В кафе вошла девушка и села за столик у окна. Она была очень хороша, ее свежее лицо сияло, словно только что отчеканенная монета, если монеты можно чеканить из мягкой, освеженной дождем кожи, а ее черные, как вороново крыло, волосы закрывали часть щеки…


Об этом городе пишут слегка не в себе, под наркозом влюбленности. Девушка из рассказа Хемингуэя – это и есть Париж. Легкий и беззаботный, словно теплый летний вечер.

Париж не выносит нытья, слишком долгой задумчивости, нахмуренного лба и сосредоточенности.

Париж слезам не верит!

Наверное, это то, что снится всю жизнь. Но в один прекрасный момент сон вдруг обретает плоть и кровь, и становится полноцветным, широкоформатным. Но все равно всё происходит будто не с тобой. Сон, у которого не было названия, обретает имя - Париж!

Париж бывает один раз в жизни. Или не бывает. Как неожиданный подарок, как наваждение.

Подарок блестит в яркой упаковке. Пока еще не твой. Но когда за окнами машины на природрожном указателе различимо S`Denis, проступает явь. Спальный район, унаследовавший свое название от средневекового аббатства, это уже не шутки.

Вспоминается песенка Ива Монтана A Paris:

В Париже,
Когда вспыхивает любовь,
Она нескончаемо прекрасна,
Потому что два сердца
Принадлежат друг другу
В Париже…

В Париже тебе принадлежит все, на что хватает средств!

В двухэтажном туристическом автобусе, который развозит туристическую орду по узким улицам и площадям, A Paris звучит непрерывно, словно в бреду.

Париж преподносят слишком навязчиво. Видимо, для непонятливых. Для тех, кто еще не проснулся и не верит, что он теперь и есть пуп земли. Для прочих давно ясно, что эти светло-коричневые, словно замок из песка, камни (Париж меняет окраску в зависимости от сезона), воскрешающие великую эпоху Людовиков, мушкетеров и застывшей в камне музыки, беззастенчиво очаровательны.

Париж любуется своим отражением в сероватой, словно туманной дымке - Сене.

Во сне?

Впрочем, красив, очарователен - неточные слова. По-французски это бы прозвучало так: Charme.

Париж обаятелен, причем в каждый миг, в каждой своей ничтожной мелочи, детали, безделице. А уж о туристических общих местах - Базилика Сакре-Кёр, Нотр-Дам-де-Пари, Эйфелева башня, Триумфальная арка, Лувр и так далее, до бесконечности - и говорить нечего.

Все эти стандартные виды подавляют своими великолепием, когда кажется, что и Лувра довольно, то тебе подсовывают еще Елисейские поля, Академию искусств, Тюильри, Монмартр, площадь Конкорд и т.д.

Кофе со сливками по утрам
Монпарнас, Кафе дю Дом,
Пригороды, Латинский квартал,
Тюильри, площадь Вандом…

Это вот рецепт Парижа от Эдит Пиаф. Из песни под названием, естественным, как выдох: "Париж"…

Париж обезоруживает своей чрезмерностью. Он не знает удержу, беззастенчиво требует, чтобы им восхищались. Поэтому и многочисленные посетители кафе развернуты лицом к городу, как в партере театра, к его улицам, памятникам и неторопливым, словно они шествуют по подиуму, а не парижским тротуарам, пешеходам.

Пешеходам - элегантным до умопомрачения, в кокетливых шарфиках, кашемире, шелке. Пешеход не должен обмануть ожидания сидящих в зрительном зале. Он просто-таки обязан быть приятен глазу, опрятен, в конце концов просто, черт бы его побрал, импозантен. Иначе зритель отвернется и сядет к Парижу спиной, как завзятый мизантроп или немцы.

Все остальные призваны в свидетели города-вуайериста.

Париж – это психическое расстройство, ставшее нормой жизни! И тут уж никуда не денешься. Не отвернешься, раз уж ты в самом сердце Парижа. В Сакре-Кёр. Да что там – отвернешься, не отвернешься, тебе Сакре-Кёр вживили уже вместо сердца. И оно заполошно бьется в груди, как у влюбленного юноши или Хемингуэя в тот момент, когда он взглянул на девушку в кафе.

К парящему в вышине, словно зефирное облако или порция белого шоколада, который подают в популярном кафе "Ангелина", Святому Сердцу надо подниматься пешком, а не на фуникулере.

Хотя туриста в Париже принято настолько же баловать, насколько вытряхивать из него деньги.

И все же право вознесения давно запатентовано другим мифом. Зачем его опошлять современными средствами передвижения?

Но Париж – это праздник. Прав был старик Хемингуэй.

Париж – это веселье!