I

«Высоко в горы вполз Уж и лег там в сыром ущелье, свернувшись в узел и глядя в море. «Высоко в небе сияло солнце, а горы зноем дышали в небо, и бились волны внизу о камень... «А по ущелью, во тьме и брызгах, поток стремился навстречу морю, гремя камнями... «Весь в белой пене, седой и сильный, он резал гору и падал в море, сердито воя. «Вдруг в то ущелье, где Уж свернулся, пал с неба Сокол с разбитой грудью, в крови на перьях... «С коротким криком он пал на землю и бился грудью в бессильном гневе о твердый камень... «Уж испугался, отполз проворно, но скоро понял, что жизни птицы две-три минуты... «Подполз он ближе к разбитой птице, и прошипел он ей прямо в очи: «— Что, умираешь? «— Да, умираю! — ответил Сокол, вздохнув глубоко. — Я славно пожил!.. Я знаю счастье!.. Я храбро бился!.. Я видел небо... Ты не увидишь его так близко!.. Ох ты, бедняга! «— Ну что же — небо? — пустое место... Как мне там ползать? Мне здесь прекрасно... тепло и сыро! «Так Уж ответил свободной птице и усмехнулся в душе над нею за эти бредни. «И так подумал: „Летай иль ползай, конец известен: все в землю лягут, всё прахом будет...“ «Но Сокол смелый вдруг встрепенулся, привстал немного и по ущелью повел очами. «Сквозь серый камень вода сочилась, и было душно в ущелье темном и пахло гнилью. «И крикнул Сокол с тоской и болью, собрав все силы: «— О, если б в небо хоть раз подняться!.. Врага прижал бы я... к ранам груди и... захлебнулся б моей он кровью!.. О, счастье битвы!.. «А Уж подумал: „Должно быть, в небе и в самом деле пожить приятно, коль он так стонет!..“ «И предложил он свободной птице: „А ты подвинься на край ущелья и вниз бросайся. Быть может, крылья тебя поднимут и поживешь ты еще немного в твоей стихии“. «И дрогнул Сокол и, гордо крикнув, пошел к обрыву, скользя когтями по слизи камня. «И подошел он, расправил крылья, вздохнул всей грудью, сверкнул очами и — вниз скатился. «И сам, как камень, скользя по скалам, он быстро падал, ломая крылья, теряя перья... «Волна потока его схватила и, кровь омывши, одела в пену, умчала в море. «А волны моря с печальным ревом о камень бились... И трупа птицы не видно было в морском пространстве...

Андре́й Арсе́ньевич Тарко́вский (4 апреля 1932, село Завражье, Юрьевецкий район, Ивановская Промышленная область (ныне — Кадыйский район Костромской области) — 29 декабря 1986, Париж, Франция) — советский кинорежиссёр и сценарист, после 1980 года работавший в Западной Европе. Народный артист РСФСР.

Детство и юность

Родился в селе Завражье Юрьевецкого района Ивановской Промышленной области (ныне — сельское поселение Завражье Кадыйского района Костромской области), на Волге. Отец, Арсений Александрович Тарковский был поэтом и переводчиком, уроженецем Елисаветграда (в 1907 году этот город входил в состав Херсонской губернии Российской империи, в настоящее время — территория Украины). Мать, Мария Ивановна Вишнякова, как и отец, закончила московский Литературный институт.

В 1935 году Арсений Александрович оставил семью, а в 1941 году ушел добровольцем на фронт, где после ранения потерял ногу. Мария Ивановна устроилась корректором в Первую образцовую типографию в Москве и проработала там до пенсии.

В 1939 году Андрей поступил в московскую школу № 554 (ныне — Школа № 1060). В начале войны мать увезла Андрея и его младшую сестру Марину (род. в 1934) в эвакуацию в Юрьевец, к родным.

Это было тяжёлое время. Мне всегда не хватало отца. Когда отец ушёл из нашей семьи, мне было три года. Жизнь была необычно трудной во всех смыслах. И все-таки я много получил в жизни. Всем лучшим, что я имею в жизни, тем, что я стал режиссёром, — всем этим я обязан матери.

В 1943 году Тарковские вернулись в Москву, а Андрей — в свою старую школу, где он учится в одном классе с Андреем Вознесенским. Детские годы он провел с бабушкой, матерью и сестрой в деревянном доме в 1-м Щипковском переулке в Замоскворечье. И хотя свою жизнь Андрей прожил в основном в Москве, образом отчего дома остался для него дом его детства в Юрьевце, где сейчас открыт дом-музей Тарковского. Таким он предстал в фильме «Зеркало», где были отражены многие впечатления детства — уход отца, трудности быта, эвакуация, школа, образ матери с двумя детьми на руках.

Судьба щедро наградила Цецилию красотой, дивным голосом, редким актерским талантом. Судьба обделила Цецилию долгим веком и семейным счастьем. Но одарила любовью, которая пережила её земную жизнь. Им не суждено было быть вместе, но они любили друг друга. Она — Цецилия Джатиева и он — Мстислав Ростропович…

В августе 1946-го на основании нескольких свидетельских показаний, представленных наркоматом обороны товарищу Сталину, генералу Карбышеву посмертно присвоили звание Героя СССР. В Советском Союзе едва ли не каждый знал историю гибели этого человека, ставшего символом высшей степени стойкости и воли. По официальной версии, взятый в плен советский генерал, отказавшийся от сотрудничества с немцами, был раздет и помещен на морозе под холодную воду, превратившись в ледяную глыбу. Но есть в этой истории и свидетельства, несколько отличные от канонической легенды.

Принято считать, что те, кто веселит других, сами люди угрюмые и мрачные. Не знаю… Маленькая клоунесса Майя — далекое воспоминание, островок безграничного света и счастья в моей душе. Она и в жизни была такой же искрящейся и веселой, как на арене.

Со школьной скамьи мы помним, что 10 февраля – особый день русского календаря: день смерти  А.С.Пушкина. Сколько книг, исследований, фильмов посвящено этому событию… Но до сих пор многие действительно важные подробности последних дней жизни поэта остаются малоизвестными. Поэтому мы решили познакомить читателей с воспоминаниями тех людей, которые были реальными свидетелями его ранения и смерти. Мы не считаем нужным давать собственные пояснения к этим документам. Но нам показалось, что замечательным комментарием к ним могут послужить фрагменты из книги ныне покойного уже преподавателя Московской духовной академии Михаила Михайловича Дунаева “Православие и русская литература”*.

/foma.ru/wp-content/uploads/2008/01/Pushkin-136x150.jpg" target="_blank">https://foma.ru/wp-content/uploads/2008/01/Pushkin-136x150.jpg 136w, https://foma.ru/wp-content/uploads/2008/01/Pushkin-273x300.jpg 273w" style="box-sizing: border-box; border: 0px; vertical-align: middle; max-width: 100%; height: auto !important; margin-bottom: 20px;" />

П. А. Вяземский: “Собираем теперь что каждый из нас видел и слышал, чтобы составить полное описание, засвидетельствованное нами и докторами. Пушкин принадлежит не одним ближним друзьям, но и отечеству, и истории. Надобно, чтобы память о нем сохранилась в чистоте и целостности истины. Но и изсказанного здесь мною ты можешь видеть, в каких чувствах, в каком расположении ума и сердца своего кончил жизнь Пушкин. Дай Бог нам каждому подобную кончину”.

В сознании народном смерть Пушкина навсегда запечатлена как национальная трагедия. Однако, пытаясь проникнуть умом в те скорбные дни, мы часто низводим наше внимание до уровня праздного любопытства, все стараясь выведать сопутствующие подробности совершавшегося тогда, что отчасти извинительно, но все же уводит от истинного понимания смысла случившегося. Мы выпытываем из разных источников о поведении Наталии Николаевны, жены поэта, расследуем действия барона Геккерна, попутно осведомляясь о его порочной натуре, мы позволяем заморочить себе голову вздорным вымыслом о некоей кольчуге, якобы изготовленной для Дантеса где-то в Архангельске, – и превращаем все в сплетню, которая, помимо всего прочего, пачкает имя и самого Пушкина. Не менее чем пасквильные преддуэльные слухи. Самого Пушкина мы принижаем при этом также, поскольку отводим ему роль жалкой марионетки в руках закулисных интриганов (о чем не раз уже писалось): они как будто за ниточки дергали, а он подчинялся. А помимо того, к нашему переживанию трагической гибели поэта примешивается и эгоистическое сожаление: столь безвременно ушел из жизни, как много мог еще создать, а следовательно, сколько мы недополучили прекрасных произведений, коими могли бы усладить еще наши эстетические потребности.

Если смысл творчества художественного лишь в том и заключен, чтобы служить предметом праздной забавы, эстетического развлечения, чтобы создать возможность погружения души и сознания в мир поэтических грез, где человек мог бы забыться и отвлечься от тяготеющей (а порою и пугающей) его действительности, – то наш эгоизм был бы вполне оправдан. Но сколь недостойная и мелочная роль отводится в таком случае искусству… Если же назначение искусства (как это понимал и сам Пушкин) в пророческом следовании Истине -мы обязаны отбросить собственные вздорные притязания, должны вспомнить, что всякое пророческое служение совершается в отмеренных ему пределах, и нам необходимо смириться перед Божиим Промыслом и постараться сознать смысл сказанного нам языком тех трагических событий, память о которых продолжает тревожить нашу душу и наш разум.

* * *
В 1835 году, Пушкин пишет стихотворение “Родрик”.
…В собраниях сочинений Пушкина приводится в качестве черновой редакции “Родрика” некий отчасти загадочный отрывок, который, по утверждению некоторых исследователей, имеет самостоятельное значение. В нем видят отчасти ключ к разгадке судьбы пушкинской, указание на некое видение, явленное самому поэту с предсказанием близкого завершения его жизни:

Чудный сон мне Бог послал:
С длинной белой бородою,
В белой ризе предо мною
Старец некий предстоял
И меня благословлял.
Он сказал мне: “Будь покоен,
Скоро, скоро удостоен
Будешь Царствия Небес.
Путник, ляжешь на ночлеге,
В пристань, плаватель, войдешь…”

Не станем домогаться: сообщил ли автор о действительном событии или то лишь художественный образ, отразивший его прозрение. Вернее второе. Белобородый старец – символ Посланца Небес, синонимичный шестикрылому серафиму или юноше-ангелу из “Странника”.
Завершение стихотворения – потрясает и как будто подводит к порогу какой-то непостижимой тайны, которая готова раскрыться перед вопрошающей душою.

Сон отрадный, благовещий –
Сердце жадное не смеет
И поверить и не верить.
Близок я к моей кончине?
И страшуся и надеюсь,
Казни вечныя страшуся,
Милосердия надеюсь:
Успокой меня Творец.
Но Твоя да будет воля,
Не моя. – Кто там идет?..

Можно ли проще, точнее, совершеннее выразить состояние души в предощущении близкого завершения земного бытия? Страх, надежда – и призывание помощи Божьей. И полное принятие Его воли:

Но Твоя да будет воля, Не моя
Дословное повторение слов Спасителя в Гефсиманском саду (Лк. 22, 42)… перед этим бессмысленны и бессильны любые сопутствующие рассуждения.
И вослед за этим как бы полным растворением в воле Господней – вопрос, в котором сосредоточена вся энергия ожидания на вопрос важнейший.

Кто там идет?..
Вот сейчас раскроется последняя тайна…
Промыслом Божиим Пушкину определено было обретение ответа – в предчувствованный (и предсказанный?) момент кончины.

Дуэль

/foma.ru/wp-content/uploads/2020/02/2nvzt-300x223.jpg" target="_blank">https://foma.ru/wp-content/uploads/2020/02/2nvzt-300x223.jpg 300w, https://foma.ru/wp-content/uploads/2020/02/2nvzt-150x111.jpg 150w, https://foma.ru/wp-content/uploads/2020/02/2nvzt-768x570.jpg 768w, https://foma.ru/wp-content/uploads/2020/02/2nvzt.jpg 800w" style="box-sizing: border-box; border: 0px; vertical-align: middle; max-width: 100%; height: auto !important; margin-bottom: 20px;" />

В. А. Жуковский: “Он оперся на левую руку, лежа прицелился, выстрелил, и Геккерн упал, но его сбила с ног только сильная контузия; пуля пробила мясистые части правой руки, коею он закрыл себе грудь, и будучи тем ослаблена, попала в пуговицу, которою панталоны держались на подтяжке против ложки; эта пуговица спасла Геккерна. Пушкин, увидя его падающего, бросил вверх пистолет и закричал: “bravo!”
Между тем кровь лила [изобильно] из раны; было надобно поднять раненого; но на руках донести его до саней было невозможно, подвезли к нему сани, для чего надобно было разломать забор; и в санях донесли его до дороги, где дожидала его Геккернова карета, в которую он и сел с Данзасом. Лекаря на месте сражения не было, Дорогою он, по-видимому, не страдал, по крайней мере, этого не было заметно; он был, напротив, даже весел, разговаривал с Данзасом и рассказывал ему анекдоты.
Домой возвратились в шесть часов. Камердинер взял его на руки и понес на лестницу. “Грустно тебе нести меня?” – спросил у него Пушкин. Бедная жена встретила его в передней и упала без чувств. Его внесли в кабинет; он сам велел подать себе чистое белье; разделся и лег на диван, находившийся в кабинете.”

* * *
“Какой-то мучительный труд души отразился в нескольких стихах Пушкина, созданных примерно за полгода до гибели его, и раскрывших его внутреннее тяготение к Творцу и доходящее до отчаяния ощущение бессилия припасть к полноте Истины.
Сознание и ощущение в себе хищного и алчного греха рождает в поэтическом видении картины страшные.

Как с древа сорвался предатель ученик,
Диавол прилетел, к лицу его приник,
Дхнул жизнь в него, взвился с своей добычей смрадной
И бросил труп живой в гортань ггеены гладной…
Там бесы, радуясь и плеща, на рога

Приняли с хохотом всемирного врага
И шумно понесли к проклятому владыке,
И сатана, привстав, с веселием на лике
Лобзанием своим насквозь прожег уста,
В предательскую ночь лобзавшие Христа.

Умирание

/foma.ru/wp-content/uploads/2020/02/2nvaj-246x300.jpg" target="_blank">https://foma.ru/wp-content/uploads/2020/02/2nvaj-246x300.jpg 246w, https://foma.ru/wp-content/uploads/2020/02/2nvaj-123x150.jpg 123w" style="box-sizing: border-box; border: 0px; vertical-align: middle; max-width: 100%; height: auto !important; margin-bottom: 20px;" />

П.А.Вяземский: “Ожесточения к жизни в нем вовсе не было. Он желал смерти как конца мучений и, отчаиваясь в жизни, не хотел продолжать ее насильственно, бесполезными мерами и новыми мучениями.
Но на другой день, когда сделалось ему получше и заметил он, что и доктора приободрились, и он сделался податливым в надежде, слушался докторов, сам приставлял себе своеручно пиявицы, принимал лекарства и, когда доктора обещали ему хорошие последствия от лекарств, он отвечал им: “Дай Бог! Дай Бог!”
Но этот поворот к лучшему был непродолжителен, и он вновь убедился в неминуемой близкой кончине и ожидал ее спокойно, наблюдая ход ее как в постороннем человеке, щупал пульс свой и говорил: вот смерть идет! Спрашивал: в котором часу полагает Арендт, что он должен умереть, и изъявлял желание, чтобы предсказание Арендта сбылось в тот же день. Прощаясь с детьми, перекрестил он их. С женою прощался несколько раз и всегда говорил ей с нежностью и любовью. С нами прощался он посреди ужасных мучений и судорожных движений, но духом бодрым и с нежностью. У меня крепко пожал он руку и сказал: “Прости, будь счастлив!” Пожелал он видеть Карамзину. Мы за нею послали. Прощаясь с нею, просил он перекрестить его, что она и исполнила. Данзас, желая выведать, в каких чувствах умирает он к Геккерну, спросил его: не поручит ли он ему чего-нибудь в случае смерти касательно Геккерна? “Требую, отвечал он ему, чтобы ты не мстил за мою смерть, прощаю ему и хочу умереть христианином”.

К.К.Данзас: “Государь, наследник, великая княгиня Елена Павловна постоянно посылали узнавать о здоровье Пушкина; от государя приезжал Арендт несколько раз в день. У подъезда была давка.
В передней какой-то старичок сказал с удивлением: Господи Боже мой! я помню, как умирал фельдмаршал, а этого не было!”

В.А.Жуковский: “И особенно замечательно то, что в эти последние часы жизни он как будто сделался иной… ни слова, ни же воспоминания о поединке. Однажды только когда Данзас упомянул о Геккерне, он сказал: “Не мстить за меня! Я все простил”.

И.Т.Спасский: “Больной исповедался и причастился Святых Тайн. Когда я к нему вошел, он спросил, что делает жена. Я отвечал, что она несколько спокойнее.
– Она, бедная, безвинно терпит и может еще потерпеть во мнении людском, – возразил он…”

Николай I – Пушкину Ночь с 27 на 28 января 1837: Лермонтов назвал Пушкина невольником чести. Понятие же дворянской чести – не христианское, даже антихристианское.
“Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую”… (Мф. 5,39). Это подвиг смирения. Для дворянина: если ударят по щеке – неизбежно вставать к барьеру, обрекая себя на убийство или даже на самоубийство. Это бунт гордыни. Честь – ценность, утверждаемая вовне собственною волею, защищаемая от внешних посягательств. И честью обладают не все, но избранные.
Христианство дает человеку сознание собственного достоинства, основанного на убеждении, что он создан по образу Божию. Это ценность внутренней, духовной жизни человека, утвержденная творческой волею Создателя. Достоинство даровано каждому человеку. Никто не может ни отнять у человека его достоинство, ни осквернить его – только он сам.
Человек, выходящий к барьеру защищает свою честь, но оскорбляет достоинство.
“Если Бог не велит уже нам увидеться на этом свете, то прими мое прощение и совет умереть по-христиански и причаститься, а о жене и детях не беспокойся. Они будут моими детьми, и я беру их на свое полное попечение. ”

В.А. Жуковский: “Послали за священником в ближнюю церковь. Умирающий исповедался и причастился с глубоким чувством. Когда Арендт прочитал Пушкину письмо государя, то он вместо ответа поцеловал его и долго не выпускал из рук; но Арендт не мог его оставить ему. Несколько раз Пушкин повторял: “Отдайте мне это письмо, я хочу умереть с ним. Письмо! где письмо?”

В.А.Жуковский: “Когда поутру кончились его сильные страдания, он сказал Спасскому: “Жену! позовите жену!” Этой прощальной минуты я тебе не стану описывать. Потом потребовал детей; они спали; их привели и принесли к нему полусонных. Он на каждого оборачивал глаза молча; клал ему на голову руку; крестил и потом движением руки отсылал от себя. “Кто здесь?” – спросил он Спасского и Данзаса. Назвали меня и Вяземского. “Позовите”, – сказал он слабым голосом. Я подошел, взял его похолодевшую, протянутую ко мне руку, поцеловал ее: сказать ему ничего я не мог, он махнул рукою, я отошел. Так же простился он и с Вяземским. ”

Воспоминания Данзаса, записанные А.А. Аммосовым: “Узнав от Данзаса о приезде Катерины Андреевны Карамзиной, жены знаменитого нашего историка, Пушкин пожелал проститься и, посылая за ней Данзаса, сказал:”Я хочу, чтоб она меня благословила”.
Данзас ввел ее в кабинет и оставил одну с Пушкиным. Через несколько времени она вышла оттуда в слезах.”

Е.А.Карамзина: “Он протянул мне руку, я ее пожала, и он мне также, и потом махнул, чтобы я вышла. Я, уходя, осенила его издали крестом, он опять мне протянул руку и сказал тихо: “перекрестите еще”, тогда я опять, пожавши еще его руку, я уже его перекрестила, прикладывая пальцы на лоб, и приложила руку к щеке: он ее тихонько поцеловал и опять махнул. Он был бледен, как полотно, но очень хорош; спокойствие выражалось на его прекрасном лице”.

В.А. Жуковский: “В это время приехал доктор Арендт. “Жду царского слова, чтобы умереть спокойно”, – сказал ему Пушкин. Это было для меня указанием, и я решился в туже минуту ехать к государю, чтобы известить его величество о том, что слышал. Надобно знать, что, простившись с Пушкиным, я опять возвратился к его постели и сказал ему: “Может быть, я увижу государя; что мне сказать ему от тебя”. – “Скажи ему, – отвечал он, что мне жаль умереть; был бы весь его”.
Сходя с крыльца, я встретился с фельдъегерем, посланным за мной от государя. “Извини, что я тебя потревожил”, – сказал он мне при входе моем в кабинет. “Государь, я сам спешил к Вашему Величеству в то время, когда встретился с посланным за мною”. И я рассказал о том, что говорил Пушкин. “Я счел долгом сообщить эти слова немедленно Вашему Величеству. Полагаю, что он тревожится о участи Данзаса”. – “Я не могу переменить законного порядка, – отвечал государь, – но сделаю все возможное. Скажи ему от меня, что я поздравляю его с исполнением христианского долга; о жене же и детях он беспокоиться не должен; они мои. Тебе же поручаю, если он умрет, запечатать его бумаги: ты после их сам рассмотришь”.

И.Т.Спасский: “- Что сказать от тебя царю? – спросил Жуковский.
– Скажи, жаль, что умираю, весь его бы был, – отвечал Пушкин.
Он спросил, здесь ли Плетнев и Карамзина. Потребовал детей и благословил каждого особенно. Я взял больного за руку и щупал его пульс. Когда я оставил его руку, то он сам приложил пальцы левой его руки к пульсу правой, томно, но выразительно взглянул на меня и сказал:
– Смерть идет.
Он не ошибался, смерть летала над ним в это время. Приезда Арендта он ожидал с нетерпением.
– Жду слова от царя, чтобы умереть спокойно, – промолвил он.”

В.А. Жуковский: “Я возвратился к Пушкину с утешительным ответом государя. Выслушав меня, он поднял руки к небу с каким-то судорожным движением. “Вот как я утешен! -сказал он. – Скажи государю, что я желаю ему долгого, долгого царствования, что я желаю ему счастия в его сыне, что я желаю ему счастия в его России”. Эти слова говорил слабо, отрывисто, но явственно.
Между тем данный ему прием опиума несколько его успокоил. К животу вместо холодных примочек начали прикладывать мягчительные; это было приятно страждущему. И он начал послушно исполнять предписания докторов, которые прежде отвергал упрямо, будучи испуган своими муками и ожидая смерти для их прекращения. Он сделался послушным, как ребенок, сам накладывал компрессы на живот и помогал тем, кои около него суетились. Одним словом, он сделался гораздо спокойнее. В этом состоянии нашел его доктор Даль, пришедший к нему в два часа. “Плохо, брат,” – сказал Пушкин, улыбаясь Далю.”

В.А. Жуковский: “Почти всю ночь (на 29-е число; эту ночь всю просидел Даль у его постели, а я, Вяземский и Виельгорский в ближайшей горнице) он продержал Даля за руку; часго брал по ложечке или по крупинке льда в рот и всегда все делал сам: брал стакан с нижней полки, тер себе виски льдом, сам накладывал на живот припарки, сам их снимал и проч. Он мучился менее от боли, нежели от чрезмерной тоски: “Ах! какая тоска! – иногда восклицал он, закидывая руки за голову. – Сердце изнывает!” Тогда просил он, чтобы подняли его, или поворотили на бок, или поправили ему подушку, и, не дав кончить этого, останавливал обыкновенно словами: “Ну, так, так, – хорошо: вот и прекрасно, и довольно; теперь очень хорошо”. Или: “Постой – не надо – потяни меня только за руку – ну вот и хорошо, и прекрасно “(Все это его точное выражение.) “Вообще, – говорит Даль, – в обращении со мною он был повадлив и послушен, как ребенок, и делал все, что я хотел”.

В.И.Даль: “Пушкин заставил всех присутствовавших сдружиться с смертью, так спокойно он ожидал ее, так твердо был уверен, что последний час его ударил. Плетнев говорил: “Глядя на Пушкина, я в первый раз не боюсь смерти”. Больной положительно отвергал утешения наши и на слова мои: “Все мы надеемся, не отчаивайся и ты!” – отвечал: “Нет. мне здесь не житье; я умру, да, видно, уже так надо”.

В.А.Жуковский: “Когда тоска и боль его одолевали, он делал движения руками и отрывисто кряхтел, но так, что его почти не могли слышать. “Терпеть надо, друг, делать нечего, – сказал ему Даль, – но не стыдись боли своей, стонай, тебе будет легче”. – “Нет, – он отвечал перерывчиво, – нет… не надо… стонать… жена… услышит… Смешно же… чтоб этот… вздор… меня… пересилил… не хочу”.

И.Т.Спасский: “Боль в животе возросла до высочайшей степени. Это была настоящая пытка. Физиономия Пушкина изменилась; взор его сделался дик, казалось глаза готовы были выскочить из своих орбит, чело покрылось холодным потом, руки похолодели, пульса как не бывало. Больной испытывал ужасную муку. Но и тут необыкновенная твердость его души раскрылась в полной мере. Готовый вскрикнуть, он только стонал, боясь, как он говорил, чтоб жена не услышала, чтоб ее не испугать.”

В. А.Жуковский: “Что было бы с бедною женою, если бы она в течение двух часов могла слышать эти крики: я уверен, что ее рассудок не вынес бы этой душевной пытки. Но вот что случилось: она в совершенном изнурении лежала в гостиной, головою к дверям, и они одни отделяли ее от постели мужа. При первом страшном крике его княгиня Вяземская, бывшая в той же горнице, бросилась к ней, опасаясь, чтобы с нею ничего не сделалось. Но она лежала неподвижно (хотя за минуту говорила); тяжелый летаргический сон овладел ею; и этот сон, как будто нарочно посланный свыше, миновался в ту самую минуту, когда раздалось последнее стенание за дверями.”

Кончина

/foma.ru/wp-content/uploads/2020/02/2nvau-1-300x211.jpg" target="_blank">https://foma.ru/wp-content/uploads/2020/02/2nvau-1-300x211.jpg 300w, https://foma.ru/wp-content/uploads/2020/02/2nvau-1-150x105.jpg 150w, https://foma.ru/wp-content/uploads/2020/02/2nvau-1-768x540.jpg 768w, https://foma.ru/wp-content/uploads/2020/02/2nvau-1.jpg 800w" style="box-sizing: border-box; border: 0px; vertical-align: middle; max-width: 100%; height: auto !important; margin-bottom: 20px;" />

В.И. Даль: “Умирающий несколько раз подавал мне руку, сжимал и говорил: “Ну, подымай же меня, пойдем, да выше, выше, ну, пойдем”. Опамятовавшись, сказал он мне: “Мне было пригрезилось, что я с тобою лезу по этим книгам и полкам высоко – и голова закружилась”. Раза два присматривался он пристально на меня и спрашивал: “Кто это, ты?” – “Я, друг мой”. – “Что это, – продолжал он, – я не мог тебя узнать”. Немного погодя он опять, не раскрывая глаз, стал искать мою руку и, протянув ее, сказал: “Ну пойдем же, пожалуйста, да вместе!” Я подошел к В.А.Жуковскому и гр.Виельгорскому и сказал: отходит! Пушкин открыл глаза и попросил моченой морошки.”

В. А.Жуковский: “Он открыл глаза и попросил моченой морошки. Когда ее принесли, то он сказал внятно: “Позовите жену, пускай она меня покормит”. Она пришла, опустилась на колени у изголовья, поднесла ему ложечку-другую морошки, потом прижалась лицом к лицу его; Пушкин погладил ее по голове и сказал: “Ну, ну, ничего; слава Богу; все хорошо! поди”. Спокойное выражение лица его и твердость голоса обманули бедную жену; она вышла как просиявшая от радости лицом. “Вот увидите, – сказала она доктору Спасскому, – он будет жив, он не умрет”.
А в эту минуту уже начался последний процесс жизни. Я стоял вместе с графом Виельгорским у постели его, в головах. Сбоку стоял Тургенев. Даль шепнул мне: “Отходит”. Но мысли его были светлы. Изредка только полудремное забытье их отуманивало. Раз он подал руку Далю и, пожимая ее, проговорил: “Ну подымай же меня, пойдем, да выше, выше… ну, пойдем!” Но, очнувшись, он сказал: “Мне было пригрезилось, что я с тобой лечу вверх по этим книгам и полкам; высоко… и голова закружилась”. Немного погодя он опять, не раскрывая глаз, стал искать Далеву руку и, потянув ее, сказал: “Ну пойдем же, пожалуйста, да вместе”. Даль по просьбе его, взял его под мышки и приподнял повыше; и вдруг, как будто проснувшись, он быстро раскрыл глаза, лицо его прояснилось, и он сказал: “Кончена жизнь”. Даль, не расслышав, отвечал: “Да, кончено, мы тебя положили”. – “Жизнь кончена!” – повторил он внятно и положительно.”

И.Т.Спасский: “Минут за пять до смерти Пушкин просил поворотить его на правый бок. Даль, Данзас и я исполнили его волю: слегка поворотили его и подложили к спине подушку.
– Хорошо, – сказал он и потом несколько погодя промолвил: – Жизнь кончена.
– Да, конечно, – сказал доктор Даль, – мы тебя поворотили.
– Кончена жизнь, – возразил тихо Пушкин.
Не прошло нескольких мгновений, как Пушкин сказал;
– Теснит дыхание.
То были последние его слова. Оставаясь в том же положении на правом боку, он тихо стал кончаться, и -вдруг его не стало.”

В.И. Даль: “Друзья, ближние молча окружили изголовье отходящего; я, по просьбе его, взял его подмышки и приподнял повыше. Он вдруг будто проснулся, быстро раскрыл глаза, лицо его прояснилось, и он сказал: “Кончена жизнь!” Я не дослышал и спросил тихо: “Что кончено?” – “Жизнь кончена”, – отвечал он внятно и положительно.
“Тяжело дышать, давит” – были последние слова его. Всеместное спокойствие разлилось по всему телу; руки остыли по самые плечи, пальцы на ногах, ступни и колени также; отрывистое, частое дыхание изменялось более и более в медленное, тихое, протяжное; еще один слабый заметный вздох – и пропасть, необъятная, неизмеримая разделила живых от мертвого. Он скончался так тихо, что предстоящие не заметили смерти его.”

В. А.Жуковский: “Тяжело дышать, давит!” – были последние слова его. В ту минуту я не сводил с него глаз и заметил, что движение груди, доселе тихое, сделалось прерывистым. Оно скоро прекратилось. Я смотрел внимательно, ждал последнего вздоха; но я его не приметил. Тишина, его объявшая, казалась мне успокоением. Все над ним молчали. Минуты через две я спросил: “Что он?” – “Кончилось”, – отвечал мне Даль. Так тихо, так таинственно удалилась душа его. Мы долго стояли над ним молча, не шевелясь, не смея нарушить великого таинства смерти, которое свершилось перед нами во всей умилительной святыне своей.
Когда все ушли, я сел перед ним и долго один смотрел ему в лицо. Никогда на этом лице я не видал ничего подобного тому, что было на нем в эту первую минуту смерти. Голова его несколько наклонилась; руки, в которых было за несколько минут какое-то судорожное движение, были спокойно протянуты, как будто упавшие для отдыха после тяжелого труда. Но что выражалось на его лице, я сказать словами не умею. Оно было для меня так ново и в то же время так знакомо! Это было не сон и не покой! Это не было выражение ума, столь прежде свойственное этому лицу; это не было также и выражение поэтическое! нет! какая-то глубокая, удивительная мысль на нем развивалась, что-то похожее на видение, на какое-то полное глубокое, удовольствованное знание. Всматриваясь в него, мне все хотелось у него спросить: “Что видишь, друг?” И что бы он отвечал мне, если бы мог на минуту воскреснуть? Вот минуты в жизни нашей, которые вполне достойны названия великих. В эту минуту, можно сказать, я видел самое смерть, божественно тайную, смерть без покрывала. Какую печать наложила она на лицо его и как удивительно высказала на нем и свою и его тайну. Я уверяю тебя, что никогда на лице его не видал я выражения такой глубокой, величественной, торжественной мысли. Она, конечно, проскакивала в нем и прежде. Но в этой чистоте обнаружилась только тогда, когда все земное отделилось от него с прикосновением смерти. Таков был конец нашего Пушкина.”

Прощание

/foma.ru/wp-content/uploads/2020/02/2nvc7-300x208.jpg" target="_blank">https://foma.ru/wp-content/uploads/2020/02/2nvc7-300x208.jpg 300w, https://foma.ru/wp-content/uploads/2020/02/2nvc7-150x104.jpg 150w, https://foma.ru/wp-content/uploads/2020/02/2nvc7-768x532.jpg 768w, https://foma.ru/wp-content/uploads/2020/02/2nvc7.jpg 800w" style="box-sizing: border-box; border: 0px; vertical-align: middle; max-width: 100%; height: auto !important; margin-bottom: 20px;" />

А.И.Тургенев: “Вчера отслужили мы первую панихиду по Пушкину в 8 час. вечера. Жена рвалась в своей комнате; она иногда в тихой, безмолвной, иногда в каком-то исступлении горести. Когда обмывали его, я рассмотрел рану его, по-видимому, ничтожную”.

В. А.Жуковский: “На другой день мы, друзья, положили Пушкина своими руками в гроб; на следующий день, к вечеру, перенесли его в Конюшенную церковь. И в эти оба дни та горница, где он лежал в гробе, была беспрестанно полна народом. Конечно, более десяти тысяч человек приходило взглянуть на него: многие плакали; иные долго останавливались и как будто хотели всмотреться в лицо его; было что-то разительное в его неподвижности посреди этого движения и что-то умилительно-таинственное в той молитве, которая так тихо, так однообразно слышалась посреди этого шума.”
“3 февраля в 10 часов вечера собрались мы в последний раз к тому, что еще для нас оставалось от Пушкина; отпели последнюю панихиду; ящик с гробом поставили на сани; сани тронулись; при свете месяца я несколько времени следовал за ними; скоро они поворотили за угол дома; и все, что было земной Пушкин, навсегда пропало из глаз моих.”

* * *
Быть может, не стоит углубляться в разбор доводов философа Вл. Соловьева, в статье “Судьба Пушкина”, в пользу того утверждения, что Пушкин уже ничего не смог бы создать великого после дуэли, завершись она гибелью его противника, – в них есть много убедительного и справедливого, но и это становится отчасти второзначным перед выяснением причины свершившегося и смысла его (а не того, что могло бы произойти, если бы все события развивались так, как нам того желалось). С философом нужно согласиться прежде всего в том, что не следует преувеличивать роковую роль “светской черни” в свершившемся, снимая вину с самого поэта – вину внутреннюю, сущностную. Понять же истинную вину кого бы то ни было нам нужно вовсе не для того, чтобы осудить его и оправдать кого-то иного – нельзя брать на себя роль Высшего Судии. Мы должны лишь извлечь из всего урок для себя, распознав в себе ту же греховность, что так ясно становится видна в столкновении характеров, наблюдать которые нам выпало. Вина имеет истоки преимущественно внутренние, мы же силимся найти виновных именно вовне, по вполне понятным причинам соблазняясь лермонтовским негодованием, увлекающем нас во власть темной злобы и мстительных вожделений. С недавних пор мы особенно упорно стремимся обнаружить во всех событиях действие могущественных закулисных сил, соединяя прошлое со злобою нынешнего дня. Урок, извлекаемый нами из трагедии Пушкина, становится для нас вполне однозначным: ищи во всем внешних врагов, не гони от себя ненависть к ним.

Враг рода человеческого, без сомнения, не преминет воспользоваться помощью своих служителей (так что и впрямь забывать о них не след), но зачем же забываем мы: подчинить нас своей воле они смогут только через наши слабости. Вовсе не для того, чтобы тут же осудить Пушкина, должны мы уяснить себе, в чем он позволил темным силам взять над собою верх, – так мы лишь впадем в грех гордыни, не сумев добыть для себя никакой духовной пользы, ради которой и необходимо нам осознать истинный смысл происшедшего.

“Раб же тот, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много; а который не знал, и сделал достойное наказания, бит будет меньше. И от всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут” (Лк. 12,47-48). Пушкину было дано с преизбытком.

Поэтому небесполезно задуматься над мыслью Вл.Соловьева, непонятой и отвергнутой многими, ибо для большинства она оказалась неприемлемой эмоционально и непостижимою рассудком: “Пушкин убит не пулею Геккерна, а своим собственным выстрелом в Геккерна”.

Вернемся мыслью в тот зимний январский вечер, на берег Черной речки, где в снегу лежит раненый Пушкин. Мы не можем утверждать с непоколебимой уверенностью, что рана была безусловно смертельною, но нельзя отвергнуть того, что темная злая энергия переполняла в тот момент душу поэта. Друзьям, которые бросились к нему в тревоге, он твердо сказал: “У меня хватит силы на выстрел”. НЕДРОГНУВШЕЙ рукою, прицелившись послал он свой выстрел во врага – и вот в этот-то момент зло, обращенное на противника, жажда убийства отравляющим ядом поразила стрелявшего, отозвалась безусловным разрушительным действием в его физическом теле. Дантес упал, ибо Пушкин был слишком опытным стрелком, ибо рука его была достаточно натренирована. Падение противника вызвало недобрую радость в душе поэта, радость убийства, – и это все ус

Ни́на Афана́сьевна Сазо́нова (25 декабря 1916 [7 января 1917], село Константиново, Александровский уезд, Владимирская губерния, Российская империя — 29 февраля 2004 года [по другим источникам — 1 марта], Москва, Российская Федерация) — советская и российская актриса театра и кино, певица. Народная артистка СССР (1977).

Большую часть жизни (1938—2002) посвятила работе в Центральном театре Советской Армии[комм. 2], где сыграла множество ролей. Много играла в кино, наиболее запоминающиеся её роли в фильмах «Женщины», «Повесть пламенных лет», «Простая история», «Живёт такой парень», «День за днём» (телесериал), «Зигзаг удачи».

Детство и юность

Нина Сазонова родилась в селе Константиново Александровского уезда Владимирской губернии (ныне — Сергиево-Посадский район, Московская область). В семье Афанасия Михайловича и Матрёны Семёновны Сазоновых было пятеро детей — Серафима, Татьяна, Николай, Борис и Нина, самая младшая. Отец играл на гитаре, мать — на скрипке, братья — на баяне. В семье часто проводились представления-концерты.

В 1920-е годы семья переехала в Кимры и поселилась в коммунальной квартире на улице Троицкой. В 1925—1929 годах училась в начальной школе №4, в 1929—1932 — в средней школе. В те годы у Нины проявились первые актёрские задатки. Анна Михайловна Курятникова, первая учительница, заметила склонность своей ученицы к искусству и всячески способствовала её развитию. Впоследствии актриса вспоминала: «Сидим мы за партами, выводим буковки. И только начинаем уставать, отвлекаться, как слышим голос Анны Михайловны: „Давайте-ка споём“. Достанет гитару, присядет на парту и скажет: „Петь будем тихонечко“. Мы перепели с ней все русские песни и романсы! Переиграли все сказки и всех зверушек. Первая моя роль была Колобок. Эта замечательная роль досталась мне по праву: была я сбитая, юркая, ловкая девчонка. Так первая моя учительница заложила во мне любовь к творчеству — да нет, ко всему живому, яркому, к празднику, помогающему одолеть боль».

В свободное от учёбы, а впоследствии и работы (в 1932—1934 годах работала счетоводом Кимрского городского потребительского общества) время Нина вместе с сестрой Татьяной посещала драмкружок «Красный обувщик» при обувной фабрике «Красная звезда». Руководитель кружка Д. П. Быченков разглядел в девушке незаурядные способности, много работал с ней, совершенствуя её актёрское мастерство.

В одной из московских газет Быченков прочитал объявление о дополнительном наборе в студию при Центральном театре Красной Армии и предложил ей попробовать поступить туда. Несмотря на возражения матери, в 1934 году отправилась в Москву.

Фильм посвященный одной из самых звездных пар советского кино Григорию Александрову (1903 - 1983) - советскому кинорежиссёру и педагогу, и Любови Орловой (1902 - 1975) - советской актрисе театра и кино, певице, танцовщице.

11 февраля 1902 года родилась советская актриса театра и кино, певица Любовь Орлова. Всесоюзная известность пришла к ней после выхода фильма Григория Александрова «Веселые ребята», в котором она исполнила главную роль, а ее партнером стал Леонид Утесов. Лауреат двух Сталинских премий первой степени, народная артистка СССР, актриса, без которой немыслим подъем и становление советского кино

Любовь Орлова родилась 29 января (11 февраля) 1902 года в подмосковном Звенигороде в дворянской семье: отец будущей актрисы Петр Орлов, будучи потомственным дворянином, служил в военном ведомстве и имел высокие царские награды, а мать — Евгения Сухотина — происходила из старинного дворянского рода, состоящего в родстве с семейством графа Льва Толстого.

Актерскую славу и успех Любови Орловой первым предсказал часто бывавший в гостях у семьи Орловых знаменитый русский оперный певец Федор Шаляпин, увидев однажды девочку в роли репки в домашнем спектакле. Шаляпин посоветовал родителям будущей актрисы отдать дочь в театральную студию, однако те прочили ей карьеру профессиональной пианистки. В возрасте семи лет девочка поступила в музыкальную школу.

Любовь Орлова училась в Московской консерватории по классу фортепиано, но не окончила ее из-за трудного финансового положения. Также она отучилась на хореографическом отделении Московского театрального техникума имени Луначарского (сейчас — ГИТИС) и получала уроки актерского мастерства у педагога Елизаветы Телешовой — режиссера Художественного театра. Таким образом, Орлова стала артисткой хора и кордебалета, играя в основном эпизодические роли, однако ее талант не остался незамеченным. В 1932 году роль Периколы в одноименной оперетте Жака Оффенбаха вывела ее из состава хора и сделала солисткой.

Фото: Анатолий Гаранин

— «Я была влюблена в Григория Васильевича, как кошка. Я бы в огонь прыгнула, с пятнадцатого этажа, если бы он сказал, я на быка в "Веселых ребятах" мигом взлетела, а на просмотре материала отключилась: несется по комнатам, я бы макушку могла себе снести десять раз о любой косяк...»

В 1933 году Любовь Орлова познакомилась с режиссером Григорием Александровым (на фото). Он пришел на ее спектакль в музыкальный театр при МХАТе и был восхищен талантом и внешностью Орловой. Считается, что это знакомство сыграло решающую роль в дальнейшей судьбе актрисы — она стала его женой и снималась в его фильмах, которые принесли ей всесоюзную славу.

Любовь Орлова профессионально пела, играла на фортепиано, танцевала, исполняла акробатические трюки в кино. Впоследствии Любовь Орлова действительно стала одной из самых известных советских актрис театра и кино. Ее роли в фильмах «Веселые ребята», «Цирк», «Волга-Волга» (кадр — на фото), «Весна» стали классикой советского кинематографа.

Кадр из фильма «Скворец и Лира»

— «Люди, которые не умеют преодолевать то, чего не хочется делать, несчастные люди. Настоящее счастье в том ведь и заключается, чтобы преодолевать то, чего не хочется. Утром не хочется тренироваться, заниматься у станка, а ты заставила себя. Хорошо! Не хочется распеваться — а ты распелась. Очень хорошо!»

Фото: М. Романова

— «Знаете, что в этом самое замечательное? То, что мое имя дает мне возможность очень многое сделать для других»

Типаж Любови Орловой в советском кино — человек нового времени, энергичный и обаятельный оптимист, уверенно смотрящий в светлое советское будущее.

Народные артисты СССР — солист Большого театра Сергей Лемешев и актриса Любовь Орлова / Фото: А. Гостев

— «Только так должна держать себя всякая женщина. В какой бы дыре ты ни оказалась, в каком бы дерьме ни плавала, никогда не опускайся, будь красивой. Лопни, а держи фасон!»

Без Любови Орловой немыслим стремительный подъем и становление советского кинематографа в 1930-х годах. Считается, что в то время кино (которому тогда удалось серьезно потеснить театр по количеству зрителей и кассовым сборам) стало наиболее популярным видом искусства в СССР именно благодаря артистическому мастерству и чрезвычайно выигрышной внешности Орловой.

По мнению театроведа и критика Виталия Вульфа, «…Александров слепил ее (Любовь Орлову) по образцу Марлен Дитрих. Скажем, в "Веселых ребятах" у нее был знаменитый цилиндр — и только в конце 1960-х годов стало ясно, что это тот самый цилиндр, в каком выступала Марлен Дитрих в "Голубом ангеле". В "Цирке" Орлова снимает свой черный парик и остается блондинкой — у нее половина головы черная, а половина платиновая, — это тоже кадр из фильма Марлен. Но советский зритель не знал, кто такая Марлен Дитрих». Известно, что Любовь Орлова относилась к Марлен Дитрих с неприязнью и не любила говорить о ней, хотя однажды актрисы встречались в Америке и фотографировались вместе.

Актриса Любовь Орлова (слева) и Никита Хрущев во время приема деятелей искусства и литературы (1959 год)

— «Как и у всякого советского человека, у меня нет большего счастья, как отдавать людям свое умение, помогать им вдохновенно трудиться»

Любовь Орлова — лауреат двух Сталинских премий первой степени и народная артистка СССР. Она была любимой актрисой Иосифа Сталина в советском кино, а фильм «Волга-Волга» с ней в главной роли стал любимым фильмом вождя.

— «Мне всегда будет тридцать девять лет, и ни на один день больше»

Любовь Орлова тщательно заботилась о своей внешности, следила за модой, использовала все доступные медицинские средства продления молодости и достигла большого успеха в этом деле: ее возраст действительно был загадкой для знакомых и, кажется, для всего Советского Союза. Сама актриса обычно отвечала на расспросы так: «Сколько мне лет? Сколько дадите, столько и есть». Долгие годы Орлова считалась примадонной советского киноэкрана, выгодно отличаясь от конкурирующих с ней киноактрис первого плана.

Фото: И. Гневашев

До брака с режиссером Григорием Александровым Любовь Орлова была замужем за Андреем Берзиным — заместителем начальника административно-финансового управления Наркомата земледелия, который был арестован в 1930 году по делу Трудовой крестьянской партии и сослан в Казахстан. Позднее, в 1932-1933 годы, Орлова жила в гражданском браке с Францем, австрийским импресарио.

— «У меня уже есть ребенок — Григорий Васильевич даст фору ста маленьким детям, за ним тоже глаз да глаз нужен»

Любовь Орлова была главным добытчиком в их браке с режиссером Григорием Александровым, так как зарабатывала в разы больше его. При этом в семье царил культ мужа: Орлова боготворила Александрова, обращалась к нему на «вы», называла его своим «римским патрицием» и искренне считала, что без нее он не способен справиться ни с одной из бытовых мелочей.

— «Мне хорошо только наедине с собой»

Любовь Орлова умерла от рака поджелудочной железы в 1975 году и была похоронена на Новодевичьем кладбище.

http://yarodom.livejournal.com/2011165.html

Доктор филологии и биологии Татьяна Черниговская — лицо и посол современной науки. Она не только ввела психолингвистику в учебную программу, но и популя­ризировала эту дисциплину, изучающую взаимоотношение языка, мышления и сознания. Только Татьяна Владимировна может так легко и просто рассказать о принципах работы мозга — и это делает ее и самым любимым лектором на родном филфаке, и желанным гостем в программе «Познер» на Первом канале.

Несколько интересных мыслей для размышления из интервью:

– Вы как-то упоминали, что не любите психотерапевтов, но ведь это тоже путь познания себя?

Если они не нужны мне, это вовсе не значит, что они не нужны другим: масса людей сами с собой справиться не могут. Известно, что для того, чтобы тебя не раздирало изнутри, нужно выговориться. Для этого существуют исповедники, подруги — и психотерапевты. Заноза, если ее вовремя не вынуть, устроит заражение крови. Люди, которые молчат и держат все в себе, находятся не только под серьезным психологическим или даже психиатрическим риском, но и под риском соматики. Любой профессионал со мной согласится: все начнется с язвы желудка. Организм един — и психика, и тело. Кстати, многие считают, что я психолог. И у меня много друзей и коллег этой профессии. А вот кого терпеть не могу, так это психоаналитиков. Я тут присоединяюсь к Набокову, который даже имени Фрейда не произносил, а называл его не иначе как «этот венский шарлатан». Я с ним согласна — тот заморочил голову человечеству на целое столетие.

Легендарный режиссер и педагог Константин Станиславский | Фото: 24smi.org
80 лет назад ушел из жизни легендарный режиссер, актер, педагог, реформатор театра, основатель МХТ Константин Станиславский. Он создал уникальную систему актерского мастерства, по которой вот уже 100 лет учатся актеры во всем мире. Но кроме хрестоматийных фактов вроде крылатой фразы «Не верю!», широкой публике крайне мало известно о его жизни. Какие тайны режиссер скрывал, и от чего предостерегал самого Сталина, – далее в обзоре.

«Мне говорили: если откажусь, то будут бить в три раза сильнее»»
 

80 лет назад, 16 ноября 1939 года, в Москве на Лубянке завершилось следствие по делу 65-летнего Всеволода Мейерхольда – театрального режиссера и педагога.

В Европе все крутили пальцем у виска, когда он показывал расчёты полёта на Луну. Тогда Ари Штернфельд уехал в СССР, но попал в жернова «Большого террора». О нём вспомнили, лишь когда его вместе с Гагариным объявили пионером космонавтики.

29 лет назад, 22 октября 1990 г. ушел из жизни знаменитый советский актер, который стал настоящим символом своего поколения и звездой №1 кино 1950-х гг., – Николай Рыбников. На экранах он выглядел обаятельным сердцеедом, неунывающим балагуром, простым и открытым «своим парнем», душой любой компании, а в жизни был далек от этого образа. Возможно, поэтому его кинокарьера была очень недолгой, а зрители забыли о нем слишком быстро… И его преждевременный уход за 2 месяца до 60-летия для широкой публики остался незамеченным.

Она была с ним и в нищете, и в славе. Но не заискивала перед гением: в их отношениях до самой старости именно Владимир Набоков был рыцарем – Вера Слоним лишь благосклонно принимала ухаживания.

Жена Владимира Набокова – Вера Слоним – родилась в царской России в семье управляющих. Папа, юрист Евсей Лазаревич, и мама, экономист Слава Борисовна, заведовали делами на крупных объектах – например, в имении статского советника Михаила Родзянко. Вот почему в 1917 году вся семья Слоним бежала из охваченной революцией России, долго скиталась по Европе и только через четыре года осела в Берлине.