Родом из детства.
Екатерина Шиян
Ехали долго на грузовике. Машину подбрасывало на ухабах, трясло. Сидеть на досках было неудобно, и девочка хныкала и жалась к матери. Женщина посадила ее на колени, прижала к себе «Девка – то уж большая, ноги отдавит» - сказала рядом сидевшая женщина.
Возле маминой груди было тепло, уютно и девочка уснула.
На полустанке машина остановилась. Женщина, словно на деревянных ногах слезла с кузова, сняла ребенка и, обнявшись, пошли к маминой знакомой, муж которой работал на железной дороге. Было раннее утро до поезда еще очень долго.
Хозяйка была гостеприимной. Умывшись с дороги, перекусили, на девочку одели восхитительно красивое платье, такого платья не было ни у кого. «Жаль, подружки меня не видят»- подумал ребенок. А хозяин достал из чулана треногу, закрепил фотоаппарат и сказал, что такую красоту надо заснять – будет память.
Мужчина ушел на работу, женщины затеяли разговор, а девочке разрешили погулять на лужайке.
Луг манил своей свежестью и красотой. По нежной, зеленой траве рассыпаны пышные и ярко-желтые одуванчики. Они как - будто впитывали в себя лучики яркого утреннего солнца и сами излучали такой же свет. Над лугом в замысловатом танце порхали стрекозы и бабочки. Одна из бабочек села девочке на плечо, как бы приглашая поиграть.
Бабочки летали с цветка на цветок, то приближаясь, то отдаляясь. Девочка приняла их игру. В ярком платьице она слилась в единое целое с природой. Ее звонкий, беззаботный смех летел на всю округу.
Солнце поднималось выше. Угомонились крылатые друзья, но девочка не могла расстаться с такой красотой. Она рвала одуванчики, собирала их в букет. Липкий, сероватый сок бежал по ладошкам, капал на платье, цветы в руках вяли. Размазывая по лицу слезы и сок, девочка плакала. Было жаль платье и поникшие цветы.
Мама, мудрая, самая лучшая в мире мама, успокаивала:
- Платье постираю - будет опять красивое.
- А одуванчики оживут?
Мама промолчала, и девочка опять заплакала.
- Дай Бог, что бы эти слезы были последними – сказала мамина подруга.
Эти слезы не были последними.
Я подолгу смотрю на единственную фотографию своего детства. Женщина, которою я звала мамой, не была мне мамой. В тот день она везла меня в мою настоящую родную семью.
Слова тогда не доходили до моего сознания. Все винили войну.
Двоих женщин, которые меня искренне любили, я отвергла. Моей детской жестокости не было границ. Ту, которую я звала мамой, я назвала предательницей, не могла простить, и обещала себе никогда ее не видеть, придумывала всякие наказания. Во сне звала ее.
Судьба так распорядилась, что я ее больше не видела.
Через много-много лет, будучи сама мамой, я приехала в другой город, положила на ее могилку белые гладиолусы. Все, что я могла для нее сделать.
Свою родную маму я долго не признавала, не слушала, убегала из дома. Объяснения, уговоры не помогали.
Моих родителей давно нет, но я всегда мысленно прошу у них прощения.
Прошло много лет, но я до мельчайших подробностей помню тот день, свое первое красивое платье, увядшие цветы и огромную рану в моей неокрепшей душе.
То были послевоенные годы, много было сирот, по улицам ходили нищие. Я часто слышала слово «война» и была счастливым ребенком, но мой детский ум не был готов это понять.
И когда я слышу, как 6-7 летних детей переводят с одной семьи в другую, даже из благородных побуждений или вообще, матери бросают своих детей, хочется крикнуть: «Остановитесь, нет войны, детская душа не готова к таким переменам. Редкий ребенок переживет такую трагедию».