несчастный кавалергард.



Любопытная деталь: почему дочери царствующего императора (ведь официально и Мария, и Елизавета считались детьми Александра I) были похоронены не в усыпальнице Романовых в Петропавловской крепости? Ведь там упокоились, например, умершие во младенчестве дочери Петра Великого. А в лавре погребли лишенных власти Анну Леопольдовну и Петра III (до перезахоронения, предпринятого Павлом I) — изгои. Должно ли было погребение маленьких Марии и Елизаветы в лавре свидетельствовать о том, что они — НЕ ДОЧЕРИ императора Александра? У меня нет ответа на этот вопрос.



Во всяком случае, Она имела возможность, посещая могилы дочерей, не привлекая особого внимания, бывать и на могиле кавалергарда. Она посадила на его могиле анютины глазки, которыми иногда украшала свое платье...

В 1779 году в семье немецкого маркграфа Баден-Дурлахского Карла Людвига и его жены Амелии, урожденной принцессы Гессен-Дармштадской, родилась дочь, названная Луизой-Марией-Августой. Позднее, когда ее просватали за великого князя Александра Павловича, будущего императора России, она при переходе в православие получила имя Елизавета Алексеевна.



Невестой она стала в тринадцать лет - вполне подходящий возраст по тем временам. В конце октября 1792 года юная принцесса впервые появилась в столице Российской империи Санкт-Петербурге и быстро сумела всех очаровать своей красотой, грацией и обхождением. Пожилая императрица Екатерина II, ее вздорный сын Павел и его жена Мария Федоровна просто не чаяли души в молоденькой прелестнице, осыпая ее милостями, подарками и ласками. Понравилась красивенькая немочка и великому князю Александру, который стал с нетерпением ждать свадьбы. Великосветское общество также не уставало расточать похвалы юной принцессе, и все сходились на том, что Александр и Елизавета прекрасны, словно небесные ангелы.

Вскоре состоялась и свадьба. Александр, получивший свое по праву мужа, быстро пресытился молодой женой, и взгляд его все чаще и чаще стал останавливаться на других придворных дамах, у которых он всегда пользовался неизменным успехом.



Первым предпринял попытку завоевать расположение молодой великой княжны Елизаветы фаворит престарелой Екатерины II граф Платон Зубов - мужчина в самом расцвете лет, он не сомневался в успехе и волочился за принцессой открыто, нахально добиваясь близости. Дошло до того, что императрице пришлось устроить ему скандал и прямо запретить преследовать невестку! Вынужденно Зубов отступился: спорить с Екатериной никто не решался.



Другая интрига была фактически спровоцирована самим Александром, желавшим иметь определенную свободу от жены во всех отношениях. В то время в Санкт-Петербурге находились в качестве знатных заложников после раздела Польши молодые князья Адам и Константин Чарторыские - они могли стать знаменем антирусской оппозиции и претендовать на польскую корону. Адам стал одним из близких приятелей Александра и, часто бывая в его доме, не устоял перед чарами прелестной Елизаветы. Она всячески избегала его, как и графа Зубова, но тем не менее, среди "доброхотов" царского двора поползли разные слухи.

Дошло даже до того, что когда в 1798 году у Елизаветы Алексеевны родилась первая дочь, Павлу Петровичу, ставшему тогда уже императором, нашептали, что истинным отцом ребенка является князь Адам Чарторыский. Вспыльчивый Павел пришел в бешенство и чуть не загнал Адама в Сибирь, но любимец императора граф Ростопчин сумел убедить самодержца, что Елизавета "столь же невинна, сколь и добродетельна". Но все же князь Адам был отправлен послом к королю Сардинии, изгнанному из своих владений и скитавшемуся по всей Италии.



Бедный Адам. Он действительно пылко и сильно любил Елизавету, но никогда не пользовался взаимностью - она была к нему холодна. В 1801 году Чарторыский вернулся в Санкт-Петербург, уже не опасаясь гнева покойного императора Павла I, и целых пять лет безуспешно пытался возбудить в Елизавете Алексеевне ответное чувство. Но тщетно. Тогда он покинул столицу. Вновь они встретились в Польше, в 1814 году, но мимолетно, и только в 1817 году произошла их последняя встреча и окончательное объяснение. После него в том же году 47-летний князь Адам женился на хорошенькой Анее Сапежанке и больше никогда не стремился увидеться с императрицей. Никогда...

В Европе происходили грандиозные события - Наполеон Бонапарт вел победоносные войны, и хитрые австрийцы сумели втянуть Александра I в борьбу с корсиканским баловнем военного счастья. Император покинул Санкт-Петербург и выехал к действующей армии. Столица практически опустела. Елизавета Алексеевна осталась одна и жутко страдала - ее дочь Александра умерла четыре года назад, а муж, всегда обожавший женское общество, презрев все законы и даже принятые в светском обществе правила приличия, открыто сожительствовал с Марией Антоновной Нарышкиной. Самое ужасное для императрицы, что Нарышкина родила Александру нежно любимую им дочь Софью.

Урожденная княжна Святополк-Четвертинская, Мария Антоновна Нарышкина, безоговорочно признавалась первой красавицей Петербурга. Ее муж, обер-егермейстер двора Дмитрий Львович Нарышкин, чуть ли не с гордостью носил издевательское прозвище: Великий мастер Масонской ложи Рогоносцев. Роман императора Александра и Марии Нарышкиной ни для кого не являлся тайной. Пока императрица Елизавета Алексеевна оставалась в тени, бойкая Мария Антоновна пожинала лавры. Даже Михаил Илларионович Кутузов рассыпался в комплиментах: «Если я боготворю женщин, то лишь потому, что Мария Антоновна — женщина...»



Нарышкина жестоко оскорбила императрицу Елизавету, которая так описала этот случай в письме к матери, в Баден: «... для такого поступка надо обладать бесстыдством, какого я и вообразить не могла. Это произошло на балу... я говорила с ней, как со всеми прочими, спросила о ее здоровье, она пожаловалась на недомогание: «По-моему, я беременна»... Она прекрасно знала, что мне небезызвестно, от кого она могла быть беременна».

По полуофициальной версии, Нарышкина родит императору Александру дочь Софию (1804—1824), смерть которой ускорит печальный конец самого государя. По разным версиям, у Александра и Нарышкиной были и другие общие дети, рано умершие. Впрочем, современный исследователь Игорь Теплов отмечает: «Вольное обращение Марии Антоновны с мужчинами не способствует установлению отцовства ее детей. У историков есть основания предполагать, что и Александр Павлович по каким-то физическим причинам не мог иметь потомства». Другие историки называют настоящего отца детей Нарышкиной — это светский лев князь Григорий Гагарин.



Позволю себе высказать смелое предположение. Александр, как мне представляется, не только не мог иметь потомства, но и вообще не вступал в какие-либо двусторонние сексуальные отношения. Именно поэтому он практически предоставил полную свободу супруге, а Мария Нарышкина мужественно сыграла роль любовницы (и матери!) для того, чтобы скрыть тайну мужской несостоятельности победителя Наполеона, величайшего монарха Европы.



Александр очень любил женщин и пользовался у них исключительным успехом: он был хорош собой, красноречив и виртуозно галантен. Однако когда дело доходило до практического воплощения, императору оставалось только... уносить ноги. Что он и делал, как, например, в Берлине, спасаясь от любви королевы Луизы Прусской.



Уязвленная развязностью Нарышкиной императрица, очевидно, тщетно искала в себе самой причины холодности августейшего супруга. В той самой «секретной» главе, с рассказа о которой началось наше повествование, великий князь Николай Михайлович пишет так: «Надо себе уяснить душевное состояние Елисаветы Алексеевны за этот период. Оставленная мужем, бездетная, как бы покинутая всеми родственниками, раздражаемая недоброжелательством императрицы-матери, Елисавета тяготилась жизнью и одиночеством. Где и у кого было искать ей удовлетворения?!»



Елизавета Алексеевна много времени проводила в одиночестве, практически не нуждаясь в обществе, и вот в один из таких хмурых дней фрейлина княжна Голицына неожиданно представила императрице прибывшего из действующей армии офицера.

- Это штаб-ротмистр Алексей Охотников!



Царица подняла глаза, встретилась взглядом с красивым кавалергардом, и всю ее словно в тот же миг пронзило током! Она будто онемела и, едва владея собой, протянула ему руку для поцелуя. Губы Алексея, коснувшиеся ее кожи, показались огненно горячими.



- Какие новости привезли вы нам из армии, ротмистр? - чужим голосом спросила она и с каким-то хмельным ужасом поняла, что не слышит ответа! Вместо слов между ними уже шел другой разговор, в котором совершенно не нужны никакие слова, если говорят сердца. Боже, что же ей делать?!



- Ваше Величество может полностью положиться на меня, - чуть слышно прошептала Голицына, и Елизавета Алексеевна ответила ей благодарным взглядом.



- Сегодня же, вечером! - прикрывшись веером, глухо приказала она, дрожа от нетерпения. Стоявший перед ней навытяжку кавалергард, казалось, тоже готов был вот-вот лишиться чувств...



Буквально в считанные дни роман между Елизаветой Алексеевной и кавалергардским штаб-ротмистром Алексеем Яковлевичем Охотниковым стал не просто бурным, а буквально превратился в сумасшедшую, необузданную страсть: императрица словно брала реванш за все прошлые годы, с головой окунувшись в темный омут запретной любви. Но как же сладка она оказалась!



Пылкий любовник постоянно горел нетерпением в ожидании новой встречи, не находя себе места без предмета своей страсти. Естественно, Охотников, не принадлежавший к титулованному дворянству и великосветскому придворному обществу, не мог запросто появляться во дворце, да если бы и мог, это неизбежно вызвало бы подозрения и слухи. Любовники как могли всячески скрывали свою связь.



Как же проходили свидания? Штаб-ротмистр дожидался темноты, низко надвигал на глаза шляпу, закутывался в темный плащ и отправлялся к Каменноостровскому дворцу - там призывно светилось окно Елизаветы. Сбросив плащ на руки верного слуги, Охотников, как заправский скалолаз, рискуя сломать шею и разбиться насмерть, карабкался по стене наверх и влезал в окно покоев императрицы. Наградой ему была полная безумных и жарких ласк ночь. Утром кавалергард таким же образом проделывал обратный путь. Нетрудно догадаться, что уходить ему приходилось еще затемно.



В начале 1806 года при очередном тайном свидании Елизавета Алексеевна, немного смущаясь, сообщила Охотникову:



- Кажется, я беременна. И отец ребенка вы, мой друг!



Алексей Яковлевич упал перед ней на колени и, как безумный, стал целовать ее ноги. Ему было всего двадцать пять лет, и он боготворил Елизавету, не мысля себе жизни без нее.



В ноябре 1806 года императрица Елизавета Алексеевна родила дочь, названную также Елизаветой. Конечно, этот факт скрыть было практически невозможно, и "вычислить" отца ребенка для опытных придворных и членов царской фамилии тоже, по всей вероятности, не составляло особенного труда. Видимо, с неожиданно возникшим и уже мешавшим царской родне фаворитом решили разобраться кардинально, поэтому Охотников так и не увидел дочери...

4 октября 1806 года в придворном театре давали спектакль в честь императрицы, и на него был приглашен Охотников. Он пришел вместе со своим другом и сослуживцем, поверенным в некоторые его тайны. Представление, как всегда, прошло блестяще. После него, уже на улице, Охотникова и его приятеля неожиданно окружили несколько человек не внушающей доверия наружности. Улицы тогда освещались недостаточно хорошо, и Алексей Яковлевич держался настороже. Видимо, сразу поняв, что может произойти, он схватился за оружие и крикнул приятелю:



- Бей их! Бей!



Но в тот момент, когда кавалергард уже обнажил клинок, один из наемных убийц ловко ударил его кинжалом в бок, и все тут же кинулись врассыпную. Охотников упал на руки друга:



- Быстро, подгони экипаж, - слабым голосом попросил он. - Надо скорее остановить кровь. Но моя рана не смертельна, я буду жить!



- Да, да! - помогая ему забраться в карету, твердил приятель. - Ты только молчи, береги силы!



- Сообщи ей, - взяв его за руку, попросил Алексей. - Только не напугай, слышишь?!



Дома он лишился сознания и почти тут же приехал личный врач императрицы Стофреген. Он осмотрел раненного и нашел, что все, милостью Божией, может закончиться и благополучно. Главное, Алексей Яковлевич должен выполнять его предписания и иметь покой. Рану обработали, приятель отправился к себе, а Стофреген по распоряжению императрицы остался на ночь рядом с Алексеем Яковлевичем. Убедившись, что раненный забылся, врач тоже задремал при свече.



Проснулся он словно от толчка и всполошился, не увидев кавалергарда на постели, - где же он? Медик кинулся искать Охотникова и обнаружил его без чувств в кабинете - Алексей писал письмо любимой, желая успокоить ее.



- Что же вы наделали, голубчик, - почти простонал врач. - Вы же убиваете и себя и ее!



Действительно, у раненного начался жар, течение болезни обострилось, и вскоре Стофреген вынужден был сообщить императрице, что ее возлюбленный умирает. И тогда Елизавета Алексеевна решилась на отчаянно смелый шаг, не думая о грядущих последствиях: она тайно посетила умирающего любовника.



Охотников принял императрицу холодным январским вечером 1807 года полулежа, в полной парадной гвардейской форме. Это их свидание было последним и длилось более часа. Через несколько дней Алексея Яковлевича не стало. Роман императрицы оказался трагическим - вскоре ушла из жизни и поверенная в сердечных делах Елизаветы Алексеевны фрейлина Голицына, а потом умерла дочь императрицы и Охотникова - маленькая Элиза. Царица вновь осталась абсолютно одна и уже более никогда, до конца жизни, не поднимала глаз ни на кого из мужчин.



Память о любимом кавалергарде императрица сохранила до последнего вздоха. Охотникова похоронили на Лазоревском кладбище, и Елизавета Алексеевна на собственные средства поставила на могиле памятник - рыдающую над урной женщину и рядом разбитое молнией дерево. Известно, что она неоднократно приезжала на могилу Алексея Яковлевича.



В беседах с известным историком Карамзиным императрица не скрывала своей любовной связи с Охотниковым и не раз говорила, что хочет предстать перед историей именно такой, какая она есть. Елизавета Алексеевна даже позволяла Николаю Михайловичу читать свои интимные дневники.



Об этой подробности сообщил сам Карамзин перед смертью. Императрица хотела завещать свой дневник именно ему, но историк умер через две недели после кончины Елизаветы Алексеевны (простудившись на Сенатской площади), и потому её желание не было выполнено, дневник был сожжён Николаем 1. Тем не менее, указывается, часть дневников сохранилась и недавно она опубликована. После смерти Елизаветы Николай и Александра Федоровна в бумагах покойной также нашли письма Охотникова. Император сжег их, но осталась запись в дневнике императрицы о впечатлении, произведенной на нее бумагами предшественницы и цитировала письма Охотникова:



«4/16 июля. Если бы я сама не читала это, возможно, у меня оставались бы какие-то сомнения. Но вчера ночью я прочитала эти письма, написанные Охотниковым, офицером-кавалергардом, своей возлюбленной, императрице Елизавете, в которых он называет ее ma petite femme („моя женушка“), mon amie, ma femme, mon Dieu, ma Elise, je t’adore („мой друг, моя жена, мой Бог, моя Элиза, я обожаю тебя“) и т. д. Из них видно, что каждую ночь, когда не светила луна, он взбирался в окно на Каменном острове или же в Таврическом дворце (im Taurischen Palast), и они проводили вместе 2-3 часа. С письмами находился его портрет, и все это хранилось в тайнике, в том самом шкафу, где лежали портрет и памятные вещи ее маленькой Элизы (вторая дочь Елизаветы Алексеевны) — вероятно, как знак того, что он был отцом этого ребенка. Мне кровь бросилась в голову от стыда, что подобное могло происходить в нашей семье, и, оглядываясь при этом на себя, я молила Бога, чтобы он уберег меня от такого, так как один легкомысленный шаг, одна поблажка, одна вольность — и все пойдет дальше и дальше, непостижимым для нас образом».



А что же черная шкатулка? Как оказалось, незадолго перед смертью Алексей Яковлевич передал брату Павлу черный ларец с золотым замком и просил отдать тому, кто за ним придет после его кончины. За шкатулкой пришла дама в трауре от императрицы: в таинственном ларце хранились дорогие кавалергарду письма любимой женщины. О них прознал Николай I, да и мудрено не прознать, если Елизавета Алексеевна не делала никакой тайны из своей большой любви, наверное, единственной в жизни. Таиться было уже ни к чему - Алексея не стало, и вместе с ним ушло слишком многое. Практически все, оставив в душе только горький пепел...