Люблю тебя сейчас,
не тайно – напоказ, —
Не после и не до в лучах твоих сгораю;
Навзрыд или смеясь,
но я люблю сейчас,
А в прошлом – не хочу, а в будущем – не знаю.
В прошедшем – «я любил» —
печальнее могил,
Все нежное во мне бескрылит и стреножит, —
Хотя поэт поэтов говорил:
«Я вас любил: любовь еще, быть может…»
Так говорят о брошенном, отцветшем,
И в этом жалость есть и снисходительность,
Как к свергнутому с трона королю,
Есть в этом сожаленье об ушедшем,
Стремленье, где утеряна стремительность,
И как бы недоверье к «я люблю».
Люблю тебя теперь —
без пятен, без потерь.
Мой век стоит сейчас– я вен не перережу!
Во время, в продолжение, теперь —
Я прошлым не дышу и будущим не брежу.
Приду и вброд, и вплавь
к тебе – хоть обезглавь,
С цепями на ногах и с гирями по пуду, —
Ты только по ошибке не заставь,
Чтоб после «я люблю» добавил я «и буду».
Есть горечь в этом «буду», как ни странно,
Подделанная подпись, червоточина
И лаз для отступленья про запас,
Бесцветный яд на самом дне стакана
И, словно настоящему пощечина, —
Сомненье в том, что «я люблю» сейчас.
Смотрю французский сон
с обилием времен.
Где в будущем – не так, и в прошлом – по-
другому.
К позорному столбу я пригвожден,
К барьеру вызван я – языковому.
Ах, разность в языках, —
не положенье – крах!
Но выход мы вдвоем поищем – и обрящем.
Люблю тебя и в сложных временах —
И в будущем, и в прошлом настоящем!

1973

Упрямо я стремлюсь ко дну —
Дыханье рвется, давит уши…
Зачем иду на глубину —
Чем плохо было мне на суше?
Там, на земле, – и стол, и дом,
Там – я и пел, и надрывался;
Я плавал все же – хоть с трудом,
Но на поверхности держался.
Линяют страсти под луной
В обыденной воздушной жиже, —
А я вплываю в мир иной:
Тем невозвратнее – чем ниже.
Дышу я непривычно – ртом.
Среда бурлит – плевать на среду!
Я погружаюсь, и притом —
Быстрее, в пику Архимеду.
Я потерял ориентир, —
Но вспомнил сказки, сны и мифы:
Я открываю новый мир,
Пройдя коралловые рифы.
Коралловые города…
В них многорыбно, но – не шумно:
Нема подводная среда,
И многоцветна, и разумна.
Где ты, чудовищная мгла,
Которой матери стращают?
Светло – хотя ни факелá,
Ни солнца
мглу не освещают!
Все гениальное и не-
Допонятое – всплеск и шалость —
Спаслось и скрылось в глубине, —
Все, что гналось и запрещалось.
Дай бог, я все же дотяну —
Не дам им долго залежаться! —
И я вгребаюсь в глубину,
И – все труднее погружаться.
Под черепом – могильный звон,
Давленье мне хребет ломает,
Вода выталкивает вон,
И глубина не принимает.
Я снял с острогой карабин,
Но камень взял – не обессудьте, —
Чтобы добраться до глубин,
До тех пластов, до самой сути.
Я бросил нож – не нужен он:
Там нет врагов, там все мы – люди,
Там каждый, кто вооружен, —
Нелеп и глуп, как вошь на блюде.
Сравнюсь с тобой, подводный гриб,
Забудем и чины, и ранги, —
Мы снова превратились в рыб,
И наши жабры – акваланги.
Нептун – ныряльщик с бородой,
Ответь и облегчи мне душу:
Зачем простились мы с водой,
Предпочитая влаге – сушу?
Меня сомненья, черт возьми,
Давно буравами сверлили:
Зачем мы сделались людьми?
Зачем потом заговорили?
Зачем, живя на четырех,
Мы встали, распрямивши спины?
Затем – и это видит Бог, —
Чтоб взять каменья и дубины!
Мы умудрились много знать,
Повсюду мест наделать лобных.
И предавать, и распинать,
И брать на крюк себе подобных!
И я намеренно тону,
Зову: «Спасите наши души!»
И если я не дотяну —
Друзья мои, бегите с суши!
Назад – не к горю и беде,
Назад и вглубь – но не ко гробу,
Назад – к прибежищу, к воде,
Назад – в извечную утробу!
Похлопал по плечу трепанг,
Признав во мне свою породу, —
И я – выплевываю шланг
И в легкие пускаю воду!..
Сомкните стройные ряды.
Покрепче закупорьте уши:
Ушел один – в том нет беды, —
Но я приду по ваши души!

1977

Я спокоен – он мне все поведал.
«Не таись», – велел. И я скажу.
Кто меня обидел или предал —
Покарает тот, кому служу.
Не знаю как – ножом ли под ребро,
Или сгорит их дом и все добро,
Или сместят, сомнут, лишат свободы,
Когда – опять не знаю, – через годы
Или теперь, а может быть – уже…
Судьбу не обойти на вираже
И на кривой на вашей не объехать,
Напропалую тоже не протечь.
А я? Я – что! Спокоен я, по мне – хоть
Побей вас камни, град или картечь.

‹1978›

ДВЕ ПРОСЬБЫ

М. Шемякину – другу и брату —

посвящен сей полуэкспромт
Мне снятся крысы, хоботы и черти. Я
Гоню их прочь, стеная и браня.
Но вместо них я вижу виночерпия —
Он шепчет: «Выход есть. К исходу дня —
Вина! И прекратится толкотня,
Виденья схлынут, сердце и предсердие
Отпустит, и расплавится броня!»
Я – снова я, и вы теперь мне верьте, – я
Немногого прошу взамен бессмертия —
Широкий тракт, холст, друга да коня;
Прошу покорно, голову склоня,
Побойтесь Бога, если не меня, —
Не плачьте вслед, во имя Милосердия!
Чту Фауста ли, Дориана Грея ли,
Но чтобы душу дьяволу – ни-ни!
Зачем цыганки мне гадать затеяли?
День смерти уточнили мне они…
Ты эту дату, Боже, сохрани, —
Не отмечай в своем календаре, или
В последний миг возьми и измени,
Чтоб я не ждал, чтоб вороны не реяли
И чтобы агнцы жалобно не блеяли,
Чтоб люди не хихикали в тени, —
От них от всех, о Боже, охрани —
Скорее, ибо душу мне они
Сомненьями и страхами засеяли!

Париж, 1 июня 1980 г.

РОМАНС
Было так – я любил и страдал.
Было так – я о ней лишь мечтал.
Я ее видел тайно во сне
Амазонкой на белом коне.
Что мне была вся мудрость скучных книг,
Когда к следам ее губами мог припасть я!
Что с вами было, королева грез моих?
Что с вами стало, мое призрачное счастье?
Наши души купались в весне,
Плыли головы наши в огне.
И печаль, с ней и боль – далеки,
И казалось – не будет тоски.
Ну а теперь – хоть саван ей готовь, —
Смеюсь сквозь слезы я и плачу без причины.
Вам вечным холодом и льдом сковало кровь
От страха жить и от предчувствия кончины.
Понял я – больше песен не петь,
Понял я – больше снов не смотреть.
Дни тянулись с ней нитями лжи,
С нею были одни миражи.
Я жгу остатки праздничных одежд,
Я струны рву, освобождаясь от дурмана, —
Мне не служить рабом у призрачных надежд,
Не поклоняться больше идолам обмана!

1968

БАЛЛАДА ОБ УХОДЕ В РАЙ
Вот твой билет, вот твой вагон —
Всё в лучшем виде, – одному тебе дано
В цветном раю увидеть сон —
Трехвековое непрерывное кино.
Всё позади, – уже сняты
Все отпечатки, контрабанды не берем;
Как херувим, стерилен ты,
А класс второй – не высший класс, зато – с бельем.
Вот и сбывается все, что пророчится:
Уходит поезд в небеса – счастливый путь!
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно – уснуть!
Земной перрон! Не унывай!
И не кричи – для наших воплей он оглох.
Один из нас поехал в рай, —
Он встретит Бога там – ведь есть, наверно, Бог!
Ты передай ему привет,
А позабудешь – ничего, переживем:
Осталось нам немного лет,
Мы пошустрим – и, как положено, умрем.
Вот и сбывается все, что пророчится:
Уходит поезд в небеса – счастливый путь!
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно – уснуть!
Не всем дано поспать в раю,
Но кое-что мы здесь успеем натворить:
Подраться, спеть, – вот я – пою,
Другие – любят, третьи – думают любить.
Уйдут, как мы, в ничто без сна
И сыновья, и внуки внуков в трех веках…
Не дай господь, чтобы – война, —
А то мы правнуков оставим в дураках!
Вот и сбывается все, что пророчится:
Уходит поезд в небеса – счастливый путь!
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно – уснуть!
Тебе плевать и хоть бы хны:
Лежишь, миляга, принимаешь вечный кайф, —
И нет забот, и нет вины, —
Ты – молодчина, это место подыскав.
… Разбудит вас какой-то тип
И впустит в мир, где в прошлом – войны, вонь и рак,
Где побежден гонконгский грипп, —
На всем готовеньком ты счастлив ли, дурак?!
Вот и сбывается все, что пророчится:
Уходит поезд в небеса – счастливый путь!
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно – уснуть!
Итак, прощай, – звенит звонок!
Счастливый путь! Храни тебя от всяких бед!
А если там и вправду – Бог,
Ты все же вспомни – передай ему привет!

1973