ДУРАКИ

Живут на свете дураки:

На бочку меда - дегтя ложка.

Им, дуракам, все не с руки

Стать поумнее, хоть немножко.

Дурак - он как Иван-дурак,

Всех кормит, обо всех хлопочет.

Дурак - он тянет, как бурлак.

Дурак во всем - чернорабочий.

Все спят - он, дурень, начеку.

Куда-то мчит, за что-то бьется...

А достается дураку -

Как никому не достается!

То по-дурацки он влюблен,

Так беззащитно, без опаски,

То по-дурацки робок он,

То откровенен по-дурацки.

Не изворотлив, не хитер,-

Твердя, что вертится планета,

Дурак восходит на костер

И, как дурак, кричит про это!

Живут на свете дураки,

Идут-бредут в своих веригах,

Невероятно далеки

От разных умников великих.

Но умники за их спиной гогочут... -

Видели растяпу?

Дурак, весь век с одной женой! -

Дурак, не может сунуть в лапу! -

Дурак, на вдовушке женат

И кормит целую ораву!...

Пусть умники меня простят -

Мне больше дураки по нраву.

Я и сама еще пока

Себя с их племенем сверяю.

И думаю, что дурака

Я этим делом не сваляю.

А жизнь у каждого в руках.

Давайте честно к старту выйдем,

И кто там будет в дураках -

Увидим, умники! Увидим.

Из первых книг, из первых книг,

которых позабыть не смею,

училась думать напрямик

и по-другому не сумею.

Из первых рук, из первых рук

я получила жизнь, как глобус,

где круг зачеркивает круг

и рядом с тишиною - пропасть.

Из первых губ, из первых губ

я поняла любви всесильность.

Был кто-то груб, а кто-то глуп,

но я - не с ними, с ней носилась!

Как скрытый смысл, как хитрый лаз.

как зверь, что взаперти томится,

во всем таится Первый Раз -

и в нас до времени таится.

Но хоть чуть-чуть очнется вдруг,

живем - как истинно живые:

из первых книг, из первых рук,

из самых первых губ, впервые.

1972

Город мой вечерний, город мой, Москва,

весь ты — как кочевье с Крымского моста,

Убегает в водах вдаль твое лицо.

Крутится без отдыха в парке колесо.

Крутится полсвета по тебе толпой.

Крутится планета прямо под тобой.

И по грудь забрызган звездным серебром

мост летящий Крымский — мой ракетодром.

Вот стою, перила грустно теребя.

Я уже привыкла покидать тебя.

Все ношусь по свету я и не устаю.

Лишь порой посетую на судьбу свою.

Прокаленной дочерна на ином огне,

как замужней дочери, ты ответишь мне:

«Много или мало счастья и любви,

сама выбирала, а теперь - живи...»

Уезжаю снова.

Снова у виска будет биться слово странное «Москва».

И рассветом бодрым где-нибудь в тайге

снова станет больно от любви к тебе.

Снова все к разлуке, снова неспроста —

сцепленные руки Крымского моста.

1972

1

Вспоминаю лесные палы —

и по сердцу стучат топоры.

Лес — как жизнь,

крепкостволен и свеж.

Лес, затишье мое и мятеж.

Я люблю вас, как сына, леса.

У мальчишки лесные глаза.

С малахитинкой, зеленцой,

среднерусскою хитрецой.

Городская ушла дребедень,

как лесничество, тянется день.

И в лесах — в этой летней суши —

ни пожарники — как ни души.

Прячу спички. Опасно, как шок.

Это хуже убийства — поджог.

Знаю кровью — так знают врага,—

как, мечась, выгорает тайга.

Я вас буду беречь, как дитя,

пастушонком тревогу дудя.

Тьму листов и иголок сменя,

положитесь, леса, на меня.

Лес, мой донор, и я —

из ветвей с хлорофилловой сутью твоей.

Вся — к земле я. Так к ней приросла,

многопало припала сосна.

Скачут белки, орешки луща...

Чистый лес! Ни змеи, ни клеща.

Ель макушку уперла в звезду...

Утро. Лесом, как жизнью, иду.

2

Я буду жить вовсю —

как прет весной вода,

как елочка в лесу, как в небе — провода.

Как птица, ноткой

зябкою на проводе вися...

Оно бывает всякое,

но я еще не вся.

И пусть по всем ладам

пройдется жизнь по-всякому,

но я не дам, не дам,

не дам себе иссякнуть.

И медленно, с колен,

от утра голубая, я воду,

как олень, из речки похлебаю.

Я зацеплюсь за плечи осин незнаменитых.

Я знаю, как ты лечишь,

лесная земляника.

И столько я узнаю,

тобою, лес, спасенная,

что стану я лесная,

как пеночка зеленая.

Глаза мои — с хрусталинкой

от звезд и вод весной.

А кровь моя — с русалинкой,

с зеленинкой лесной.

Лето благостной боли,

постиженья

печального света...

Никогда уже больше

не будет такого же лета.

лето, где безрассудно и построили,

и поломали.

Лето с тягостной суммой

поумнения и пониманья.

Для чего отогрело все,

что с летним листом отгорело?

Но душа помудрела,

и она, помудревши,

узрела кратковременность лета,

краткость жизни,

мгновенность искусства

и ничтожность предмета,

что вызвал высокие чувства.