Расплата

источник

Весна в тот год выдалась поздняя, дело шло к Пасхе, но снег все не таял, и Мария Ивановна уже и не надеялась, что на Радоницу сможет сходить на могилу к матери. Старинное кладбище находилось на окраине города, в низине, и снег там сходил едва ль не в последнюю очередь. Но с момента, как Мария Ивановна похоронила мать, а прошло уже лет десять, перед Пасхой снег уходил, и все подсыхало. И она приходила, прибиралась на могилке, чтобы потом уже навестить её на Радоницу, принести цветы и рассказать, присев на скамеечку в оградке, как прошла зима, как они встретили Пасху.  

А сейчас, буквально за неделю до Пасхи, резко потеплело, и снег, обернувшись ручьями, стремительно убегал от напугавшего его солнца. Мария Ивановна, с утра пораньше, одевшись теплее, отправилась в путь. До места упокоения матери предстояло пройти через все кладбище, по асфальтовым дорожкам, но в этот раз она почему-то решила сократить путь и зайти с другой стороны. Старая чугунная калитка в ограде была приоткрыта, женщина вошла через нее, и, ориентируясь по верхушкам деревьев, стала пробираться по тропинкам среди старых захоронений.

Надписи и фотографии с надгробий то и дело вызывали в памяти людей ушедших, тех, кого она знала, будучи еще девчонкой. Вот бабка Валя, жила через два дома от них и дружила с ее, Марии, бабушкой, а вот там другая бабушкина подруга.  «Как, однако, давно это было, – подумала Мария Ивановна, – вот  и я такая же бабка, как они когда-то». В оградках то тут, то там прибирались люди, протирая надгробия, собирая мусор, накопившийся за зиму.

Она прошла еще немного, и тут взгляд упал на низкую ограду с облупившейся краской. С памятника, с выцветшей фотографии, на Марию Ивановну смотрело когда-то очень знакомое лицо. Женщина внезапно ощутила тяжесть в ногах, закружилась голова: «Таня, Танечка, как же я могла забыть о тебе?» Было заметно, что могилу никто давно не навещал, заброшенность и запустение царили в этой ограде.

Мария бессильно опустилась на ветхую табуретку, сиротливо прятавшуюся в углу ограды, и задумалась.

В старинном городе М. жили-поживали две девчушки, вместе ходили в детский сад, вместе пошли в школу и в какой-то момент стали подругами не разлей вода. Как внешне они не были похожи: Татьяна девица кровь с молоком, белокожая, чернобровая и косища длиной ниже талии и толщиной в руку,  Мария – худенькая, смуглая, и три волосинки жиденькие на всю голову. Так  и по характеру девушки очень различались: Татьяна бойкая, острая на язычок, веселушка-хохотушка, от парней отбоя не было, а Мария – тихая и несмелая. Вот уж воистину:  Они сошлись. Волна и камень, Стихи и проза, лед и пламень.

После окончания школы Татьяна пошла по комсомольской линии на швейную фабрику, а Мария стала швеей. На работу вместе, с работы вместе, никаких секретов друг от дружки, и может быть так и продолжалось бы всю жизнь, да пробежала между подругами кошка, вернее, кот, в образе вполне симпатичного молодого человека. Петр познакомился с девушками в кинотеатре, пошел провожать, и слово за слово, обаял подруг, да так, что влюбились в него обе. Змейкой ревность вползла в оба девичьих  сердечка, и дружбе пришел конец.

Девушки начали ссориться, выяснять отношения и в какой-то момент возненавидели друг дружку. Петр, поняв, что нравится обеим, пользовался сложившимся положением: к одной шел пообедать, а к другой – ужинать, то одну в кино ведет, то другую. Мария часто плакала, Петра любила, но и подругу она терять не хотела, а Татьяна перешла работать в другую организацию и общаться с ней совершенно не желала.

Петр, побегав между девушками, в какой-то момент перестал приходить к Марии, его все чаще видели с Татьяной. Новый год Мария встречала с родителями и старенькой бабушкой, в мешочке под елкой лежали скрученные записки с пожеланиями, это была их семейная традиция, неизвестно когда появившаяся. В записках, написанных Марией для себя, были два пожелания: помириться с Татьяной и вернуть Петра, но после Нового года  Петр с  Татьяной сыграли свадьбу, и девушка почувствовала себя преданной и очень одинокой.

Весной, возвращаясь с работы, Мария встретила Петра. Глядя на исхудавшую и спавшую с лица девушку, Петр сказал: «Маш, ты не держи на нас зла. Я без Татьяны не могу, она как свет в окне, только вот жить нам мирно не удается, живем, что кошка с собакой, ссоримся беспередыху. А к родителям уйду, надеясь хоть день отдохнуть, мне дышать без нее нечем, веришь, все внутри горит, и возвращаюсь обратно».

От таких его слов на Марию помрачение нашло, она знала, что неподалеку от города, в деревне Горы, на отшибе, живет колдун. В воскресенье, ничего не сказав родным, с утра пораньше, Мария ушла в деревню. Подойдя к дому колдуна, со страхом отворила дверь и вошла в темные сени. Ей под ноги, фыркая, бросился котяра, и девушка наткнулась на сердитый, насупленный взгляд старика, стоявшего в проеме двери, ведущей внутрь избы.

- Ты зачем пришла? Тебе здесь делать нечего, горемыка, – сухо произнес старик.

- Пожалуйста, помогите мне, верните Петра, – голос девушки зазвучал жалобно и умоляюще.

- Нет, девка, не мучай себя и их оставь в покое. Для тебя другой жених заготовлен, возвращайся домой и забудь, что сюда приходила.

Старик повернулся к ней спиной, и, зайдя в избу, закрыл за собой дверь.

Мария вышла на крыльцо, кот, лежа на перилах и прищурившись, смотрел на неё, как бы спрашивая:

- А правда, чего ты тут забыла? Вот дурёха – комсомолка, а к колдуну пришла и зачем, привораживать мужика, который женат на другой.

Девушка как будто прочла эти мысли, и вдруг ей стало совсем нехорошо, что же я такое делаю? Бежать, бежать отсюда и забыть как дурной сон.

Солнце поднималось все выше, теплый ветерок ласкал лицо, а Мария быстро уходила от страшного дома, и чем дальше она уходила, тем сильнее осознавала, что это было страшное наваждение, о котором нужно поскорее забыть и никогда никому не рассказывать.

- Ты где была, доченька? – спросила мать, когда Мария вошла в дом – разрумянилась, глаза блестят.

- Я немного прогулялась до Гор, полюбовалась разливом реки, – Мария больше всего боялась, что мать начнет спрашивать о том, что она делала в Горах.

- Вот и хорошо, прогулялась, повеселела, давай по хозяйству дела переделаем, а на обед нас Зоя пригласила, сын у нее приехал, – мать была рада, что дочь выглядит лучше, чем последние полгода и про деревню никаких вопросов задавать не стала.

Зоя была давней подругой матери, её сын Василий был на десять старше Марии, в его глазах она всегда была малявкой, а он в её – стариком.

- Мам, а Василий с женой приехал? – Мария спросила, потому что вспомнила свадьбу, которую играли лет пять назад, и красавицу-невесту.

Мать удивленно посмотрела на девушку:

- Маш, ты чего, не помнишь что ли? Я же говорила тебе, в прошлом году, Василий овдовел, сын у него маленький, три года.

- Да, похоже, я за своими терзаниями даже не заметила, что у маминой любимой подруги – горе, – подумала девушка.

На обед у Зои собрались только самые близкие люди: она сама с сыном Василием и внуком, да подруга с мужем и Марией. За столом говорили о разном, за жизнь.  Малыш, сидя у отца на коленях и поглядывая в сторону окна, освященного ярким солнцем, пробасил: «Папа, пойдем гулять». Они ушли во двор, и оттуда послышались смех и радостное щебетанье малыша. Мария вышла вслед за ними, Василий сидел на крыльце и наблюдал, как играет сын.

- Маш, как ты живешь? Замуж еще не вышла?

- Нет, что-то женихи не спешат, – пошутила Мария.

- Да? Ну так выходи за меня, – улыбнулся он и как-то враз посуровел. – Только нужен ли тебе вдовец с дитем, вон ты какая красавица.

Вечером, укладываясь спать, Мария вспомнила, как смотрел Василий на сына, и подумала что он – заботливый и надежный отец, а значит и мужем должен быть таким же.

По зиме сыграли свадьбу, и Василий увез Марию и сына в соседний город, где работал инженером на заводе.

Прошло несколько лет, Мария не приезжала в родной город, в семье было уже трое детей, и бабушки с дедом сами приезжали к молодым.

Когда малыши подросли, Василий с Марией приехали в отпуск. А вечером в доме Зои собрались сваты и родственники, чтобы отпраздновать их приезд. Одна из родственниц и спросила у Марии, знает ли она что-нибудь о судьбе Татьяны и Петра?  И получив отрицательный ответ, рассказала о том, что Петр погиб месяц назад, а Татьяна сильно постарела и все ночи проводит на кладбище, сидя у его могилы.

Наутро Мария собралась к Татьяне, и как ни уговаривали её мать со свекровью не делать этого, она пошла в дом, где проходила её юность и с которым было связано много добрых, а затем и горьких переживаний.

Дверь в дом не была закрыта. Толкнув её, Мария вошла в комнату и увидела седую, постаревшую женщину, от былой красоты которой не осталось ничего. Она молча смотрела на Марию, и когда та произнесла «Танечка», глаза Татьяны стали стремительно набухать слезами, которые потекли по щекам, когда Мария взяла подругу за руки с тихонько сжала их.

- Мария, прости меня, если сможешь. Я так много страшного и гадкого натворила! – захлебываясь слезами, заговорила Татьяна. – Это я, понимаешь, только я виновата в смерти Петра. Выслушай меня, пожалуйста, мне нужно выговориться, я чувствую: мне пора к нему, мне нужно к нему, но пока это все во мне, я не могу умереть. Сними с меня эту ношу.

- Таня, Танечка, о чем ты говоришь? – Мария была потрясена изменениями, происшедшими с подругой.

А Татьяна, будто ощущая, что это её единственный шанс, заговорила быстро, боясь не успеть.

- Маша, я приворожила Петра. Я так его полюбила, мне было ненавистно знать, что и ты его любишь, он должен был принадлежать только мне. И я решилась и пошла к колдуну, в Горы. Он вначале стал выгонять меня, но я упала в ноги ему и пообещала все, что он только пожелает, только бы Петр был мой. И я бы отдала всё – дом, все сбережения родителей, мотоцикл с коляской, да даже душу свою и ту бы отдала, – но старик сказал: нет, ничего из этого ему не нужно. А то, что нужно, он сам заберет, когда подойдет срок. И колдун потребовал принести ему подарок, полученный от Петра, и я, недолго думая, принесла варежки, у Петра бабушка вязала красивейшие варежки. Старик взял их и велел приходить за ними завтра, какие заговоры он над ними читал – мне неизвестно, но сказал, что приворот очень мощный и велел рукавички положить в гроб к покойнику, что я и сделала. У соседей бабушка умерла, я пришла, как бы попрощаться с ней, и когда хозяева отвлеклись, положила варежки в гроб.

После этого Петр пришел ко мне и сделал предложение, мы поженились. Да только счастья не было. Вместе плохо, ругались постоянно, но я его так любила, что мне было все равно, он рядом, и он мой, а случалось ему к родным своим отлучиться, что тут со мной делалось, как мне лихо становилось. И вот некогда молодой и крепкий мужчина, красавец, муж мой любимый, на глазах начал угасать, запил и все грозился, что убьет меня, чтобы никому не досталась. А недавно в магазин пошла, иду туда и вдруг на полдороге развернулась и обратно побежала, чувствую: что-то неладно. Вовремя вернулась, из петли своего сокола вынула, а к вечеру его и не стало, сердце не выдержало.

Похоронила Петра и прямиком с кладбища к колдуну в деревню. К дому приближаюсь, а он стоит на крыльце, старый он ведь, старый, а тут как помолодел лет на двадцать. И спрашивает: «Зачем на сей раз вдовица пришла?» Я говорю: «Старик, почему так с мужем моим случилось?» А он и говорит: «Ты же сама сказала, что отдашь всё, что только я пожелаю, вот я и забрал. Стар я, очень стар, а жить еще собираюсь, вот и взял твоего мужа, еще лет десять поживу, а ты иди, иди своей дорогой. Я тебя тогда не звал, сделку не предлагал, сама пожелала, сама умоляла, вот и неси свою ношу по жизни.

Развернулся и ушел в дом, и дверь запер на засов. Я уж стучала, стучала в нее, окна хотела повыхвастать в доме, да потом одумалась и домой вернулась, оплакивать Петра, да и себя. Ты уж прости меня, Маша, ох как же я виновата перед тобой, а сейчас иди, тебя муж ждет, детки, а я отдохну немного, устала я очень, настал мой час расплаты».

Маша возвращалась домой, в ушах звучал голос Татьяны, а сердце ныло от боли за подругу, за Петра. Утром Маша кормила завтраком детей, когда в дом зашла свекровь и, поманив её в сенцы и закрыв дверь, чтобы не слышали дети, сказала, что утром нашли Татьяну на крылечке своего дома, мертвую и  с улыбкой на губах.

Мария Ивановна поднялась с табуретки и, наклонившись к фотографии на памятнике, сказала: «Танечка, я все вспомнила, и знаю, что нужно сделать, ты ведь мне тогда, в нашу последнюю встречу, исповедовалась», – и, осторожно прикрыв калитку ограды, направилась обратно в город, в храм.

- Вот сейчас пойду к батюшке, – думала Мария Ивановна, убыстряя шаг, – всё расскажу.  А потом домой, Василия обедом накормлю и позвоню сыновьям, они не откажут, старший всегда напоминает, мол, мать, если нужно, звони, приеду, все сделаю. Хорошие дети у нас с Василием выросли, все в отца – работящие, добрые. Спасибо, Господи, что отвел меня тогда от греха, как бы я жила сейчас без Василия, четырех сыновей и внучат?