К вопросу - кто для русских больший враг: ненавистник иноплеменник или, делающий грязную работу, русский по-крови продажный полицай, которому оккупационные СМИ лепят имидж «антигосдеповсеого патриота».

По материалам книги «Слово о сыновьях»



Суд над полицаем Мельниковым


Вскоре после похорон состоялся суд над теми, кто пресмыкался перед врагом и, спасая свою шкуру, предал «Молодую гвардию». Перед судом предстал Геннадий Почепцов.
На вопрос судьи: почему он предал своих товарищей Почепцов ответил, что его принудил отчим, инженер Громов. Немцы обещали Почепцову деньги, хорошую жизнь, если только он поможет найти партизан. И Почепцов составил большой список фамилий молодогвардейцев, которых он знал, в том числе имя руководителя пятерки - Бориса Главана.

На скамье подсудимых оказались также Громов и следователь Кулешов. Суд приговорил предателей к расстрелу.

Однако, к великому нашему огорчению, некоторым палачам, истязавшим молодогвардейцев, удалось скрыться и избежать народной кары. На судебном процессе, состоявшемся в 1943 году, удалось узнать не все, что касалось предателей «Молодой гвардии». Подлые изменники Родины - жалкий трус Почепцов и помогавший немцам в расправах над членами «Молодой гвардии» следователь по профессии предатель Кулешов, продавшийся гитлеровцам, всячески извивались, чтобы скрыть подлинных преступников, выдавших врагу «Молодую гвардию». Они хотели опорочить имена честных молодогвардейцев, осквернить светлую память о них.

Только 16 лет спустя состоялся новый судебный процесс над фашистскими прислужниками, скрывавшимися от справедливого возмездия. На нем стали известны новые материалы о краснодонской подпольной комсомольской организации.
Вот что было установлено судебным следствием.
Осенью 1942 года в Краснодон приезжал начальник жандармского округа Ренатус Эрнст-Эмиль. Этот маленький толстый человек с грубыми ругательствами обрушился на своих подчиненных:
- Растяпы! Не можете поймать кучку каких-то молокососов. На передовую всех загоню! Под Сталинград!..
Особенно досталось начальнику городской полиции Соликовскому, стоявшему навытяжку перед окружным начальством. Ренатус со злобным шипением подскочил к нему:
- Даю вам три дня! Понимаете? Драй таген, - он растопырил перед носом три куцых, поросших рыжей щетиной пальца. - Если партизан не будет поймайт...
Начальник окружной полиции сделал выразительный жест, будто затягивал петлю на шее Соликовского.
Проводив грозного шефа, злой и перепуганный Соликовский собрал своих прислужников. Помахивая плетью, с которой он никогда не расставался, Соликовский повторил приказ Ренатуса и, давая волю гневу, в бешенстве закричал:
- Запорю гадов, если не доставите мне тех, кто писал листовки. Живыми или мертвыми, доставить их сюда!

Угрюмые и мрачные после полученного от начальства нагоняя, полицаи стали расходиться.
- Ты обожди, - сказал Соликовский, обращаясь к коменданту поселка Первомайка Подтынному. - Есть разговор...
Вот тогда и состоялся гнусный заговор. Главная роль в этом заговоре возлагалась на Василия Подтынного. Кто же он такой?

Подтынный был одним из самых свирепых палачей, истязавших комсомольцев.
Перед началом Великой Отечественной войны он служил лейтенантом в рядах Красной Армии, но в первом же бою проявил себя жалким трусом и сдался на милость гитлеровцам. Подтынный не только совершил подлую измену, предал Родину, но и пошел на открытое служение врагу. Мы его знали сначала как коменданта полицейского участка в поселке Первомайка, а затем, за усердие перед фашистскими извергами, Подтынный был назначен заместителем начальника краснодонской городской полиции.

На этой должности он из кожи вон лез, чтобы заслужить похвалу своих хозяев - сатрапов из фашистского гестапо, и сыграл весьма гнусную роль в той страшной трагедии, которая произошла в Краснодоне.
Именно Подтынному было поручено руководить поимкой членов подпольной комсомольской организации, допрашивать их.

Как только советские войска в феврале 1943 года вступили в Краснодон, Подтынный скрылся. Он надеялся замести следы своих страшных преступлений и, присвоив чужое имя, избежать меча правосудия. 16 лет этот подлый предатель скрывался под чужим именем, часто меняя работу и местожительство. Но был арестован органами государственной безопасности.
И вот Подтынный предстал перед советским правосудием. Около трех месяцев длилось следствие по делу отъявленного убийцы и палача. Под давлением неопровержимых улик он и его подручные, ранее осужденныесоветским судом, вынуждены были до конца открыть завесу и рассказать суду о последних, самых страшных днях, проведенных молодогвардейцами в камерах городской полиции. В процессе следствия были выявлены новые факты деятельности «Молодой гвардии», установлены обстоятельства гибели бесстрашных подпольщиков.

Вот о чем рассказал Подтынный на суде.

После совещания полицаев они с Соликовским договорились о беспощадном преследовании юных партизан.
Между ними произошел следующий разговор:
- Ты был офицером Красной Армии? - спросил Подтынного Соликовский. - Значит, военное дело знаешь, порох уже нюхал... Надо действовать решительно и не церемониться. В Первомайке партизаны проявляют себя особенно активно. Нужно тряхнуть их как следует. Ясно? Справишься - получишь награду.
«Я старался вовсю, - признался Подтынный на судебном следствии.- В поселке мы провели повальные обыски. Всех, кто был на подозрении, тащили в участок. Избивали, заставляли признаваться в связи с партизанами. Специальные отряды полицаев круглосуточно патрулировали по улицам. По ночам на перекрестках мы устраивали засады, надеясь поймать тех, кто расклеивал литовки. Но все старания были тщетны. Поймать молодогвардейцев нам не удавалось...».

Как-то один из полицаев после ночной засады зашел в участок и доложил, что ночь прошла спокойно.
- Ладно, иди отдыхай, - махнул рукой Подтынный.
Но когда полицай повернулся спиной к коменданту, тот с ужасом увидел у него на спине листок бумаги. На нем крупными буквами было написано: «Холуи! Зря стараетесь. Лучше подумайте о спасении своей шкуры. Народ жестоко отомстит предателям. «Молодая гвардия».
Соликовский и его подручные жили под страхом. Приказ начальника окружной полиции не выполнялся. Подпольщики усиливали свои действия против врага, а из округа раздавались грозные требования. Но все было напрасно, молодогвардейцы оказались неуловимыми. И даже после ареста Мошкова, Земнухова и Третьякевича полицаи не знали, что в их руках одни из самых активных членов подпольной комсомольской организации.

Соликовский, узнав, за какие «проделки» задержаны эти юноши, приказал следователю:
- Подержи их несколько дней в холодной, выпори хорошенько, а потом гони в шею. И так в камерах тесно...
Ни один из трех арестованных молодогвардейцев слова не обронил о существовании подпольной комсомольской организации. И заявление пойманного при освобождении Краснодона следователя Кулешова о том, что «Молодую гвардию» выдал Третьякевич, не выдержавший побоев, было ложью, рассчитанной на то, что подлинный предатель не будет пойман.

Следствие по делу Подтынного установило, что полиция узнала имена молодогвардейцев совсем из другого источника.
В тот самый день, когда собирались выпустить Мошкова, Земнухова и Третьякевича, произошло событие, ставшее трагическим для «Молодой гвардии». В это самое время начальник шахты № 1-бис - предатель Жуков - вручил начальнику районной жандармерии гауптвахтмейстеру Зонсу заявление, поступившее от Геннадия Почепцова.

Вот текст подлого доноса: «Начальнику шахты 1-бис господину Жукову. В Краснодоне организована подпольная комсомольская организация «Молодая гвардия», в которую я вступил активным членом. Прошу в свободное время зайти ко мне на квартиру, и я все подробно расскажу. Мой адрес: ул. Чкалова, № 12, ход № 1. Почепцов Геннадий. 20-ХП-1942 г.».

Как видно из заявления, Почепцов поставил число 20 декабря, то есть задолго до ареста подпольщиков. Это заявление он отнес Жукову, а не в полицию, чтобы не быть заподозренным в этом гнусном преступлении. 4 января его вызвали в полицию, и он составил список всех участников «Молодой гвардии».

Кто же этот мерзкий предатель, погубивший десятки жизней отважных юношей и девушек ради спасения своей шкуры?
По возрасту Почепцов был сверстником молодогвардейцев, учился с ними в одной школе, находился в товарищеских отношениях. Его считали тихим, неприметным парнем. Он рано лишился отца и жил с отчимом Василием Громовым - человеком злым и корыстолюбивым. Тихо, неприметно пролез он в ряды «Молодой гвардии». И, хотя ему не давали никаких серьезных поручений и Почепцов не бывал на заседаниях штаба, он знал в лицо всех молодогвардейцев Первомайской группы и некоторых членов штаба: Олега Кошевого, Улю Громову, Ваню Земнухова. О своем участии в подпольной организации Почепцов как-то проговорился в присутствии своего отчима В. Громова. Это было в день ареста Мошкова, Третьякевича и Земнухова. Проговорился он из-за трусости: боялся, что арестованные ребята могут выдать его.

- А-а! Доигрались?! - закричал Громов.- Дружки твои уже сидят в полиции. И за тобой скоро придут... Пока не поздно, сообщи кому следует все, что тебе известно. Немцы щедро заплатят. Проси корову, а то, может, и дом подарят...
Обольщенный надеждой, что ему хорошо заплатят за предательство и что он спасет свою шкуру ценой смерти тех, кто считал его товарищем, презренный трус Почепцов выдал врагу народных мстителей.

Когда начались повальные аресты выданных Почепцовым подпольщиков, гестаповцы, чтобы никто ничего не заподозрил, арестовали и Геннадия Почепцова, посадили его в камеру вместе с арестованными молодогвардейцами.
Когда Почепцову удавалось узнать что-нибудь, он передавал сведения следователю полиции. Вскоре его выпустили. Узнав об этом, мы недоумевали: почему же не выпускают наших детей? Мать Почепцова сказала нам, что его арестовали якобы совсем по другому делу, но мы ей не поверили, хотя и не подозревали тогда, что это по его доносу были арестованы молодогвардейцы.

Настало время проявить лакейское усердие и для Василия Подтынного. Ему поручили арестовать членов «Молодой гвардии» (списком, составленным Почепцовым, и пользовались полицаи при аресте юных подпольщиков).

Как же действовал Подтынный?
В зимнюю стужу по улицам города, приплясывая от мороза, шествовал вооруженный отряд фашистских прихвостней под командованием Подтынного. За ними плелась лошадь, запряженная в сани.
Врываясь вместе с полицейскими в дом, Подтынный почти не разговаривал с теми, кого хотел арестовать; он набрасывался на жертву, избивая ее до потери сознания. Его услужливые подручные связывали юношу или девушку и бросали в сани. Часто тем, кого задерживал Подтынный, даже не давали одеться. Тоня Иванихина была схвачена в одной сорочке, всю ночь в открытых санях ее возили по городу.

В ту трагическую ночь был взят и наш дорогой, незабвенный Боря. А до этого Подтынный успел побывать уже во многих домах, забрать по доносу Почепцова Анатолия Попова, Сашу Бондарева, Майю Пегливанову, Демьяна Фомина...
В первую же ночь было арестовано восемнадцать юных подпольщиков.
Вскоре застенки городской полиции были забиты до отказа краснодонскими комсомольцами.
И тут начались самые тяжкие испытания, которые им пришлось пережить. Фашистские палачи, желая выведать тайну подпольной организации, применяли самые жестокие, самые зверские пытки и издевательства, перед которыми меркнет даже средневековая инквизиция. Кабинет начальника городской полиции Соликовского стал главным местом истязаний арестованных. Его стены были забрызганы кровью, на мебели и на полу краснели кровавые разводы.

Волосы становятся дыбом, когда читаешь судебные протоколы, где записаны показания фашистских палачей о нечеловеческих мучениях, которым подвергались молодогвардейцы на допросах. Вот несколько выдержек из них:
«Я охранял арестованных комсомольцев в камерах. Они возвращались от следователя с опухшими от избиения лицами, в кровоподтеках и синяках. Еле державшихся на ногах, их волокли с допросов и втаскивали в камеры. Я отказывал избитым комсомольцам даже в воде, когда они с пересохшими ртами подходили к дверям камер, прося дать им возможность утолить жажду...».

«На допросах мы жестоко избивали комсомольцев плетьми и обрывками телеграфного кабеля. Наряду с этим, чтобы заставить говорить молодогвардейцев, мы подвешивали их за шею к скобе оконной рамы в кабинете Соликовского, инсценируя казнь через повешение. Так были допрошены Мошков, Лукашов, Попов, Жуков и восемь девушек, фамилий их не помню...».

А вот что показал В. Подтынный:
«Работая в должности заместителя начальника городской полиции, я часто заходил в кабинет Соликовского и видел, как он и следователь подвергали допросам арестованных молодогвардейцев, причем жестоко избивали их плетьми, резиновым шлангом, проволокой...».

Показания Подтынного и материалы судебного следствия по его делу важны еще тем, что они устами врага свидетельствуют о геройстве, бесстрашии молодогвардейцев, об их несгибаемом мужестве и железной воле, которые они проявили в трудные часы испытаний.
Подтынному, этому усердному фашистскому наймиту, пришлось столкнуться с железным упорством молодогвардейцев. Он допрашивал многих из них, в частности Сережу Тюленина, одного из самых мужественных и бесстрашных героев «Молодой гвардии».
На один из допросов Тюленина вызвали его мать, Александру Васильевну, от нее и стало известно о тех жестокостях, бесчеловечных мучениях, которым подвергал Подтынный Сережу.

В кабинете Соликовского, где происходили пытки, на столе всегда стояла бутылка с водкой. Перед началом допроса Подтынный выпивал для храбрости большую порцию водки и лишь затем приступал к своим обязанностям. Он набрасывался на свою жертву, бил наотмашь по лицу, по голове, старался сбить с ног и злобно спрашивал:
- Будешь говорить?
- Нет, гадина, слова от меня не услышишь, - с ненавистью ответил Сергей.
Тогда Подтынный с ожесточением избивал его плетью. На худеньком теле Сережи, едва покрытом лохмотьями изорванной рубахи, вздувались кровавые рубцы. Но он, стиснув зубы и до крови закусив губы, молчал. Свистела плеть, и бесчисленные удары сыпались на отважного юношу. Но Сережа по-прежнему молчал.
Надеясь сломить его упорство, начальник полиции Солнковский, присутствовавший на допросе, приказал полицаям:
- Позовите мать.
В кабинет ввели Александру Васильевну Тюленину. Увидев окровавленного сына, она содрогнулась от ужаса.
- Ну вот, полюбуйся на своего щенка,- издевательски обратился к ней Подтынный. - Молчит. Может, ты заставишь его говорить?
Один из полицаев грубо толкнул Тюленину, другой замахнулся на нее плетью.
- Сволочи! - гневно бросил Сережа палачам, порываясь к матери.
Сильным ударом его опрокинули на пол, и снова засвистела в воздухе плеть.
- Сволочи ! - шептал Сергей, сжимаясь в комок под ударами.
Пораженная видом изуродованного сына, ошеломленная страшной картиной пыток, Александра Васильевна, поддаваясь минутной слабости, вдруг рухнула на колени перед Подтынным.
- Отпустите его, моего родного, - просила она, совершенно обезумев от горя.
Но тут с пола раздался властный голос Сережи:
- Мама, не смей!
Словно подхлестнутая, она встала на ноги и ненавидящими глазами уставилась на истязателей ее сына.
Как ни ухищрялись озверевшие гитлеровцы, применяя к Сергею самые чудовищные пытки, - жгли раскаленным железом, загоняли под ногти длинные толстые иглы, подвешивали ногами к потолку, - ничто не могло сломить волю героя.
После двухчасовой пытки Подтынный спросил Сережу:
- Будешь говорить?
- Нет!
Уже в коридоре, после того, как его, полуживого, вынесли из кабинета, он потерял сознание.

Удивительную стойкость проявила хрупкая с виду девушка Тоня Иванихина. До вступления в «Молодую гвардию» она была на фронте медсестрой. Из романа А. Фадеева «Молодая гвардия» известно ее признание подругам: «Я очень боюсь мучений. Я, конечно, умру, но ничего не скажу, а только я очень боюсь...».
Ее вызвали на допрос последней. К тому времени весь кабинет Соликовского был залит кровью, одежда и руки истязателей также были в крови. Палачи надеялись запугать Тоню и таким образом получить от нее признание.

Однако их старания были напрасны. Мужественная подпольщица стоически переступала через лужи крови и, встав перед столом, за которым сидели палачи, устремляла на них взгляд, полный ненависти и презрения. Гитлеровцам был не по нутру этот ненавидящий взгляд, и они сильно избивали Тоню.

Однажды озверевший фашист ударом кованого сапога сломал Тоне три ребра. Она лишилась сознания. Но когда пришла в себя, фашисты увидели тот же устремленный на них враждебный, презирающий взгляд. Не выдержав этого взгляда, один из эсэсовцев, посланный из окружной полиции для усиления пыток, схватил раскаленный прут и дважды ткнул им Тоне в глаза.
Незадолго до казни она ослепла.

Так же геройски вел себя на допросах вожак первомайской группы молодогвардейцев Анатолий Попов. В тюрьме, в страшных пытках встретил он свой день рождения: 15 января 1943 года ему исполнилось девятнадцать лет. Собравшись с силами после перенесенных мучений, он нашел клочок бумаги и написал на нем: «Поздравьте меня с днем рождения. Спасибо за пирог. Нас рас... Утрите слезы».
Стояла лунная январская ночь. Было очень тихо. Из распахнутых ворот двора полиции выехала крытая брезентом машина, и в морозном безмолвии хриплые юношеские голоса запели любимую песню Владимира Ильича Ленина:
Замучен тяжелой неволей,
Ты славною смертью почил...
С гордо поднятой головой молодые патриоты приняли все муки. Они предпочли смерть предательству.

Мужественно шли на казнь юные подпольщики. На следствии Подтынный показал:
«Один раз мне пришлось сопровождать группу молодогвардейцев к месту казни. Я видел, как «следователь по криминальным делам» из маузера расстреливал в упор молодогвардейцев, затем их сбрасывали в шурф. Комсомольцы при этом держались мужественно, с достоинством, никто не просил о пощаде».

В материалах судебного следствия по делу Подтынного есть копия показаний эсэсовца Древитца, который во время оккупации служил в жандармерии в городе Ровеньки. С наглым цинизмом Древитц описывает казнь Олега Кошевого и Любы Шевцовой.
«Поставив арестованных на край заранее вырытой в парке большой ямы, мы всех расстреляли. Затем я заметил, что Кошевой еще жив, только ранен. Я подошел к лежавшему на земле Кошевому и в упор выстрелил ему в голову.

Из числа расстрелянных во второй партии очень хорошо запомнил Шевцову. Она обратила на себя моё внимание своим внешним видом. У нее была красивая, стройная фигура, продолговатое лицо. Несмотря на свою молодость, она держала себя очень мужественно. Перед казнью я Шевцову подвел к краю ямы для расстрела. Она не произнесла ни слова о пощаде и спокойно, с поднятой головой приняла смерть...».

«Сколько веревочке не виться, а конец приходит» - гласит известная русская пословица. Как ни изощрялись фашистские изверги, стараясь скрыть следы страшных преступлений, им это не удалось. Суровая рука справедливого возмездия настигла преступников. Палачи и их пособники, презренные трусы и предатели, все те, кто чинил расправу над героями Краснодона, понесли заслуженную кару.
Прошло двадцать лет со дня победы над гитлеровской Германией, и снова зал Дворца культуры имени «Молодой гвардии» переполнен. Он не смог вместить всех желающих попасть туда, и народ, собравшийря со всех хуторов и шахт, толпился на площади, около репродукторов. Слушалось дело изменника Родины полицая Ивана Мельникова.
Все эти годы Мельников скрывался от правосудия. Он был арестован в одном из сел Одесской области. Три дня проходил судебный процесс, и в течение этих дней жители Краснодона и родители молодогвардейцев снова пережили всю трагедию гибели комсомольцев-подпольщиков. Как выяснилось, Мельников лично участвовал в аресте моего сына, Анатолия Попова, Демьяна Фомина и других юношей и девушек. Суд приговорил бывшего полицая к расстрелу.

=================
Свидетельства зверств.

Лидию Андросову пособники арестовали 12 января. Лидия еще в школе подружилась с Николаем Сумским. Дружба переросла в любовь. Пять дней пробыла девушка в полиции. Когда тело Андросовой извлекли из шурфа… Без глаза, уха, руки, с веревкой на шее.
Николая Сумского взяли 4 января на шахте, через десять дней отправили в Краснодон, казнили 16 января (по другим источникам — 18 января), через четыре дня после Лидии Андросовой.

Александру Бондарёву, сестру Василия Бондарёва, полицейские арестовали 11 января. Пытки начались в первый же день. Брат и сестра содержались в разных камерах. 15 января Василия Бондарёва повели на казнь. Проститься с сестрой ему не разрешили. Его живого сбросили в ствол шахты № 5. Вечером 16 января на казнь повели и Александру (со слов матери Прасковьи Титовны — 17 января). Один из полицейских ударил Александру винтовкой по голове. Девушка как подкошенная упала на снег. Голова повисла.

Семнадцатилетнюю Нину Герасимову (казнь 11 января) опознали с трудом: «переломлена левая рука; тело все, и особенно грудь, черны от побоев, правая сторона изуродована» (РГАСПИ Фонд М-1, опись 53, ед. хр. 329.) Бориса Главана извлекли из шахты связанным с Евгением Шепелевым колючей проволокой. Их связали лицом к лицу, причем лицо у молодого человека было изуродовано, кисти рук отрублены, живот вспорот. У Евгения Шепелева голова была разбита, отрублены кисти. Михаил Григорьев пытался бежать. Был ранен и живым сброшен в ствол шахты. Казнь состоялась 31 января.

Василия Гукова, казненного 15 января, мама опознала по шраму на груди. Семнадцатилетнего Леонида Дадышева истязали десять дней. Его нещадно секли плетьми, отрубили кисть на правой руке. Расстрелян и сброшен в шурф 15 января.

Майя Пегливанова была обезображена — отрезаны груди, переломаны ноги. Подруга Майи Пегливановой молодая учительница Александра Дубровина отказалась покидать город: «Там, где Майя, там буду и я». 16 января, перед тем как сбросить в шурф, Александре Дубровиной отрезали грудь, несколько раз ударили ножом, еще живую потащили к стволу, возле ствола прикладами разбили голову.

Подруг — Антонину Дьяченко и Евгению Кийкову — похоронили в одном гробу. Антонину арестовали 12 января, Евгению — 13 января. В одной из записок матери Евгения писала: «Дорогая мамочка, обо мне не беспокойся — у меня все хорошо. Поцелуй за меня дедушку, жалей себя. Твоя дочь — Женя». По словам учительницы Антонины Дьяченко, участвовавшей в похоронах молодогвардейцев, узнать подруг было невозможно. Антонину Елисеенко арестовали 13 января в два часа ночи. Полицейские ворвались в комнату, где спала Антонина, и приказали одеваться. Девушка отказалась одеваться при мужчинах. Полицейские вынуждены были выйти. Казнили 18 января. Тело Антонины было обезображено.

Владимира Жданова арестовали одним из первых, 3 января. 14 января он сумел передать родным записку: «Здравствуйте, дорогие… Я пока жив. Судьба моя неизвестна. За остальных я ничего не знаю. Я сижу ото всех отдельно в одиночной камере. Прощайте… Крепко целую». 16 января Владимира вместе с другими молодогвардейцами вывезли к шурфу. Площадь была оцеплена полицией. К месту казни подводили по несколько человек и расстреливали. В последний момент Жданов оказал сопротивление, попытавшись столкнуть в шахтный колодец начальника полиции Соликовского, но был застрелен.
«Володя Жданов, 17 лет, извлечен с рваной раной в левой височной области, пальцы переломлены и искривлены, под ногтями кровоподтеки, на спине вырезаны две полосы шириной три сантиметра длиной двадцать пять сантиметров, выколоты глаза и отрезаны уши» (Музей «Молодая гвардия», ф. 1, д. 36).

Одним из первых был арестован и Николай Жуков. Из полиции он передал матери записку, в которой просил не беспокоиться. 16 января 1943 года был расстрелян и сброшен в шурф шахты № 5: «Николай Жуков, 20 лет, извлечен без ушей, языка, зубов, отрублена рука и ступня ноги» (Музей «Молодая гвардия», ф. 1, д. 73).

Владимир Загоруйко арестован 28 января. В аресте участвовал начальник полиции Соликовский. Начальник полиции сидел в телеге, Владимир Загоруйко шел по сугробам связанный, босой, в одном белье. Полицейские подталкивали его прикладами автоматов. Владимиру вывернули руки, вырвали волосы. Живого сбросили в шурф.

Антонина Иванихина арестована 11 января. До последнего часа девушка ухаживала за ослабевшими после пыток товарищами. Расстрел — 16 января. «Тоня Иванихина, 19 лет, извлечена без глаз, голова перевязана платком и проволокой, груди вырезаны» (Музей «Молодая гвардия», ф. 1, д. 75).

Сестру Антонины Лилию арестовали 10 января, казнили также 16-го. Сестра Антонины и Лилии Любовь вспоминала: «Однажды пришла к нам наша родственница и говорит: «Моего мужа поставили сторожем возле шахты № 5. Не знаю, там ваши или не там, но муж вот находил гребешки, расчески. Посмотрите на вещи, может найдете свои. Скорее всего, не ищите (дочерей. — Ред.), наверное, и ваши там (в шурфе. — Ред.). Когда расстреливали, деда заставили уходить, подняться на террикон, и он видел, что некоторые девушки прыгали сами, некоторые обнявшись, ребята оказывали сопротивление». (…) У одной из сестер была кисть (отрублена. — Ред.), глаза завязаны проволокой. Потом привезли гробы, наших Иванихиных положили в один гроб».

Клавдия Ковалева казнена 16 января. «Клава Ковалева, 17 лет, извлечена опухшей, отрезана правая грудь, ступни ног были сожжены, отрезана левая рука, голова завязана платком, на теле видны следы побоев. Найдена в десяти метрах от ствола, между вагонетками, вероятно, была сброшена живой» (Музей «Молодая гвардия», ф. 1, д. 10.)

Антонину Мащенко казнили 16 января. Мама Антонины Мария Александровна: «Как уже позднее я узнала, страшной пыткой казнили и мое любимое дитя. Когда был извлечен из шурфа вместе с другими молодогвардейцами труп Антонины, то трудно было в нем опознать мою девочку. В ее косах была заплетена колючая проволока, не было половины ее пышных волос. Мою дочь звери подвешивали и пытали».

Нина Минаева казнена 16 января. Брат подпольщицы Владимир Петрович вспоминал: «…Мою сестру распознали по шерстяным гамашам — единственной одежде, которая осталась на ней. Руки у Нины были поломаны, один глаз выбит, на груди бесформенные раны, все тело в черных полосах…»

Евгения Мошкова полицейские Краснов и Калитвенцев всю ночь водили по городу. Руки у Евгения были связаны. Стояли сильные морозы. Полицейские опускали Мошкова в колодец водоразборной колонки. Потом Калитвенцев привел всех к себе домой. Мошкова посадили у печки. Дали закурить. Потом опять повели.

Владимира Осьмухина (арест — 5 января, казнь — 15 января) опознали по одежде. Сестра Владимира Людмила: «Когда я увидела Вовочку, изуродованного, совсем почти без головы, без левой руки по локоть, думала, что сойду с ума. Я не верила, что это он. Был он в одном носочке, а другая нога совсем разута. Вместо пояса вдет шарф теплый. Верхней одежды нет. Голова разбита. Затылок совсем вывалился, осталось только лицо, на котором остались только Володины зубы. Все остальное изуродовано. Губы перекошены, носа почти совсем нет…»

Виктор Петров арестован 6 января. В ночь с 15 на 16 января живым сброшен в шурф. Сестра Виктора Наталья Петрова: «Когда Витю достали из шурфа, ему можно было дать 80 лет. Не было левого уха, носа, обоих глаз, выбиты зубы, волосы остались только на затылке. Вокруг шеи шли черные полосы (как видно, следы подвешивания), все пальцы на руках были мелко изломаны, кожа на ногах на подошве поднялась пузырем, на груди большая глубокая рана, нанесенная холодным оружием. Очевидно, она была нанесена еще в тюрьме, потому что китель и рубаха не были порваны».

Анатолий Попов родился 16 января. В свой день рождения, 16 января, живым сброшен в шурф. Последнее заседание штаба «Молодой гвардии» состоялось на квартире Анатолия Попова. «На левой руке отрублены пальцы и ступня на правой ноге» (РГАСПИ Ф-1 Оп.53 Д.332.)

Ангелина Самошина (казнена 16 января): «На теле Ангелины были обнаружены следы пыток: выкручены руки, отрезаны уши, на щеке вырезана звезда» (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 331.) Мама Ангелины Анастасия Емельяновна: «Из тюрьмы прислала записку, где писала, чтоб много продуктов не передавали, что ей тут хорошо, «как на курорте». На 18 января передачу от нас не приняли, сказали, что их отправили в концлагерь. Я с мамой Нины Минаевой ходила в лагерь в Должанку, где их не было. Потом нас полицай предупредил, чтоб не ходили и не искали. Но слухи пошли, что их бросили в шурф шахты № 5, где их и нашли. Так погибла моя дочь…»

Родители Анны Соповой — Дмитрий Петрович и Прасковья Ионовна: «Стали ее спрашивать, кого она знает, с кем имела связь, что она делала? Молчала. Приказали ей раздеться наголо. Побледнела она — и ни с места. А она красивая была, косы большущие, пышные, до талии. Сорвали с нее одежду, платье на голову завернули, уложили на пол и начали хлестать проволочной плеткой. Кричала она страшно. А потом, как начали бить по рукам, голове, не выдержала, бедняжка, запросила пощады. Потом снова замолчала. Тогда Плохих — один их главных палачей полиции — чем-то ударил ее в голову…”

Нину Старцеву извлекли из шурфа на третий день. Мама узнала ее по волосам и вышивке на рукаве сорочки. Девушке загоняли под пальцы иголки, резали полоски кожи на груди, левый бок был сожжен раскаленным железом и огнем. Перед тем как сбросить в шурф, девушке выстрелили в затылок.

Демьян Фомин (Дема) подвергся особо жестоким пыткам. У него срезали всю кожу со спины узкими полосками. Тело обезглавлено. На вопрос, каким он был, мама Демьяна Мария Францевна отвечала: «Добрым, нежным, отзывчивым сыном. Мечтал водить поезда».

Александр Шищенко арестован 8 января, казнен 16-го: «Отрезаны нос, уши, губы, выкручены руки, все тело изрезано, прострелен в голову…»

Ульяна Громова последнюю запись в своей книжке сделала 9 ноября 1942 года: «Гораздо легче видеть, как умирают герои, чем слушать вопли о пощаде какого-нибудь труса. Джек Лондон». Казнена 16 января. «Ульяна Громова, 19 лет, на спине у нее была вырезана пятиконечная звезда, правая рука переломана, поломаны ребра» (Архив КГБ при Совмине СССР, д.100-275, т. 8.)