Вместо эпиграфа:
*“dada est sans sens”
*«Нужно сначала позволить расти формам, краскам, словам, звукам, а затем их объяснить» (Ганс Арп)

Предисловие

«Я сочиняю до чересчур,
Слова терзаю, как кот парчу,
Корчуя текст с задором - таков мой норов.
Я шквалю строчками взад-вперёд,
Я жду, что звукопись "заберёт",
Изменит ритм, наполнив мотивом новым.

Согну слова в падежах, как жесть,
Сложу все пазлы, чтоб вновь «отжечь»,
Разбавлю речь простым суррогатом "школы".
Гоняю буквы вперёд-назад,
Где ритм и рифма, как два ножа,
Пускают кровь в стоЯщий по центру жёлоб.

И наконец, перебрав словарь,
Поймав за ухо шальную тварь,
Отмечу, что доволен таким исходом.
Я назову его, чтоб «зажгло»,
Сплетая имя морским узлом,
Как я хотел, в катренах с секретным кодом.

Свобода воздуха пустякам!
Я подарю эту жизнь стихам.
И буду петь тебе, такова природа.
Вложу во фразы двойное дно.
Мне в тайну смысла войти дано.
Я в глубине, нисколько не зная брода» (Андрей Головин)

Фигура первая.
"Сон сеньоры Zа"
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=247117

О, я хорошо помню этот «обмен верительными сборниками» на «Владе Павловском» в Питере в 2009г. Андрей дал мне свою книжку со словами «Тебе не всё понравится», я дала ему свою книжку со словами «Тебе тоже не всё понравится», и мы глянули друг на друга едко.
По дороге в Москву я открыла его сборник, как настоящая женщина, с конца, т.е. на стр.384, прочитала «послесловие», озадачилась и сборник закрыла.
Через день открыла наугад, это оказались стр.272-273, я честно прочитала до слов «не ешь колбасы, а то жопа порвёт трусы», и сборничек снова захлопнула. Через неделю снова открыла, уже с самого начала, внимательно прочла предисловие, перечитала раза три, вспомнила фразу из анекдота «Оно, конечно, что касательно - то относительно, и никогда не было так, чтобы что-нибудь и было, а случись что - вот оно тебе и пожалуйста!», прочла стих-е «Мания» на стр.9, после чего закрыла сборник уже надолго.
Но любопытство коварная вещь, и через несколько месяцев я снова открыла Андрея Головина, и теперь «поздно пить боржоми», потому что уже полюбились и стихи, и отдельные строки, и всякие словечки-фишечки-фенечки-приёмчики.

Вероятно, автор, заказывая это стихотворение на рецензирование, думал-ожидал, что я стану писать рецензию? Вообще-то, вполне было бы логично. Но странно было бы ждать чего-то логичного, во-первых – от этого автора, во-вторых – от меня, не так ли? Возможно, я бы и написала именно рецензию на такие стихи Андрея Головина, как «Последние залпы», «Присутствие слепого зрителя» или на что-то другое. Но рецензировать нечто, переливающееся из постмодерна в сюрреализм через… (сейчас… кэ-э-эк скажу!…) «лексико-фонетико-эротический» символизм?! Увольте, «я на такое пойтить не могу». И не то что «рука не поднимается», как раз очень даже поднимается, просто от некоторых стихов Андрея Головина так много всего поднимается, что не очень понятно, чем из всего этого откликнувшегося рецензии писать…

…и – «Наивная дева, в купальнике цвета алоэ,
Слонялась по скалам, обняв молодого коала.
Креол Оцеола её провожал на каноэ,
Лимонное солнце фигуру его целовало»

«Сон сеньоры Za» - из этой «оперы-палитры». Хотя и сюжет в нём есть вполне балладный, этот стих – фонетико-акробатический этюд, и его звучание обволакивает и гипнотизирует, все эти перетекания оэ, ео, оа в первом катрене, сливающиеся в одно целое в слове «цЕлОвАлО». И – ах! - слушаешь, вслушиваешься, и мерещится что-то типа
«А качнетесь Вы к выси,
где мигающий бисер,
Вы постигнете тайну:
вечной жизни процесс.
И мечты-сюрпризерки
Над качалкой грезёрки
Воплотятся в капризный,
но бессмертный эксцесс!»

Эти стихи бесполезно читать и обдумывать. Во многих стихах Андрея бесполезно искать смысл в общепринятом, бытовом значении этого слова.
Да и зачем его искать? Разве в стихах смысл обязателен? Вовсе нет.
Есть стихи, которые по сути своей – акты. На них нужно – реагировать, отзываться, «Так вслушиваются (в исток вслушивается - устье). Так внюхиваются в цветок» (М.Ц.) -

…и – «Испанский корабль в волнах, как цейлонская чайка,
Качался в лагуне, царапая килем кораллы,
Наивная дева грустила, а море, скучая,
Лазурные брызги горстями бросало на скалы»

Собственно, и стихи-то эти для того и писались, чтобы – поднималось, переливалось, искрилось, играло, бурлило, пенилось, слушалось, грезилось, колыхалось, трепетало и обнажалось, - т.е. отзывалось.

««Сигару и чаю», – зевнул капитан ягуарно,
Пунцовые губы целуйно коснулись пиалы,
На розовой шкуре заплаты белели загаром,
А ржавые зубы торчали острее кинжалов.
«Поймать её!», - выстрелил рот в гущу бубликов дымных.
Шесть пьяных чертей унеслись по вскипающей пене.
Наивная дева цвела обольстительно дынно
И дыбилась шерсть флибустьеров от нежного пенья».

Это стих-перформанс и стих-экзерсис, стих – клип, в котором сменяются неоново-красочные картинки романтического мира-фэнтези, и реальность этого мира оказывается плодом фантазии, а нереальность – символом реальности.

«Чудесная дива, как птица, взлетела с обрыва.
Ленивые волны сомкнулись над ней по-акульи,
Нырнул Оцеола за ней мускулистою рыбой.
И плющила злость капитанские хищные скулы».

Есть стихи – как духи (с начальной нотой, нотой сердца и шлейфом).

«Сон сеньоры Za» – стих-танец.

«На фоне заката атолл, как горящая астра.
Дельфины, резвясь, суматошно гоняют по кругу.
Большой попугай, распалясь, по-испански, - «Пиастры!», -
Хрипит о любви. Оцеола лобзает подругу» (А.Головин)

«Это было у моря, где волна бирюзова».
Аргентинское танго с австралийским акцентом!
Лизэ-милазэ-кзи-кзи-кзэо)))
Продолжение следует…
Ваша ЕК

Я навижу эту жизнь в банальной прозе

ОЗначает ОСень в ПРОЗе -
ПРОСТо БРЫЗги ПРЕлой краСКи.
ПлЕЩет дождь, как хлЕЩут РОЗги.
БлЕЩут ивы-лоботряски. – автор играет на этих О-ОЗ-ОЛ-ОЛО-JO-Е на протяжении всего стихотворения.

Фонари, КАчнув КОрзинки,
Поливают жЁлтым цвЕтом
АбрикОсовые стринги
ТополЕй полураздЕтых. – И Чичолина со своими «коронками» и «золотым дождём» нервно курит в стороне))) Или у меня слишком распущенное воображение?)))

Грязь шипит, как Едкий ЩЁлок.
В нЕбЕ тлЕют сгустки мОЛний.
ЛьЁтся страх окОнных ЩЁлок. (щёлок – щёлок - ! И хорошо!)
ЩЁлкнет грОм в каменОЛОмнях – созвучия перетекают от строки к строке, внутри строк: «щёлок-щёлок-щёлкнет». Потому и «абрикОСОвые» стринги, а не какие-нибудь ещё (не «барбарИСАвые», например): (Осень – прОСто - абрикОСовые – вСпОлох - пепСи-кОльным - вОСемь))

Городских, и нЕрвный вСпОЛОх
БьЁт стекляшки водоЁмов! -
Рви и штОпай… СдОх, как дОЛлар,
ЛЕтний жар любви наЁмной. – вот про «любовь наёмную» не поняла. Уровень проституции в жару снижается, что ли? (тьфу-на-меня!))

ПриговОр грядущей шкОлы.
Бритвы листьев похорОнных,
С передОзом пепси-кОЛьным,
Тихо чиркают знакОмых… - вероятно, поэтическая школа имеется ввиду (имхо) (учитывая строку «Разбавлю речь простым суррогатом "школы"» из второго стихотворения).

ЧЁлки статуй. Дрязги кОшек. – «чёлки статуй» тоже не поняла. Если статуя лошади – тогда (мне) понятно. А то кроме «на-гоголя-голуби» ничего в голову не приходит)))
Перестуки злых трамваев.
Скрип потЁРтой чЁРной кОжи,
Убивающих Незнаек. - вот зпт. здесь совсем не к месту. Без неё «чёрная кожа убивающих Незнаек» как-то органичнее воспринимается. И «незнаек» можно было не с прописной (имхо). В смысле «ignorance is bold» (в британской, а не американской интерпретации)))

ГОРОд. Осень. РОвно в вОсемь
Не расстанусь, я навижу – «ровно в восемь», как я поняла, достаточно фигуральное выражение (как будто только «ровно-в-восемь» ЛГ не расстанется, а в 20.15 – расстанется). А убрать эту «в» можно?
Эту жизнь в банальной прОзе!
Мы ещЁ с тобОй отпишем!

Двойное дно

Я сочиняю до чересчур,
Слова терзаю, как кот парчу,
Корчуя текст с задором - таков мой норов.
Я шквалю строчками взад-вперёд,
Я жду, что звукопись "заберёт",
Изменит ритм, наполнив мотивом новым.

Согну слова в падежах, как жесть,
Сложу все пазлы, чтоб вновь «отжечь»,
Разбавлю речь простым суррогатом "школы".
Гоняю буквы вперёд-назад,
Где ритм и рифма, как два ножа,
Пускают кровь в стоящий по центру жёлоб.

И наконец, перебрав словарь,
Поймав за ухо шальную тварь,
Отмечу, что доволен таким исходом.
Я назову его, чтоб «зажгло»,
Сплетая имя морским узлом,
Как я хотел, в катренах с секретным кодом.

Свобода воздуха пустякам!
Я подарю эту жизнь стихам.
И буду петь тебе, такова природа.
Вложу во фразы двойное дно.
Мне в тайну смысла войти дано.
Я в глубине, нисколько не зная брода. – а вот и авторское motto. Я бы поставила тире «Свобода воздуха – пустякам» (чтобы «воздух пустяков» как-то «разбить»)
У меня здесь немного не сложился паззл из строки «Свобода воздуха пустякам» и строк «Вложу во фразы двойное дно. Мне в тайну смысла войти дано». Или «тайна смысла» для автора – пустяки?
Вот это «Слова терзаю, как кот парчу» мне тоже, скажем так, не близко. Правда, я как-то не замечала, что автор так уж слова эти «терзает». Добавочный смысл вытаскивает – да. Но «как кот парчу» - это он на себя наговаривает)

Взломанный сон

Утро срывало с кровати последний визг…
Утро вставало, сметая обрывки снов…
Утро зияло бездной отвесно вниз.
Утро гасило звёзды прозрачным льдом.

День выползал из пропасти мудрым: «Жди!»
День, ускоряя лопасти, звал нас: «Ешь!»
День выносил из дома, бросал в дожди…
День заставлял нас действовать в мире «беж»!

Вечер сгибал усталостью, звал в кабак!
Вечер, стреляя в плоть, верещал: «Домой!»
Вечер рыдал у зеркала: "Всё! Шабаш!"
Вечер сжигал мосты и кричал: «Отбой!»

Ночь распыляла сажу по сгибам крыш.
Кыш!…Это тьма, касаясь, прошла рубеж.
Спишь? Это дно! Косая, чей облик рыж,
Движется, нежит, лижет, влечёт к себе!»

Что сказать? Сплошной драйв! И «забирает звукопись», точно. И авторская образность, и ритм – тоже «забирают».

Первое стихотворение – о поэзии и о любви к жизни, несмотря на «осень-в-прозе», на «убивающих незнаек», на «приговор грядущей школы» и «похоронные листья». И выбран, по-моему, очень удачный глагол «навижу». Не «люблю», а «ненавижу-наоборот». Одно слово вместо двух «очень люблю». Или люблю-до-ненависти?) Типа «Прям убила бы, ей-Богу, — до того люблю, заразу!!!» (Т.Кормилицына) )

Второе – авторский девиз. И – о любви к словам и звукам.

Третье – о «жизни-смерти». И – о любви к этой «косой, чей облик рыж». И – так воспринялось – автор «закольцевал» подборку тройным образом: «Осень в прозе - просто брызги прелой краски» - «Косая, чей облик рыж, движется, нежит, лижет, влечёт к себе!» Осень – проза – смерть.

Авторская индивидуальность – для меня – несомненна.
У меня (пока) всё. Спасибо за внимание. ЕК

«Без лишних слов» (Игорь Джерри Курас)

«Виолончель на встречной полосе —
и струны к небу в тысячу свечей.
Вот справа лес, и в нём — виолончель:
в лесу трава — смычок висит в росе.
Прыжками жиг, роптаньем сарабанд,
где вдох, как Бах, а выдох, как полёт —
мир приторочен, точно чёрный бант
и заколочен, словно чёрный ход.
Ни победить, ни объявить ничьей —
смычок в росе искрится и течёт.
Какой там счёт, когда виолончель?
Мой дурачок, никто не знает счёт.
Ветшает слово в гардеробной фраз,
луна то в профиль, то опять анфас.
Смотри, как странно: с каждой сменой фаз
стареет сердце и скудеет глаз.
Без лишних слов, без правильных речей
виолончели на плече наклон.
На миг повиснет и твоя качель:
на двух канатах — с четырёх сторон.
И, заколочен, точно чёрный ход
твой старый мир останется ничей.
Твой вдох, как Бах — твой выдох, как полёт.
Лети туда, где ждёт виолончель.

***
Среди чужих людей, вблизи своих деревьев,
навязчивый, как дождь, невыездной, как дом,
безумный, точно Лир, насмешливый, как Тевье —
смотри, как я едва, отметь, что я с трудом.
Как мёртвая эмаль старушечьей финифти,
холодный небосвод вмонтирован в карниз.
Спроси меня: "Куда?" Замешкавшийся в лифте,
не назову этаж — не знаю: вверх ли, вниз.
Скажи мне, для чего с нас взяли не по чину?
Что голос заводной твердит о полпути?
Что в этой воркотне? Дай хоть одну причину —
и спеть, и жизнь прожить,
и поле перейти.

***
Невозможность вернуться легко объясняется тем,
что у времени есть расписание с точкой прибытья.
Разгребая листву, точно пачку чужих пост-мортем,
эту мысль не могу ни забыть, ни другой перебить я.

Даже клён деревянный — и тот понимает! И тот,
громоздясь, возвышаясь — массивный, уродливый, чёрный —
предрекает, как ужас: наклон — и скрипучий уход,
и в земную траву погружает тяжёлые корни.

Зацепиться корнями за землю, как делает клён,
не удастся тому, кто предчувствует ночь по смятенью
где-то в центре души. Вот и тень изменяет наклон,
но стоит на своём до того, как сливается с темью.

Темя ноет моё и немое гудит. Заглуши
этот колокол косноязычный! Зачем? На черта мне?
В самом центре души,
посреди беспросветной глуши —
там, где точка прибытья своё обрела очертанье». (Игорь Джерри Курас)



«Речей виолончель»

http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=331758
(Игорь Джерри Курас)

Почему мне так нравятся эти стихи? Может быть, доверительностью тихого голоса автора, говорящего о виолончельности жизни, о её необратимости? О том, что слова порой нарушают гармонию света и тени, человека и природы. Что достаточно только слушать эту виолончельность мира, жизни, вдыхать её, слушать её музыку, любоваться её танцем.

«Ветшает слово в гардеробной фраз,
луна то в профиль, то опять анфас.
Смотри, как странно: с каждой сменой фаз
стареет сердце и скудеет глаз»

И как бы человек ни пытался осмыслить жизнь и умирание, какие бы вопросы он себе ни задавал, как бы ни играл – он не сыграет лучше самой жизни, и каждый миг её – больше и значимей всех его рассуждений…

«Среди чужих людей, вблизи своих деревьев» - человек остаётся со своими вопросами и не знает, как их решить, как бы он ни безумствовал и ни насмешничал… И, возможно, для него и «небо» остаётся всего лишь
«холодной старушечьей финифтью, вмонтированной в карниз». И вопросы, которые человек себе задаёт, не дают ему покоя и не утешают.

«Скажи мне, для чего с нас взяли не по чину?
Что голос заводной твердит о полпути?
Что в этой воркотне? Дай хоть одну причину —
и спеть, и жизнь прожить, и поле перейти»

И
«Зацепиться корнями за землю, как делает клён,
не удастся тому, кто предчувствует ночь по смятенью
где-то в центре души. Вот и тень изменяет наклон,
но стоит на своём до того, как сливается с темью»

Виолончельность жизни – и человек со своими ненужными и, возможно, тщетными попытками «с трудом и едва» ответить на вопросы. Почему-то возникла ассоциация со строкой Дольского «а одиночество прекрасней».

«Темя ноет моё и немое гудит. Заглуши
этот колокол косноязычный! Зачем? На черта мне?
В самом центре души,
посреди беспросветной глуши —
там, где точка прибытья своё обрела очертанье» -

«Темя у человека связано с совмещением двух начал — разумного и стихийного, а значит и с выбором, прежде всего духовным, ведь верхняя часть головы имеет отношение к самым высоким проявлениям: вере, религии, добру»
Темя – это ещё и место родничка, это связь с космосом в парапсихологии и эзотерике (если не ошибаюсь). (http://www.astrocentr.ru/index.php?przd=enc&gde=sl...%D0%C5%CF%C0%CD%C0%D2%CE%D0%DB)

И – «Темя ноет моё и немое гудит. Заглуши этот колокол косноязычный»
«Темя устало» пытаться разгадать загадки неба. Желание ответить на его вопросы и понимание невозможности разгадать эти загадки – неразрешимое противоречие. И кто требует, чтобы человек решил эти вопросы? Кто возложил на человека такую обязанность, не дав при этом нужных инструментов для решения?
«для чего с нас взяли не по чину?»
Но «В самом центре души,
посреди беспросветной глуши» - «точка прибытья»
Внутренняя эмиграция? Возвращение к самому себе?

Автор не старался меня-читателя удивить или ошарашить словесными кульбитами. Да, в общем-то, мне этого и не нужно: я же стихи читаю, а не цирковое представление смотрю. Мне не нужно, чтобы меня удивляли или отемяшивали. Мне – в данном случае - нужно, чтобы со мной поговорили по душам, поговорили по-человечески, не пытаясь взломать мне душу чем-то острым и болезненным. Я по счастливой случайности оказалась рядом с автором. И мне было хорошо с ним просто посидеть, посмотреть вокруг и помолчать о своём.
Мне было хорошо с мастерством акварельности авторских образов, с нерезким перетеканием красок, среди трав, пронизанных солнцем, «где вдох, как Бах, а выдох, как полёт». Высота, интеллигентность и достоинство.
И, вроде, ничего для меня нового мне автор не сказал, а мне было тепло и светло, и поэтому хорошо, потому что он, автор, помог мне, возможно, немного по-другому взглянуть на жизнь и на вопросы, которые я, мучаясь, не могу для себя решить.




Мне кажется, что не нужно ничего писать, объяснять, растолковывать… Просто прочитайте медленно эти стихи:

«Давай начнём замедленно, затакт.
Начнём легко — уже на первом вдохе
вдруг осознав: нам выпало за так
стократно больше тех, кому — по крохе
(довольствоваться, жадно сжав в горсти)
А нам: на вдохе, в четырёх ладонях
всё не сгрести, с собой не унести —
и не спешим, и нет для нас погони.
Давай начнём замедленно — тогда,
и время вдруг само пойдёт по кругу.
За временем потянется вода,
и мы, приговорённые друг к другу —
бесплотные, как тени на песке,
как мотыльки, осыпанные пудрой:
нам только день начертан на листке.
И будет день. И будет ночь. А утро?
И память не найдёт слова сказать —
как будто порастёт чертополохом.
Закат — на четырёх ладонях — спать
уляжется затакт вселенским вдохом.
И будет звук такой, как будто стих
вдруг пробудился в шепоте и стоне.
Нам перепало то, что не снести,
но мы одни — и нет для нас погони.
***
Какой-то полоумный звездочет
немыслимо растрёпанной вселенной
напутал всё, и вот ко мне течёт
то локоть твой, то локон, то колено.
Мне был твой лоб (прекрасен и округл)
явлён, как чудо, — и губами гладил.
Ты отвернулась — я прижался сзади:
держал в руках.
Не выпускал из рук.
Я был с тобой, как будто был всегда.
Как будто так замыслилось издревле:
и мы, грехом сроднённые во древе,
и змей, и плод. И смертная судьба.
Мы задохнулись, умерли. В садах
испуганные встрепенулись птицы.
Кружась, они боялись опуститься
туда, где мы.
Я здесь.
Иди сюда.
Иди ко мне, пока ещё шаги
сурово не приблизились, и посох
едва правей шагающей ноги
ещё не прорезает землю косо.
Иди, пока не взвилась борода
внезапно запрокинутая ветром.
Пока ещё не требуют ответа,
иди ко мне.
Иди.
Иди сюда.
***
Кленовый свод, побитый синевой —
весь лес повис в росе и птичьем свисте.
И гусеницы — там, над головой,
(клянусь, я слышу!) поедают листья.
Прими меня: как солнце, как росу;
прими меня, как сладкую микстуру
лесной травы. Прими меня в лесу
за волка. Приручи, и волчью шкуру
примни на мне, как приминают мох,
на шею мне набрось свой узкий пояс —
и я пойду с тобой, и, видит Бог,
у ног твоих я лягу, успокоясь» (Игорь Джерри Курас)

А теперь послушайте:



Я была бы рада посидеть с автором и о чём-нибудь поговорить. Или о чём-нибудь помолчать. Так на меня воздействовал его тихий интеллигентный голос, и чем он тише, тем глубже проникает в «точку прибытья», и тем на более долгое время там остаётся. Теперь уже навсегда.
Спасибо!

http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=326683

Эпиграф:

«Ах, как вплавлены слов цветы
В пламенеющий небосклон!
Только боль и любовь - ты,
А за краем огня - он.
Эти ниточки не просты,
И свобода от них - сон.
И разлука - всегда ты,
И на малую пядь – он» (Шляхова Надежда)

«АНДАНТЕ ФАВОР`И*

Я мечтаю, как будет у нас когда-то:
на веранду пройти, и задёрнуть шторы;
... neither slow nor fast ... анданте,
... и чтоб брызгали соком упругие помидоры…
Рыжих зёрен такие смешные капли,
словно ноты, на чёлке твоей повисли;
я читаю мелодию - в такт ли, так ли? -
и смолкают ненужные нам и слова, и мысли.
"Ларго, ларго, адажио, ленто, ленто"* -
не спеша, не смущаясь родства с природой,
мы с тобой приручаем свою планету,
как зверька никому неизвестной ещё породы;
и себя изучая - на вздрог ли, на вздох, наощупь,
сочиняем неспешно анданте своё - "Аmore";
наши тени сольются, и станет, конечно, общей
Апп`ассионата, зач`атая в фа-мажоре.

***
"Финита ля феличита..." (Е. Кабардина )

Ах, как смятенно причитал
Аль Бано в песенке нетленной!
Куда бежать от Вашей тени?
Финита ля феличита...
Финита ля, финита ми -
Во влажном воздухе озонном
Осой зудел мотив бессонный:
Финита - ми. Финита - мы.
...А море в тыщу первый раз
Мне Вашу глубину напомнит,
И шторм, и штиль, и Ваши волны -
Феличит0вый пересказ.
Ещё про то, как в сентябре
Штормило сердце. И печали,
Картаво чайками кричали:
Финита ре, финита ре...
И реквием. И волнорез.
(От-ре-зать! Память - горы - горе...)
Но я бросаюсь в это море
Волнам его наперерез.
Финита - ля, финита - sea!
(Не ждать на берегу ассолью!)
Морские ванны - раны с солью.
Финита - Бог его спаси!
...И падает закат - бордо
На запрокинутый осинник;
И пёстрый дятел в парке зимнем,
Долбит одно: финита - до...
Финита… до? Не то?... Не та!
(До свадьбы -"до" или "до" - смерти?)
...А запахи, и звуки меркли.
И небо - цвета "никогда".


ПАМЯТИ БЕЗ ПАМЯТИ ЛЮБИВШИХ

"Beethoven. Largo Appassionato"

Это не мой закат расплескался теперь в полнеба –
Это твои глаза мне его рисуют.
Мне бы нырнуть в него серебристой нерпой,
Так, чтобы ты меня не любил впустую.
– Страшно, когда болит не в одно – в два сердца!
Брось меня, милый: это, пойми, так надо!
Мы с тобой параллельны, как эти рельсы,
Я погибаю, я – город в твоей осаде!
Ты меня подменяешь, пойми, собою!
Ты мою тень воруешь – без тени странно!
Ты вытесняешь меня из меня – без боя:
Память о наших жизнях – сплошная рана!
– Нам, близнецам сиамским, делиться на два?!
Если душа одна, то куда ей деться?!
(Вижу в глазах твоих ужас и боль разлада
И заметались в клетке мои два сердца...)
......................................................................
Это не мой закат зацветает теперь в полнеба –
Это твоя любовь для меня рисует.
Ты расплескался в нём серебристой нерпой,
И не стираю брызг по всему лицу я».

Я уже давно поняла, что для меня не столь важно, о чём написано стихотворение, мне важнее, КАК оно написано. Есть множество т.н. стихов, которые мне кажутся зарифмованной (или не зарифмованной) мыслью, зарифмованной (или не зарифмованной) прозой: всё, о чём говорится в этих стихах, можно легко пересказать «своими словами», причём пересказ часто бывает лучше, ярче, объёмнее по смыслу и содержательнее, чем сам стих, потому что короче. Но есть Поэзия, которую невозможно пересказать, трудно объяснить, а можно только прочувствовать, прожить с поэтом какое-то мгновение, посмотреть его глазами, услышать его мелодию. Точно так же порой трудно пересказать музыку.

«Вы объяснили музыку словами.
Но, видно, ей не надобны слова -
Не то она, соперничая с вами,
Словами изъяснялась бы сама.
И никогда (для точности в науке)
Не тратила бы времени на звуки» (Новелла Матвеева)

Пересказ такие стихи убивает. Думаю, что настоящую лирическую поэзию (поэзию чувственника, а поэтом-чувственником, несомненно, является Наталья Малинина) пересказать невозможно. Я бы назвала её стиль фонетическим экспрессионизмом.

В её стихах есть всё, что нужно моему слуховому и эмоциональному восприятию: я чувствую Дух (аромат) этих стихов (стилистику), ощущаю их Пульс (ритм), откликаюсь на их Нерв (экспрессивный творческий выплеск-переживание ЛГ, чувственная авторская задействованность), слышу их мелодию.

Стихи Наташи нежны, прелестны, музыкальны, женственны (в хорошем смысле этого слова. Не люблю, знаете ли, стихи-унисекс, стихи-без-гормона), они запоминаются и поются, у них есть особый флёр или «послевкусие» (хоть я и не приветствую гастрономические сравнения в разговорах о литературе).

Наташина лирическая героиня – чувственная, тонкая, ранимая женщина-дочь, которую нужно любить, нежить и оберегать, и читатель этого хочет: взять на руки, покачать, убаюкать, позаботиться. При этом ЛГ Наташи обладает блестящей интуицией и чутко отзывается на все психологические нюансы и переливы как своего настроения, так и ситуации, в которой оказывается по воле автора. Автор несколькими точными мазками рисует картину или образ – и читатель «готов»: психологически точно подобранные слова воздействуют, манят и обволакивают (я бы ещё добавила «усыпляют бдительность»))). Точно так же воздействует заговор.

Наталья не только поэт-чувственник, она ещё и поэт-«звукач», причём звукач от Бога. Мало кто так слышит созвучия, как она. О звукописи стихов Натальи Малининой можно писать много и с удовольствием. Но эта звукопись основана не только на приятных для слуха звукосочетаниях ради звукосочетаний, в Наташиной звукописи есть свой смысл (что меня, как «чувственника-смысловика», несказанно радует).

Виолончельное

«на веРАНду пРОйти, и зад’ОРнуть штОРы;
neither slОw nОr fast ... АНдАНте,
и чтоб брызгали сОком упругие помидОРы.
Рыжих з’ОРен такие смешные капли,
слОвно нОты, на чОлке твоей повисли;
я читаю мелОдию»
и «в такт ли, так ли» - «ксилофонное staccato», мягкий игривый юмор, звуковая шутка, нежная краска «звуковой стилистики» (если можно так сказать).

или

«Во влАжном вОЗдухе оЗОННом
ОСОй зудел мотив беССОННый»
[ИпАдает зАкАт - бАрдО
На запрАкинутый АсИННИк;
Ип’Oстрый д’Aтел в пAрке зИмНем,
ДАлбит АднО: фИНИта – дО] (к сожалению, моя клавиатура не даёт мне возможности записать полную и точную транскрипцию Наташиных строк)

Стихи Наташи не просто музыкальны, они романсово-музыкальны.

А теперь скажу несколько слов о самом триптихе.

Первое стихотворение триптиха – «Анданте Фавори».

С первых же строк читатель вовлекается в очаровательную акварельность:

«Я мечтаю, как будет у нас когда-то:
на веранду пройти, и задёрнуть шторы;
... neither slow nor fast ... анданте,
... и чтоб брызгали соком упругие помидоры…» -

и – «визуализируй»! Сразу представляю себе маленькую дощатую террасу с ситцевыми шторами на больших окнах. Сосновый буфет в углу и сосновый стол посередине, а на нём большие помидоры (мне почему-то астраханские видятся), мечтательница-ЛГ и – иду вслед за её воображением – герой её романа. И так легко следовать за мечтами этой лирической героини, возможно, потому, что, хоть в её мечтах и есть абсолютно женский любовный призыв, но его концентрация «смягчена» (не хочу говорить «разбавлена», потому что это не так) нежностью следующего катрена:

«Рыжих зёрен такие смешные капли,
словно ноты, на чёлке твоей повисли;
я читаю мелодию - в такт ли, так ли?
и смолкают ненужные нам и слова, и мысли»,

и столько девического простодушия в этом образе, столько ласки и очарования, что видишь воочию этих лирических героев, как они робко улыбаются друг другу и читают мелодию по нотам помидорных зёрен. Считаю этот образ находкой. И это «в такт ли, так ли?» - боязнь спугнуть мелодию, страх фальши. А то, что рождается между лирическими героями, можно сравнить только с планетой, и это рождающееся чувство – страсть, которую нужно ещё приручить (не «объездить», не «выдрессировать», не «укротить», - «приручить»), «как зверька никому неизвестной ещё породы».

Стихотворение – прелюдия о прелюдии. Акварельный этюд к прелюдии под «речей виолончель».

Второе стихотворение триптиха - одно из моих «наизустевых» у Наташи.

Стих – расставание.

Названия нот вплетены в полотно этого стихотворения легко и непринуждённо, обыграны фонетически. Аллитерации, перетекания звука, смысла, лёгкие строки – всё очаровывает, гипнотизирует и катается на языке.

Наркотическое стихотворение для меня.

Не во всех фонетических пассажах мне хватило «понятийного» смысла, но моё восприятие отказывается искать смысл там, где его не нужно искать, а нужно просто расслабиться и слушать пение Птахи, тем более что это такое завораживающее пение.

Третья часть триптиха – «ПАМЯТИ БЕЗ ПАМЯТИ ЛЮБИВШИХ» - красивейшее, глубокое, обжигающе-чувственное стихотворение.

Не могу не отметить одной – и очень важной, на мой взгляд – черты: первая же строфа запоминается сразу и навсегда, она мгновенно притягивает, и это притяжение не отпускает читателя до последней строки.

Но – не буду разбираться в художественных особенностях (стилистических, лексических, языковых, смысловых) этого произведения. Я попробую показать, как я его прочувствовала.

По сути, это – стихотворение-реквием.

«Это не мой закат расплескался теперь в полнеба –
Это твои глаза мне его рисуют» -

лирическая героиня этого стихотворения смотрит в глаза лирического героя, смотрит его глазами, и видит его закат. Не «свой» - Его. Его закат жизни, закат человека, одарившего лирическую героиню Любовью, на которую она не смогла ответить:

«Мне бы нырнуть в него серебристой нерпой,
Так, чтобы ты меня не любил впустую».

И – смотрите вместе со мной и Наташей:

«Долгий осенний закат догорел. Погасла последняя багровая, узенькая, как
щель, полоска, рдевшая на самом краю горизонта, между сизой тучей и
землей. Уже не стало видно ни земли, ни деревьев, ни неба» -

видите?

«Страшно, когда болит не в одно, в два сердца» -

и это подтверждает сложный ритм стихотворения, двойное сердцебиение с перебоями… -

слышите?

«Брось меня, милый, это, пойми, так надо.
Мы с тобой параллельны, как эти рельсы,
[…] Память о наших жизнях – сплошная рана» -

и –

«Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире! Никакие жизненные удобства, расчеты и компромиссы не должны ее касаться» -

чувствуете?

Но лирическая героиня не готова к таким жертвам, сила обрушившейся на неё любви лирического героя – пугает, лишает покоя, вносит какую-то дисгармонию в душу -

«Ты меня подменяешь, пойми, собою!

Ты мою тень воруешь – без тени странно!

Ты вытесняешь меня из меня – без боя:

Память о наших жизнях – сплошная рана!» -

и одновременно притягивает:

«Вижу в глазах твоих ужас и боль разлада –

И заметались в клетке мои два сердца...» -

и –

«Почем знать, может быть, твой жизненный путь пересекла настоящая,

самоотверженная, истинная любовь» -



узнаёте ли?

«Это не мой закат ЗАЦВЕТАЕТ теперь в полнеба.
Это твоя любовь для меня рисует» -

и –

«В эту секунду она поняла, что та любовь, о которой мечтает каждая
женщина, прошла мимо нее. Она вспомнила слова генерала Аносова о вечной
исключительной любви - почти пророческие слова. И, раздвинув в обе стороны
волосы на лбу мертвеца, она крепко сжала руками его виски и поцеловала его
в холодный, влажный лоб долгим дружеским поцелуем».

Лирический герой, догорев своей любовью в пол неба, ушёл в закат. Утраченное – бесценно и неповторимо, боль от этого бесконечна и ещё более мучительна от того, что лирическая героиня так и не смогла «нырнуть серебристой нерпой» в этот закат, это лирический герой «расплескался в нём» своей любовью, и запоздалое озарение лиргероини

«Это не мой закат зацветает теперь в полнеба.
Это твоя любовь для меня рисует»

уже ничего не может изменить.

«Ты расплескался в нём серебристой нерпой.
... И не стираю брызг по всему лицу я...» -

вот нерв утраты, неизбывная боль от непоправимого…


А теперь – послушайте, пожалуйста:

L. van Beethoven. Son. N 2, op. 2. Largo Appassionato http://www.youtube.com/watch?v=5JVsO8cwoaA

В триптихе все части объединены не только упоминанием «музык», но ещё и фабулой (1ч. – прелюдия, 2ч. – расставание, 3ч. – реквием), закруглённой в «гранатовый браслет».

Я ещё вернусь и к этому Наташиному триптиху, и к другим Наташиным стихам, возможно, увижу что-то иначе, но не поменяю своего трепетного и нежного отношения к ним, я ещё буду много раз возвращаться к Наташиной поэзии, потому что не вернуться невозможно.

P.S. В отзыве использованы цитаты из повести Куприна «Гранатовый браслет»

С уважением,

ЕК.

«Не предавай меня, не продавай
За поцелуи и бесстыдство голое:
Я модной страсти выучу букварь
И шарфик повяжу на нежном горле я.
И стану, как она, красиво лгать
И в обмороки падать безупречные,
И надо мной ты будешь хлопотать
С какими-то настойками сердечными...
Но ты внимать рассудку не готов,
Когда она талантливо расплачется.
О, как легко ты принял за любовь
Её ночные нежные палачества!
Лишь простодушный медвежонок-сон,
Безгрешно прикорнувший меж двоими и
Тебя облапивший со всех сторон,
Меня однажды назовёт по имени.
А утром снова ты отводишь взгляд.
В нём ад её ночей - до разговоров ли?
...И вспомнилось,
Что много лет назад
Вот также шарф летал над Айседорою...» (Наталья Малинина)

В стихотворении 4 действующих «лица»:
Главная героиня (буду называть её ЛГ), Соперница (пусть будет «Она», «Та» и «Другая»), Герой (так и будет «Он») и сон «Его».

Стихотворение с тем самым «нервом», который я люблю в стихах, личностное, очень по-женски страстное. И мольба, и укор, и ревность, и соперничество, - всё сплетается в один женский СТон (недаром в стихотворении так много аллитераций «бесстыдство – страсти – стану – настойками – палачества – сторон»).
Смягчает этот «укоризненно-нервно-молебный» стон повторение звука «л».

Наталья Малинина относится к числу поэтов, которых я называю «чувственниками». Но она ещё и «звукач», для поэтической речи Натальи звук, созвучия, музыка являются первостепенными по значению. Поэтому все свои стихи она выверяет прежде всего по звучанию.

С т.з. смысла мне интересна в этом стихотворении аллюзия к Айседоре Дункан и её шарфу, который стал причиной гибели балерины. Композиция стихотворения зациклена на шарфе: от «И шарфик повяжу на нежном горле я» до «Вот также шарф летал над Айседорою...»
ЛГ ассоциирует свою судьбу с судьбой Айседоры. Но не полностью, как мне кажется, и не «в лоб». В последней строке есть слово «летал»: «шарф летал над Айседорою». Эта деталь кажется мне очень важной, особенно сочетание «летал НАД». С одной стороны, это – пред-видение трагедии (шарф летает над – как что-то (рок?), висящее над головой – просто не хочу употреблять слово «меч»), но пока ещё не сама трагедия: шарф ещё летает, он ещё не запутался в колесе (судьбы?). Так что такая подача «истории с шарфом» тоже даёт смягчающий оттенок. С другой стороны, ЛГ только обещает повязать на своём горле шарф и лгать, как та, другая, «ОНА». Вот, в чём дело: и у той-другой тоже шарфик на горле повязан, и НАД ней «летает» (висит)… И та, другая, любыми средствами старается манипулировать лиргероем… И – две женщины – два отчаяния – «связанные одной цепью»: одним лиргероем и одним шарфом.

ГЛавная ЛГ – готова (если следовать тексту) и ЛГать, как та, Другая, «Она», «счастливая» соперница, и повязать на своей шее (как и «Она») «шарф Айседоры»: по сути – занять её место, потому что подозревает в манипулировании и притворстве, но при этом сама же готова точно так же талантливо плакать «и в обмороки падать безупречные», - и «крутится-вертится шарф голубой, крутится-вертится над…» обеими. Над ОБЕИМИ! А «Он» (тоже ЛГущий – обеим) - посередине держит их, висящих, на айседоровом шарфе (вот такая «картина» нарисовалась). Но это – если следовать строкам. Да, строки говорят, что ЛГ – готова лгать, и от лица ЛГ обвиняется Другая во лжи и притворстве. А между строк мне видится нечто другое… Во-первых, стихотворение написано от одного лица – это взгляд главной ЛГ на ситуацию. (Да будет выслушана и Другая сторона). Всё-таки, ложь (такая, которой верят, как истине) предполагает рассудочность, продуманность и «взвешенность стратегии» лгущего. Сомневаюсь, что в ситуации, в которой оказались героини этого стихотворения, дамы могут оставаться в спокойном и «твёрдом» уме. Психосоматика, знаете ли… Обе готовы на всё, лишь бы удержать Его.

И – только ли с Дункан ассоциирует себя ЛГ? Она и с Другой себя ассоциирует тоже (несмотря на упрёки в притворстве), отсюда и «нежное горло» ЛГ, и «нежные палачества» Другой (не верится, что Наталья, которая так скрупулёзно работает над своими текстами, употребила одно и то же прилагательное просто так).
И не лжёт, и не готов к притворству только простодушный и безгрешный Сон Его, зовущий по имени ЛГ. И сон этот – «медвежонок»: что-то тёплое, уютно-мягкое, пушистое, как какое-то запрятанное глубоко в душе чувство, которое не лжёт и – заставляет Его проговариваться во сне.

С т.з. смысла (как не только «чувственник», но и «смысловик») хочется отметить следующее: строка «Её ночные нежные палачества», на мой взгляд, немного провисает из-за слов «ночные» и «нежные», потому что даёт «вилочку» значений: что подразумевается под «ночными» палачествами, инсценировка обмороков и слёзы или - … («Я модной страсти выучу букварь»)? Расшифровывать не буду, «чувственники» меня поймут. Если это инсценировки, тогда почему «нежные» (это меня немного сбило с толку)? Сюда же я бы присоединила и строку «В нём ад её ночей - до разговоров ли?» «Ночные палачества» - «ад её ночей». Даже если речь идёт о ночных истериках, то, мне кажется, нужно что-то выбрать: либо заменить слово «нежные», либо – что лучше – заменить слова «ночные» и «ночей». Но, учитывая то обстоятельство, что Наташа работает над своими стихами годами, могу предположить, что и это не последняя редакция текста.

«А утром снова ты отводишь взгляд.
В нём ад её ночей - до разговоров ли?
...И вспомнилось,
Что много лет назад
Вот также шарф летал над Айседорою...»
Слишком близко прижались друг к другу «ад её ночей» и «вот также шарф летал». Получается (в моём восприятии), что ЛГ словно передаёт своё «айседорово» –Другой, остаётся ощущение «передачи» («эстафеты»?). Но мне-то кажется, что сама Наташа, как автор, не хочет признавать за «Другой» права на этот шарф. А уж права я или нет, насколько я прочувствовала и поняла это стихотворение – решать Наталье. Так что ответ – за автором.

Могу добавить только одно: Наталья Малинина работает над стихами как настоящий Поэт (изводит «единого слова ради тысячи тонн словесной руды»), так что за её Поэтическое будущее можно не волноваться: Наташа знает и любит Слово.

С пожеланием немеркнущего вдохновения,
Елена Кабардина

«Я проспал твою бессонницу,
Говоря с самим собой.
Ничего уже не вспомнится –
Я нисколечки не злой.

Торжествую, словно верую –
В Бога, в чёрта, в чёрт-те что –
В то, что жизнь бывает серою,
Но и белою зато.

Я проспал твою бессонницу,
Златоустая моя,
Ничего уже не вспомнится…
«Только ты, и только я…

Только мы, мой друг единственный –
Задыхался я во сне.
Нет другой на свете истины,
Кроме той, что «на коне».

Но в Тебя я верю-верую,
Даже если «на щите»,
Даже если высшей мерою
Искромсают на кресте,

Даже если солнце клонится
От заката на восток…
Я проспал твою бессонницу,
Я тебя не уберёг.

Ничего уже не вспомнится,
Ничему уже не рад.
Злобным ворогам отстонется
То, как брёл я наугад,

Бесконечно, страстно веруя,
В Бога, в чёрта, в чёрт-те что –
В то, что жизнь бывает серою,
Но и белою зато» (Тимур Раджабов)


Должна сразу признаться, что это стихотворение я слышала в исполнении Тимура на разных поэтических вечерах, читала его на сайте «Litsovet.ru» (бегло читала, как всё обычно читается на сайтах), оно на меня как-то воздействует. Даже не знаю, чем это объяснить: то ли попаданием его ритма в ритм дыхания, то ли мной любимыми рефренами («я проспал твою бессонницу», «ничего уже не вспомнится»), то ли каким-то «заговорным» воздействием, то ли «глухаринонатокуйностью», то ли смесью раскаяния и страстности, с которой (по моему мнению) были написаны эти строки.

Вчитываться, вдумываться, вникать в некоторые стихи русскоговорящих поэтов порой так же вредно, как вдумываться в русские идиомы и устойчивые словосочетания, потому что без специальной подготовки понять, что они обозначают, затруднительно. Например, без ссылок на арабский невозможно понять, что такое «отставной козы барабанщик», «подхалим», «белая горячка», «абракадабра» и др., без «взгляда сквозь пальцы» невозможно умом принять выражение «у меня глаз дёргается», без знания исторической грамматики русского нельзя понять, что «Волга», «Вологда» и «влага» однокорневые слова, без знания древнерусской истории нельзя в полной мере понять слово «прислониться» и т.п. Язык кодирует своего носителя, а учитывая, что «вначале было слово», и что русский язык – язык неточный и образный, можно представить тип и качество мышления людей, говорящих на этом языке (да ВСЕ, ВСЕ поэты!!!) Русскоговорящие делают со своим языком всё, что вздумается, и понимают его, как «бох-на-душу-положит». Достаточно вспомнить деда Щукаря, читающего энциклопедический словарь и сокрушающегося, что те слова, «кои ядрёными буковками прописаны», он видит, а те, которые мелкими – нет, но ему «и так понятно, что «акварель» - это «милушка ты моя», а «бордюр» - это вовсе даже наоборот, «гулящая баба»». Я очень хорошо помню одну даму, которая как-то сказала: «У моей подруги сын такой дебелый». И всё бы хорошо было, не добавь она: «Ничего не понимает!» У меня случился «культурный шок», т.к. я догадалась, что слова «дебелый» и «дебильный» эта дама считает синонимами. Но этот шок продолжался ровно до тех пор, пока я не узнала, что означает арабский корень «бъл», а происходит он от названия головы, арабское «слово «баълий» как раз и означает «головной», «главный» (Вашкевич «Системные языки мозга»). Так что не так уж эта дама была неправа. К чему это я? Не знаю пока, может, ни к чему, а может, к чему (я же тоже русскоговорящая))).

Вернусь к интересному стихотворению Тимура Раджабова. Внимательное «вчитывание» несколько озадачило. Есть стихи, в которые можно вчитываться многократно, и с каждым разом тебе открываются всё новые грани и подтексты. Это стихотворение относится к их числу? Не знаю. Теперь мне кажется, что НЕ НУЖНО было вчитываться. Ну, не стоит порой вчитываться, вглядываться и вдумываться! Хотя, должна признать, что стихотворение написано на русском языке. Точно так же, как и знаменитая фраза Щербы про «глокую куздру». Т.е., вроде, и русский язык, и слова расставлены правильно, а смысл неуловим. В первом же катрене после глубоких с т.з. подтекста слов
«Я проспал твою бессонницу, говоря с самим собой» я сразу споткнулась о строки:
«Ничего уже не вспомнится – я нисколечки не злой».
Ну, во-первых, пришлось улыбнуться написанию слова «нисколечко». Т.е. мало того, что слово само по себе какое-то «детское», у него ещё и написание «детское» (транскрипция детского произношения). Что ж, мило. Но для чего тире? Здесь следственные отношения? Мне пришлось поломать голову над тем, к чему вообще здесь признание в собственной незлобивости, но я так ничего и не придумала. Не знаю.
Стихотворение вообще выстроено как «поток сознания» лирического героя, как обрывки его снов и видений. Оно не просто «глухаринонатокуйное», оно «глококуздровское». Художественный ли это приём или результат состояния автора – тоже не берусь судить.

Следующие строки
«Торжествую, словно верую – в Бога, в чёрта, в чёрт-те что –
В то, что жизнь бывает серою, но и белою зато»
ещё больше запутали. Почему автор выбрал слово «торжествую»? Почему его лирический герой торжествует, словно верует? Почему вера «в Бога, в чёрта, в чёрт-те что, в то, что жизнь бывает серою, но и белою зато» даёт ему повод торжествовать? Или он торжествует по поводу того, что «ничего уже не вспомнится»? Или оттого, что проспал бессонницу лирической героини? Или потому что жизнь бывает «белою зато»? Для меня – загадка.

Расстановка знаков препинания тоже немного озадачила. В третьем катрене начинается прямая речь, которая переходит на 4-ый катрен:
««Только ты, и только я…
Только мы, мой друг единственный –
Задыхался я во сне»,
но она нигде не заканчивается. Предполагаю, всё-таки, что заканчивается она на слове «единственный», тогда нужно перед тире поставить кавычки и запятую. (Неужели в Литинституте плохо учат русскому синтаксису?)))

Загадкой осталось для меня утверждение, что «Нет другой на свете истины, кроме той, что «на коне»». Что это за истина «на коне»? Идиома «быть на коне» означает «чувствовать себя победителем». Не могу утверждать, что истина в русскоговорящей культуре была когда-то «на коне». Не берусь утверждать, что выражение «истина на коне» можно вообще считать правомерным (или употребительным).

Далее следует противопоставление «Но в Тебя я верю-верую». Но чему это «вера-верование» противопоставляется? Хотя, строки-то каковы:
«Но в Тебя я верю-верую, даже если «на щите»,
Даже если высшей мерою искромсают на кресте»! – Чудо!

По-моему, стихотворение очень мужское. И не только потому, что я знаю, что автор мужчина (сейчас скажу очень субъективную «весчь» с т.з. женского, несколько «феминистского», восприятия), а в силу его внутренней логики (или алогичности), тех «оговорок по Фрейду», которые мне видятся в этом стихотворении. Лиргерой, по сути, кается «златоустой» в том, что проспал её «бессонницу, говоря с самим собой», но всё время старается чем-то оправдаться, так «по-мужски» вплетая в это оправдание и собственные кошмары («задыхался я во сне»), и «биение-себя-в-грудь» («я тебя не уберёг»), и признание в преданной и вечной любви-дружбе («только ты», «но в тебя я верю-верую, даже если «на щите»»), и жалобы на собственную память («ничего уже не вспомнится»), и оптимистически-философские отступления («жизнь бывает серою, но и белою зато»), и сетование на своё состояние («ничему уже не рад»), и даже каких-то неизвестно откуда взявшихся «злобных ворогов», виноватых в том, что он «брёл наугад». И знаете, что? Может, это НЕ литературный приём? Может, Тимур вовсе не нарочно и не осмысленно так сделал, а просто выхватил что-то из «витавшего в воздухе», «считал» информацию? И – вот, действительно, – яркая картина мужского раскаяния: путаница мыслей, слов, пафоса, уверений, признаний, упоминание вскользь каких-то загадочных злобных врагов, и при этом всё это с детской наивной искренностью (и «нисколечки» не «по-взрослому». Как говорится, «узнаю брата Колю!»)

К числу смысловых неточностей я бы (субъективно) отнесла следующее:
«Торжествую, словно верую», «Нет другой на свете истины, кроме той, что «на коне»» («истина «на коне»») и «жизнь бывает серою, но и белою зато» («белая жизнь». Ну, пусть «белая». Ещё неизвестно, из какого пра- или меж-языкового подсознания автора всплыло это слово. См. выше). Буду считать это авторской поэтической фантазией.

Здесь мне ещё раз хочется повторить, что язык кодирует своего носителя (по этому вопросу можно читать всё подряд, начиная с Гумбольдта и заканчивая Тер-Минасовой), что русский язык неточен, но поэтичен, он самовольно и творчески наращивает целые пласты значений заимствованиям, что русскоговорящий говорит слова, зачастую не понимая толком, ЧТО он говорит, он просто над этим не задумывается, более того, он абсолютно «по-Щукарьски» уверен, что употребляемое слово имеет именно такое значение, какое он сам себе представил-придумал, а спросишь его: «А что ты, собственно, имел ввиду?», он не сможет объяснить: он не знает, а если даже и попытается, то его объяснения уведут в такие демагогически-далёкие от «исходного слова» дебри, что останется только изумляться (попробуйте попросить кого-нибудь объяснить, что такое «интеллигент» и почему к этому слову порой добавляется прилагательное «вшивый»). В русском языке слова настолько многозначны, что использование русского, например, в юриспруденции приводит к тому самому «закону-дышлу». Русский язык – это сплошная неразбериха, и если им не занимаешься основательно (даже при наличии врождённого языкового чутья), то неразбериха в языке ведёт к неразберихе в умах.
Так вот. Судя по тому, КАК автор выражает свои мысли и чувства в этом стихотворении, он писал его в состоянии сильной «закодированности»))) Читая это стихотворение, хочется погладить автора по кудрявой голове и ласково спросить: «О чём ты, милый?» Конечно, шучу. Возможно, «передёргиваю». Но моё восприятие – это только моё восприятие. Кто-то воспримет по-другому, и это нормально. Я прочувствовала это стихотворение – так. Насколько близко я подошла к его пониманию, судить не мне. Может, я вообще попала «в молоко». А может, автору всё равно, поняла я (читательница) или ничегошеньки не поняла, и тогда моё понимание зависит от степени восприимчивости, чувствительности и от моего творческого читательского восприятия и воображения. Ну, а уж творчески воспринять и домыслить – это «мы завсегда и за милую душу»))) И каждый найдёт своё. И каждый найдёт в тексте логическое подтверждение своим выводам. Один скажет: «Откровение», другой – «Бред», и оба, наверно, будут правы. (Со своей стороны могу заметить только, что «клиповое» мышление, похоже, становится нормой).
Задача любого автора – вызвать отклик, не важно, какой, лишь бы не равнодушный. Ну, это, конечно, и от читательского таланта зависит. И в этом смысле Тимур Раджабов со своей задачей, по-моему, справился, и его стихотворение нашло отклик в моей русской душе, и некоторые катрены из него по-заговорному бормочутся наизусть:
«Я проспал твою бессонницу,
Златоустая моя,
Ничего уже не вспомнится,
Только ты, и только я»
«И в Тебя я верю-верую,
Даже если «на щите»,
Даже если высшей мерою
Искромсают на кресте,
Даже если солнце клонится
От заката на восток…
Я проспал твою бессонницу,
Я тебя не уберёг»…

А мое женское творческое читательское воображение откликнулось на это стихотворение не менее «глухаринонатокуйным» способом:

«Он проспал её бессонницу,
он её не уберёг.
Даже колокол на звоннице
разбудить его не смог.

В ночь, когда очами карими
она вглядывалась в даль,
он проспал её испарину,
проморгал её печаль,

«Только ты мой друг единственный», -
бормотал он в полусне,
но проспал, просыпал истину,
ту, которая на дне.

Дай-то Бог, чтоб ей не вспомнилось,
как он падал наугад
в серо-белую надломленность,
самому себе не рад,

в чёрт-те что порою веруя,
не заметив на беду,
что запахло едкой серою
в сонном липовом саду.

И кому оно отстонется,
и кому пойдёт не впрок,
знает вечная бессонница
той, что он не уберёг». (ЕК)

В заключение, как всегда, хочу пожелать Тимуру озарений, творчества и новых стихов. Е.К.

Москвичку Ольгу Разумовскую я знаю много лет, и все эти годы с удовольствием и интересом наблюдала за её становлением как лирического поэта. Новый сборник стихов Ольги Разумовской - результат этого становления: хорошая женская дневниковая лирика, написанная сочным, богатым языком, лёгким, естественным, свободным слогом, что мне особенно импонирует. И, конечно, очень приятно, когда читаешь умного, образованного и начитанного автора, чувствующего язык и обладающего поэтическим мышлением. В её стихах нет бессмысленной «глухаринонатокуйности», верениц распадающихся абстрактных образов, когда автор сам не понимает, о чём пишет; она чётко держит мысль и знает, что хочет выразить и донести до читателя.
Некоторые строки запоминаются сразу и навсегда, их хочется бормотать про себя, а, как известно, запоминаемость - одна из составляющих хороших стихов.
«Любви карманной карма - накормить
истомой сердце и словами строчки…
Я уплываю снова, и с кормы
машу платочком»
или
«Длинный Крымский мост сутуло
над ночной рекой висит.
Я опять одна уснула
в чреве позднего такси»

О чём пишет лирик? О чувствах. А о чём пишет женщина-лирик? Хочется спросить: «Вы что, с ума сошли?» Конечно, о любви! Что же может быть важнее для женщины, и особенно для женщины-лирика? Тоска по любви, поиски её, радости и разочарования на пути к ней – основной лейтмотив этого стихотворного сборника.
«На свете редки чудеса - умом я это понимаю,
но только снится по ночам конверт, в нём полтора листа,
где громоздятся горы букв, и, друг на друга набегая,
с трудом слагаются в слова, но смысл равняется нулю.
А я пытаюсь разобрать, и бьётся в грудь волна тугая,
и повторяется рефрен – «я вас люблю, я вас люблю».
Неровный почерк, пара клякс, чернил разбрызганные слёзы,
всё перечёркнуто не раз, внизу сердечко со стрелой…
Ночь на исходе, сон померк, и в небе облаком белёсым
летит листочек на восход и рассыпается золой.
Вот, и не знаю, что сказать… Я и сама бы написала -
не суть, что адрес позабыт - хотя бы имя воскресить…
Проходит мимо почтальон. Кружит Земля – ей горя мало.
И в тишине ритмичный скрип слегка люфтующей оси».

В стихах Ольги Разумовской есть ещё одна важная особенность: в них, в отличие от многих стихов современных «сетераторов», важную роль играет пейзаж, и Ольга рисует свои пейзажи со вкусом и пониманием.
«Полетели паутинки,
август пал, как спелый плод.
Мы прощаемся тепло…
И с невидимой пластинки
еле слышно льётся джаз
жёлтых листьев, первых самых,
и пейзажей в медных рамах
начинается показ.
Межсезонный вернисаж –
охра, сурик и сангина,
прежде, чем истлеть и сгинуть,
в осень медленный пассаж.
Праздник нескольких недель,
сочность лиственной палитры,
пряность запахов элитных,
тёплых ливней канитель…»

Ольга Разумовская по образованию театральный художник, и это не могло не отразиться в её лирике: в её стихах есть своя драматургия, декорации, маски, почти каждое стихотворение – театральная миниатюра, комедия ли, трагедия, фарс или водевиль – это маленькая пьеса, картина или сценка.
У каждого лирика есть свой лирический герой или лирическая героиня. У Ольги Разумовской таких героев и героинь несколько. Мне хотелось бы остановиться на основных, на мой взгляд, самых интересных персонажах.

1. Разочарованная мальвина
«Шептать «люблю» мои сухие губы устали, не добившись своего» (Ольга Разумовская)

Небесноволосая мальвина ищет любовь, свою ли, к себе ли – не важно. Герои, попадающиеся ей на пути, не вдохновляют, часто разочаровывают до густой, вязкой досады, и она создаёт вымышленного, абстрактного Героя, которому можно без потерь и ущерба для своей гордости шептать на ушко нежные слова.
«От тёплых губ твоих кружится голова.
Мне оправдать своё враньё, пожалуй, нечем.
К тебе придумаю мотивчик и слова.
Как самого тебя в один осенний вечер»

Кокетство, мечтательность, театральность удивительным образом сочетаются в ней с отнюдь не кукольным взглядом на действительность, пониманием действий, противодействий и их последствий.
«Вот так и живём - в ожидании лёгких времён.
Приветливо голые задницы смотрят с экранов.
Весёлое стадо никчёмных и жадных баранов,
иванов, не помнящих враз - ни родства, ни имён.
Любить разучившись, рыдаем - в раю аргентин
проводим года в созерцании странных фрагментов.
И тупо из зеркала смотрит блаженный кретин,
измыленным мозгом подсевший на дурь хеппиэндов»

Эта мальвина давно потеряла надежду обучить буратин хорошим манерам, ей надоело бороться с упорной предприимчивостью карабасов и наскучило сгонять бледность с тоскливых ликов ревнивых и вечно стенающих пьеро.
«пустует свято место, где
любовь прикончил приступ лени.
Чередованья сожалений
с умением собой владеть
меня успели примирить
с давно очерченным покоем.
Любовь… А это что такое?
С кем бы о ней поговорить…»

Она ещё мечтает по инерции, но прекрасно понимает всю тщетность своих мечтаний и живёт «от обещанья любить до оправданья нелюбви» «в междустрофной паузе драм и фарсов»(О.Р.) Это её выбор, её решение. Нереализованное желание любви создаёт театральные страсти. «Я рифмую слова, опасаясь безжалостной прозы», - говорит эта лирическая героиня, и она честна с собой и не старается предстать в более выигрышном свете.
«Я отражаюсь в чайнике. Сначала,
не замечая в суете питья,
что визави лицо гидроцефала
с улыбкой Буратино - это я.
Ну что, уродец маленький, налей-ка,
разбавь мой горький чай своим теплом.
Опять на кухне крошечной скамейка
одна пустует рядом со столом.
Какой ты тёплый, мой дружок блестящий,
в никелированном лице мои глаза.
Ты не такой как я, ты настоящий,
тебе доступно то, что мне – нельзя.
Ты поделиться рад теплом и страстью,
рот до ушей - блестишь и даришь свет…
Вот в этом месте надо бы о счастье,
но мне писать про счастье - смысла нет.
Ноблесс оближ - лирической поэтке
писать «люблю», но кто поверит ей?
Как на коробке яркой этикетке,
как слову welcome у чужих дверей.
Но хорошо, что есть хоть кто-то близкий,
кто ждёт меня всегда и чаю даст…
Наверно, этой путаной запиской
о чём-то я просить пыталась Вас»

Примеряя разные маски и амплуа, лирическая героиня Ольги Разумовской прекрасно осознаёт разницу между грёзами и действительностью, ролями и жизнью, вымыслом и правдой, масками и истинным лицом, она трезво и жёстко оценивает мечты и возможность их воплощения, и, понимая всё это и открыто признавая бесплодность своих исканий, старается сохранить «лицо покера».
«Хочу я в знак, что помыслы чисты,
предостеречь тебя от безрассудства -
[…]бумажных роз винтажное искусство
не принимай за свежие цветы»

Да ей и не сама любовь уже нужна, она устала её искать, устала от страстей, как театральных, так и реальных, ей хочется надёжности и покоя, и она непоколебима в своём выборе.
«при внешней простоте почти невинной
я в сердцевине в мякоти глубинной
в своей скорлупке хрупкой так тверда».
Но порой и ей нужно верить, что «убежав от Мальвины, безудержно плачет Пьеро», и она продолжает жить в кукольном доме, создавать свой кукольный театр и примерять на себя и своих актёров разные маски и роли.

2. Гламурная золушка
«Из горсти моей напейся горькой правды, пустельга» (Ольга Разумовская)

Эта лирическая героиня Ольги Разумовской не только перебрала крупу, сорок розовых кустов посадила, дождалась их цветения, насладилась ароматом и познала самоё себя, но и создала свой собственный мир, Дом, в котором ей порой немного одиноко, но уютно в этом одиночестве («Одиночеством не тяготясь, я в него прорастаю» О.Р.), так что она, поразмыслив, вместо того, чтобы спешить на бал для встречи с принцем, навела порядок по своему вкусу и осталась в любимом доме пить чай из тонкого китайского фарфора.
«Как филигранно-изощрён мой быт,
как он певуч, и красочен, и значим.
Как недоступен холодам собачьим
мой дом - бесценный баловень судьбы.
Глазурных плиток тёплый терракот,
как шёлк щеки в касании случайном,
в порыве нежности кипящий чайник,
фарфора костяного рококо…
Здесь всё моё, всё - я, мой хрупкий мир,
моих причуд и прихотей коробка,
листков календарей прожитых стопка
и с неба снега сливочный пломбир»

Так же, как и разочарованная мальвина, она грезит о ком-то, кого, возможно, не существует в реальной жизни, но она так же самодостаточна и честна с самой собой. Принц, мол, это, конечно, хорошо – теоретически – но кто знает, каким он обернётся, когда бал кончится, наступит полночь и карета снова превратиться в тыкву…
«Тебе тоже не спится, любимый. И ты читаешь
мои странные строчки, пытаясь из них понять -
как живу без тебя и когда, наконец, растает
битых троллем трельяжей осколок внутри меня.
Я пыталась собрать свою «вечность» за гранью смысла.
Вышло - «время». И время вышло в зрачок зеро.
И ущербного месяца жёлтое коромысло,
зацепившись за крышу, рассыпало звёзд ведро.
Их склевали под утро птицы и улетели,
тёплый берег предпочитая безумству вьюг.
Я ж - подбитая птица, в бескрайней своей постели -
то ль венок, то ль гнездо из засохших букетов вью.
На пороге зимы, на острейшей и чёткой грани,
между ночью и днём, между хочется и нельзя,
мой холодный рассудок был глупой любовью ранен,
и в дебюте простая пешка взяла ферзя.
[…] А любовь наша, с виду - такая простая птица,
улетела от нас, оказавшись, как мы, горда.
И с тобой нам, любимый, как прежде, вдвоём не спится...
К сожалению, в разных державах и городах»

Повзрослевшая, познавшая самоё себя золушка, хоть и грустит о теоретическом, лабораторно созданном её мечтами и желаниями принце, но так же предпочитает любить его на расстоянии, воссоздавая в своих фантазиях каждую деталь, каждый миг своих переживаний, как если бы всё случилось в реальности.
«Начать любовь с отдельного листа.
Не с чистого, не с белого - с любого.
Внезапно, посреди строки устать
и зачеркнуть написанное слово.
Исправить, снова зачеркнуть, начать
сначала, понимая, что не выйдет,
пойти на кухню, и поставить чай,
и разозлиться на себя, и выпить
полчашки бренди, не найдя стакан,
и делать вид, что это только шутка...
И слов размолвка чередой стаккат
разрознится и станет как-то жутко -
писать себе программу. Приговор...
Но бог любви, мой друг, мой брат - не выдаст!
И с телефоном выбежать во двор,
чтоб лучше слышать, сдерживая выдох...»
Это не столько желание будущей любви, сколько жажда повторения чего-то уже случившегося, пережитого, вспоминаемого, как давно прочитанную прекрасную сказку со счастливым финалом.

Но и для этой лирической героини процесс важнее результата, а предвкушение милее «сбычи мечт», и поэтому, примерив полученные от феи-судьбы хрустальные башмачки и убедившись, что они ей подходят, она складывает их в коробку и убирает на антресоль, вешает в шкаф шикарное платье и переодевается в будничное -
«может быть, следует выучить слово «прошу» -
к джинсам подходит, которые снова ношу,
жаль, что к лицу моему не подходит ни капли» - будничное, но не без некоего гламурного флёра, который вовсе не самоцель, а достойная самооценка (хрустальные башмачки-то, хоть и в шкафу, но имеются в наличии и по размеру подходят).

Эта лирическая героиня, пожалуй, мягче, нежнее, но внутренне сильнее первой: её греет не кукольный, а реальный, своими руками, вкусом, умом и душой созданный любимый Дом (который её крепость), она находит утешение и отдохновение в природе, в деталях и мгновениях жизни, в осознании себя во времени и пространстве, и в этом смысле она успешнее мальвины, потому что, не надеясь на любовь принца, находит любовь к своему миру.
«Беспосадочный рейс, перелёт из Москвы в Валетту
без меня состоится сегодня, ну – что поделать!
Но зато я владею таким подмосковным летом,
о котором Валетта мечтать никогда не смела.
И наверно, в Китай не отпустят меня. И в мае
не увижу драконов, чешуйчатых крыш и пагод.
Но я столько душистой черёмухи наломаю,
что Шеньженю, пожалуй, не вынюхать - даже за год»

Да, и золушка (как и мальвина) Ольги Разумовской не нашла того, что искала, но в ней больше жизни, чем театральности, больше щемящего, чем досадующего, она открытее и теплее.
«Жаль, что любви я так и не нашла.
Но сколько лета….сколько…сколько…сколько!»

Интересно и название сборника «Десять поцелуев», создающее некоторую аллюзию к названию романа А.Кристи «Десять негритят»: обе лирические героини Ольги Разумовской сначала создают мечты и фантазии, украшают их красочными декорациями и психологически точными мизансценами, а затем «убивают» свои собственные грёзы, сталкиваясь с жёсткой, вовсе не театральной реальностью. Но если уже умудрённая печальным опытом мальвина противоречива, она, понимая и предвидя финал любой пьесы, с кукольной упругостью продолжает ставить всё новые и новые театральные постановки в антураже своих грёз и, не находя достойного героя на главную роль, горько досадует и ожесточается от разочарования, то золушка тише, чувственнее и «домашнее», мудрее и женственнее. Но – у обеих лиргероинь - десять поцелуев так и остаются без адресата:
«Я поцелуи к чаю подавала.
Три из пяти остались в чашке чайной,
а два других я языком слизала,
шестой в улыбку ускользнул случайно,
седьмой горчил - достался шоколаду,
восьмой в салфетку спрятан понарошку,
с девятым, самым нежным - нету сладу!
Пока не пойман был в мою ладошку.
Десятый – горький мёд и пунша пламя,
коллапс в аорте, сердца гулкий бубен…
Грешим! Соприкасаемся телами…
Но им - десятым, грех отпущен будет»

Всем читателям желаю внимательного прочтения этого сборника стихов Ольги Разумовской, в нём есть над чем подумать и что посмаковать.
С уважением, Елена Конусова (aka Елена Кабардина), доцент кафедры иностранных языков Дипломатической Академии МИД РФ, поэт, автор-исполнитель.

Прежде чем начать разбираться в каком-то произведении, неплохо бы сначала вспомнить, на чём, собственно, строится разбор. А любой разбор художественного произведения строится (как обычно) на трёх китах-слонах-черепахах-вопросах:
1. Что (и о чём) написано? (жанр, тема, сюжет)
2. Как написано? (композиция, система образов, художественные средства: язык, поэтика)
3. Для чего написано? (замысел, идея)

Я не буду делать литературоведческий разбор «Призраков» Ф.Назарова. Но на некоторых особенностях этой подборки хотелось бы остановиться.

Итак, 1 «пункт» подборки «Екатерина».

«В тихом бреду постанывает "Савой",
"Прочь уходите горечь и тошнота",
"Мне не бывает страшно, когда с тобой",
"Мне никогда ведь с тобою не страшно, да?".
Там, где земля и небо сплели альков,
Где за портьерой звёзд колыбель пуста,
Белое облако траурных мотыльков
Маленький клипер качает на волнах сна.
Где-то в далекой были звенит свирель,
Осень считает перья своих цыплят.
А у тебя под килем идет макрель,
И в патефоне сказки читает Плятт»

О чём подборка? Я не знаю. А кто знает? И почему части стихотворения разделены звёздочками? И это – одно стихотворение? У меня сложилось впечатление, что не одно, а четыре, которые никак не складываются в одно целое!
Завораживающая фонетика, завораживающий слог, образы, которые появляются, как в тумане, что-то неясное, какие-то обрывки «снов и видений».
И каждое стихотворение первой подборки «Екатерина» расслаивается на 2 и более пластов.
В 1 стихотворении про Савой. Кто не знает, «Савой» - отель, в котором номера стоят от 10000 до 90000 за ночь. Неплохо, правда? Я, конечно, понимаю, «и богатые тоже плачут»:
«"Прочь уходите горечь и тошнота",
"Мне не бывает страшно, когда с тобой",
"Мне никогда ведь с тобою не страшно, да?"»
В номере гранд-люкс отеля «Савой» за 89000 я бы, может, тоже себя уговаривала таким-то образом) и мечтала-бы-грезила-вспоминала о клипере, у которого под килем макрель (обычная скумбрия, а не савойские омары и тигровые креветки)
Но сны-воспоминания были бы болезненны, потому что
«Там, где земля и небо СПЛЕЛИ АЛЬКОВ,
Где за портьерой звёзд КОЛЫБЕЛЬ ПУСТА,
Белое облако ТРАУРНЫХ мотыльков
Маленький клипер качает на волнах сна»,
потому что с моей стороны слишком смело было бы предположить, что это о разлуке и потере ребёнка… Не буду предполагать (но впечатление осталось именно такое). И это – один цельный образ, и одно целое стихотворение.

Но – нет, оказывается, есть ещё продолжение про хвойный бункер
«Воля моя - жила бы любви не сея,
В бункере хвойном, в тепле и достатке полном.
Дал бы тебе в любовники Моисея,
Перед которым вода раздвигает волны.
Чтобы опять лишилась и сна, и речи,
Чтобы в снегах топила его скрижали.
И через год не нашел бы нечистый кречет
Плоскости, на которой вы не лежали».
«Воля моя - жила бы любви не сея,
В бункере хвойном, в тепле и достатке полном» -
это грёзы лирической героини или лирического героя, мечтающего поместить лирическую героиню в бункер? Хотя, мне трудно представить, что в хвойном бункере может быть полный достаток… Но – у кого щи жидкие, у кого – бисер мелкий… Но дальше – «Дал бы тебе в любовники Моисея». Теперь только понятно, что первые две строки – от мужского лица… Но Моисея – в любовники? Это странно… Что толку-то, что перед ним вода раздвигает волны? «Жил Моисей 120 лет. Сорок лет провёл во дворце, другие сорок — со стадами овец в земле мадиамской, и последние сорок — в странствовании во главе израильского народа по Синайской пустыне, которое было сопряжено для Моисея со множеством невзгод. Несмотря на великие трудности, Моисей остался служителем Божиим, продолжал вести избранный Богом народ, учить его и наставлять. Он возвестил будущее колен Израилевых, но в землю обетованную не вошёл, как и Аарон, из-за греха, совершённого ими у вод Меривы в Кадесе (не проявили достаточной веры, чтобы явить святость Божию). Моисей умер перед самым входом в Землю Обетованную и был похоронен на горе Нево».
«Чтобы опять лишилась и сна, и речи,
Чтобы в снегах топила его скрижали.
И через год не нашел бы нечистый кречет
Плоскости, на которой вы не лежали» - каково?
Сомневаюсь я, однако, что с Моисеем лирическая героиня нашла бы такую свободу лежания на всех плоскостях… Ну, ежели только слушая его рассуждения о коленах Израилевых…
Каким образом эта часть связана с предыдущей про «Савой»? В чём смысл? А надо, чтобы в стихах всегда был смысл? Не знаю…

Дальше – больше:
«А она всё Омэн ему, всё Амэн.
А она всё смыслом его, всё сутью.
И когда лежит с обнаженной грудью,
Разорвав ночнушки нарядный саван,
То и здесь всё "рыцарь" ему, всё "герцог",
То и здесь всё песни ему, все стансы.
И когда он спит, пробивает панцирь,
И с любовью смотрит, как бьётся сердце.
Как дрожит огонь, отражаясь в бронзе,
Гематиты плавя и гематомы.
И она всё Амэн ему, всё Омэн.
А в ответ одно. [с добрым утром, Солнце]»
Кто эта лиргероиня, которая «всё Омэн ему (кому? Моисею?!), всё Амэн»? Что это за готическая дева с признаками некрофилии или садизма?
«А она всё смыслом его, всё сутью» - что? Берёт? Очаровывает? Донимает? Или достала уже?
«Гематиты плавя и гематомы» - по поводу этой строки и сказать нечего. Может, гематиты и можно расплавить огнём, но гематомы – ещё и огнём – садизммм! Не строка, а «гепатит мозга»!))) И где всё это происходит? Все эти разрывания «ночнушки нарядного савана» и расплавление гематита и гематом?! В «Савое»? В «бункере хвойном»? Или это просто ещё один призрак? Фантом?
ЗаговОр-бормотание… И к чему здесь «[с добрым утром, Солнце]»?
Но и это ещё не всё!
«Воздух, что твой кисель – лишь добавь кустарник (где этот воздух-кисель?)
С ягодами, тумана немного брызни,
Перемешай всё с паром соседней псарни,» (рецепт неплох: кисель воздуха + кустарник с ягодами + туман + запах псарни – и…)
«И наслаждайся, чувствуя, что у жизни
Нету грядущего.» - ??? Т.е. именно этот рецепт способствует такому тотальному фатализму?)
«Спит пучеглазый Аргус» - аха) И спит он в «Савое»! И я знаю, что Аргус был четырёхглаз. Что ж, четыре глаза Аргуса – четыре стиха подборки «Екатерина». А почему Екатерина, кстати?
«Дерево веры, засохнув, пустило корни.
То ли – того и гляди – повторится август.
То ли – того и гляди – не наступит вторник» - для усугубления кручины…

Пока читаешь – очаровываешься звуком, слогом, фантомами образов. Отвернёшься – и видения исчезают, и – ничего… Подборка-лук: сколько слоёв ни снимай, как Брандт, внутри – … Только первое стихотворение из этой подборки рождает, хоть не мысли, но ответные образы. Обрывки образов… Фантомы…
И – что скажешь? Могу сказать, что поэзия – не зарифмованная мысль. Можно поднапрячь воображение и вскрикнуть (лукавя): «Я вижу! Вот этот хвойный бункер! Вот эта разрывающая нарядный саван ночнушки!» А дальше – что? «О чём ты, милый?»? А ведь после первого прочтения я была очарована именно этим стихом. Но – вероятно, ничего не выдерживает пристальности. Возможно, есть поэзия, которая вообще не для думания. Она – для чтения-слушания и сиюминутного восприятия. Вдумываться не стоит: окажешься в роли Брандта…

Вторая часть «Призраков» - подборка «Рахиль», состоящая из пяти частей, более или менее связанных друг с другом:

«Клинописной вязью забытых рун,
На шершавой коже сухих берёст,
Одинокой ведьме слепой колдун
Шлёт привет за сотни собачьих вёрст.
Мой гонец дорогой к тебе ослаб,
Пересилил дождь, обогнал Борей.
И сочится кровь из разбитых лап,
И клубится пар из сухих ноздрей.
***
Я теперь на севере. На оси
Где провис над полюсом млечный путь,
Где в ответ на кинутое "спаси"
Лишь немое эхо молчит "забудь".
Где молитв не слышащий Имярек
Ледяным сиянием чертит круг.
И куда не плюнешь – повсюду снег,
И куда не двинешь – повсюду Юг.
***
Лебеда, осока да волчья сыть.
Полевой бессмертник, побег плюща.
Ворожи, умеющий ворожить,
Разлучай, умеющий разлучать.
На пустых углях догорит огонь,
Я приду бесплотен, несотворим,
И уткнусь туманом в твою ладонь,
Расстилая мрак над лицом твоим.
***
Спи, пока я болен, пока незряч,
Спи, покуда осень, покуда ночь,
Пусть ветра срываются в детский плач,
И луна из лужи лакает скотч,
И в своей межоблачной полынье,
Обернувшись пьяною и нагой,
От тоски наследует седине,
Заполняя мир беспробудной мглой.
***
Ни одной, ни двум не бывать смертям,
Не забыть ни имя твоё, ни стать,
Замерзает Лета ко всем чертям,
Обрекая помнить, скулить и ждать,
И в холодном мороке белых дум,
Под неясным светом далеких звёзд,
Оставлять рисунки забытых рун
На шершавой коже сухих берёст»

И снова заговорность, заборматывание смысла-сути, вместо-смысла…
И – снова всё распадается на фантомы и не складывается в одно целое…
И откуда выскочило слово «скотч» в данном лексическом окружении?
Строки
«И в своей межоблачной полынье,
Обернувшись пьяною и нагой,
От тоски наследует седине,
Заполняя мир беспробудной мглой» - набор красивых слов, не сливающихся ни в одно предложение, ни в одну мысль…
Про словосочетание «обернувшись пьяною и нагой» я писать поостерегусь… Объясню, почему. С одной стороны, слово «обернуться» в значении «превращаться в», требует рядом с собой существительного. «обернуться Синюшкой», «Иван-царевич обернулся волком» ))) Но слово «обернуться» имеет ещё значение «прикинуться кем-то». Но можно прикинуться не только кем-то, но и каким-то. «Прикинуться больным». Прилагательные (определения) подразумевают рядом с собой определяемое. Но часто прилагательные выполняют функцию существительных («В палате лежали раненые»). А язык – пластичная структура… Я вполне допускаю, что в данном случае МОЖНО воспринимать прилагательные «пьяною и нагой» в роли существительных! «Ко мне подошла пьяная» - можно? А почему бы и нет? Если есть эллиптические предложения, то почему бы не быть «эллиптическим словосочетаниям»? Всё в нашей власти! Напоминаю, что у А.Левина в строке «Когда душа стрела и пела» существительное «стрела» выполняет функцию глагола!

«От тоски наследует седине» - «НАСЛЕ'ДОВАТЬ, дую, дуешь, сов. и несов. (книжн.).
1. что. Получить (получать) что-н. в наследство, по наследству от кого-чего-н. (в знач. сов. вида — то же, что унаследовать). Н. все пороки предков. Он наследовал этот дом от отца.
2. кому-чему. В знач. сов. вида — осуществить право, в знач. несов. вида — иметь право на получение наследства после кого-н. Сын наследует отцу. Он наследовал своему дяде. А слушай, князь, ведь мы б имели право наследовать Феодору. Пшкн»
Т.е. правильнее было бы «тоска наследует седине». Но «ЛГ наследует от тоски седине» - неграмотная конструкция (с т.з. языка), в которой ЛГ – посредником получается между тоской и сединой (с т.з. смысла)))

Третья часть подборки - стихотворение «Призраки».

«Теперь, когда твой дом пройти насквозь,
Не задержавшись даже перед спальней,
Вновь стало и привычней и реальней,
Чем что иное, я, как старый гость,
Знакомый с обстановкой (зпт!) не могу
Не подивиться славным переменам,
Исчезли двери, стулья, гобелены
[совковые олени на лугу]

Исчезла речь в обители мирской.
И запахи – ни пота нет, ни дыма…
Я думал будто всё здесь повторимо
И пол, скрипевший каждою доской,
И люстры, и кровать и даже плеть
Стенных потёков в тусклом жёлтом свете.
Теперь все тихо. Некому ответить.
И некому [и не зачем] скрипеть.

Мне снилось, что ты кашляешь, и я
Спускался вниз в аптеку и аптекарь
С безумной прытью древнего ацтека
В чугунной ступке смешивал мышьяк
С анисом и солодкою, твердя
Что от Невы до русла Енисея
Мне не предложат лучшей панацеи,
Тем более в начале февраля.

Тем более в моей кривой стране
Где вдовым лучше быть, чем разведённым
Где лечат бриллиантовым зелёным
Холеру и чахотку наравне
С укусом комара или клеща,
И лишь завхозу несколько неловко
Что сыра нет здесь даже в мышеловках,
И мыши нынче гибнут натощак.

Пергамент пуст. Ни росчерка пера,
Ни битых слов, ни гербовой печати,
Я не пытался что-то завещать им, (кому? Пергаменту, росчерку, словам, печати?)
Но был расстроен тем, что ни хера
Не взял и не оставил. От броска
На амбразуру выглядят убого.
Идущего осилила дорога.
Стоящего осилила тоска. (ах, какие эти две строки!)

А потому не тронь моих химер
Не развенчай моих ночных кошмаров
Я стал таким бессмысленным и старым
Что мой затертый временем пример,
Не сможет стать ни притчей, ни главой
Ни книгою, ни музыкой, ни музой.
Одной лишь безнадёжно заскорузлой
Законно незаконченной графой

Из списка вечной памяти. Опять
Уходит свет. И ночь над нашей поймой
Уравнивает тех, кто только пойман (хорошая рифма «пойма – пойман», но почему пойма? Откуда «пойма», если речь только что шла о доме? И почему уравнивает ночь над поймой? А если ночь над степью – тогда она не уравнивает?)
Со всеми кто давно в плену. И вспять (в каком плену? В плену химер? В плену поймы?)
Срываются ветра и полоса
Из звезд мерцает, и шаги все ближе, (чьи шаги? призраков?)
И в мире нет ни Вены, ни Парижа
Реальны только эти голоса (какие голоса? Чьи?)

Рукопожатья, вылазки из-вне, («вылазки из-вне» - это «влазки»)
Петарды, взрывы, окрики охраны. (откуда охрана взялась? Что она охраняет? «Савой»?)))
В засилье снов и крепкого тумана
Мне тоже неуютно в темноте,
Но это - явь, а с явью нужно жить
Какой бы не (ни) казалась - лучшей, худшей,
Пусть каждый день похож на предыдущий,
Пусть цоколь направляет этажи (каким образом цоколь может направлять этажи??? И какое значение имеет здесь даже направляющий этажи цоколь???)

Все – безразлично. Бред. Глобальный трёп.
Срамное место скрыл красивый листик.
Мир преисполнен глупых казуистик,
Тогда как жизнь слагается из трёх
Простых вещей, осколков, полумер
Несложных игр, смешных движений тела.
А впрочем, мне ни смысла нет, ни дела. (либо в число ТРЁХ простых вещей входят осколки, полумеры, игры и движения (=4), либо о трёх вещах просто забыли написать…)
Живи как жил. Не тронь моих химер»

К кому это обращение?
«Теперь, когда твой дом пройти насквозь…»
«Мне снилось, что ты кашляешь, и я
Спускался вниз в аптеку и аптекарь
С безумной прытью древнего ацтека
В чугунной ступке смешивал мышьяк »
«вдовым лучше быть, чем разведённым»
«Живи как жил. Не тронь моих химер»
К кому?
О ком?

Прекрасный беглый слог, образность – и впечатление луковицы.
Признаки призраков налицо. Но это только призраки мыслей и образов. Не знаю, хороша или плоха клиповость мышления, не берусь судить. Но призраки мыслей рождают фантомы восприятия, которые исчезают за такое же время, которое было потрачено на чтение этой подборки…

Талант беглого изложения – ещё не всё. Фонетический талант – всего лишь фонетический талант, не более. Одно звучание никогда не заменит смысла, как никогда не заменит содержимого красивая упаковка. Когда приходят образы, они в результате должны сложиться во что-то целое, цельное, а для этого нужно всегда помнить о третьем ките-слоне-вопросе: «Для чего?» Что автор хочет сказать? Даже сказать о состоянии (своём-собственном) – и то имеет смысл! Ну, нет действия, сюжета, только – чувства, только – импрессия, но даже импрессию нужно на чём-то базировать, чтобы получилось произведение, а не набор распадающихся образов. Т.е. в основе всё равно должна лежать (или стоять, не важно))) – мысль (авторская, творческая), идея. А иначе – «за портьерой звёзд колыбель пуста»…

И даже если «Идущего осилила дорога», но «Стоящего осилила тоска», так что пусть лучше дорога, чем тоска…

И тогда получится вот такое:

«метаморфоза выглядит смешной
ты убегаешь от чужих улыбок
и собственных закрашенных седин
а я, как прежде, остаюсь один
кормить твоих аквариумных рыбок,
читать твои стихи и слушать твой
далекий голос [пусть - его обрывок],
ведь на дорожках вытертых пластинок
и в лентах размагниченных бобин
ты, словно навсегда, осталась здесь
[вообразишь, что это так и есть,
и тут же посмеешься над собою…]

вот так бывает - выйдешь покурить,
окинешь взглядом улицу, дорогу,
деревья у реки и серый дым,
который в продолженье многих зим
идет из труб завода… [прямо к Богу],
и город вновь покажется пустым,
лишь ты в оковах злой архитектуры
стоишь забытой шахматной фигурой,
зажав в руке разбитый механизм» (Фёдор Назаров)

Вот на это - я бы прокричала "Браво!", потому что в основе этого стихотворения - и мысль, и чувство, и поэтому все образы сложились, будто сами по себе, в одно стройное целое, потому что сердцевина здесь обрастает словами, а не слова пытаются прикрыть что-то фантомное... Как говорится, была бы СЕРДЦЕвина, и тогда сразу находятся точные слова для её "одежд"...
Ваша ЕК

«Кухонный Бог

Ты вчера говорила с Богом –
Он живёт над плитой, на кухне.
Там – в подтёках масляной краски –
Ты увидела лик печальный.
Рассказала Богу о многом:
О сломавшемся старом бубне,
Что ты вытащила из ряски
На запруде в своём квартале;
И о том, что Его коровки
Улетать не хотят на небо,
Сколько ты об этом ни просишь,
Поднимая с букашкой пальчик;
А ещё, что вчера в коробке
Ты припрятала мякиш хлебный,
Чтобы вылепить кошку Фросю
С «бабыклавиной» летней дачи;
А ночами из серой шляпы
Вылезает ужасный Крурум
(Ты сама придумала имя) –
Он похож на «псабаскервила»;
Рассказала также о папе –
Как ругает последней дурой,
Напиваясь порою «вдымень»
(Это бабушка объяснила);
Как тогда достаётся маме –
«На орехи» и «по заслугам»,
Как невкусно пахнет от тряпки –
Ей «плевотину» вытирали;
Что стекла не хватает в раме…
Что мечтаешь иметь подругу…
Как обидно по морде тапком…
Как спокойно у тёти Вали…
* * *
Ты растёшь, становясь умнее
Или старше? И постепенно
Боги, феи и человечки
Тают, точно подтёр их ластик.
Ну а Бог дождаться сумеет
Новой видящей лик настенный.
У него ж впереди-то – вечность
(Стены вряд ли здесь кто покрасит).

Необратимость

За мутным немытым окном, выходящим на север,
Стакан за стаканом вливая в иссохшую глотку,
Чумная старуха в изношенных грязных колготках
Глядит через дырочки тюля, как плюшевый цербер
Заходится тявканьем. Вторит старуха дворняге –
Её глупый смех переходит в прокуренный кашель.
Забрызгав подобье фиалки слюною и кашей,
Она затихает и вновь наполняет из фляги
Дешёвым горючим гранёную липкую тару…
А помнишь, Кармен, ты когда-то пила из бокалов
Напитки богов и цветастою птичкой порхала,
Меняя пажей на пижонов? Любовным нектаром
Косила, как смерть на войне, только самых заметных:
От чуть лысоватых (душой молодых) ловеласов
До старцев-идальго – почтенных мужей седовласых,
Врываясь в их жизни, неслась вертихвосткой-кометой.
А помнишь, Кармен, первый завтрак с любимым в постели
Под звук патефона, шипящего голосом томным?
А помнишь, казалась тебе отвратительно-тёмной
Душа старушенции, тихо бубнящей за стенкой?
А помнишь, как маленькой девочкой по коридору
Бежала, играя в пятнашки с соседским мальчишкой?
А помнишь нелепый рояль с поцарапанной крышкой
И первый урок с «сольфеджисткой» (там что-то про «дО-ре…»)?
А помнишь? А помнишь? А помнишь, какими все были?
Загнулась фиалка… издох под колёсами цербер…
За мутным немытым окном, выходящим на север,
Невидима фляга под слоем слежавшейся пыли…

Непарадный П

Раб параллельных рельсов, громыхая,
Ползёт тихонько в сторону депо.
Последние из тех, кому всё "по..."
Спешат вернуться в клетки, задыхаясь
От запахов подъездных. Дряблость пор
Прикрыв рекламными щитами, Двор Апраксин
Тревожно задремал и видит сон,
В котором на казённый миллион
Таких родных американских баксов
Ему отремонтирован фронтон.
Подмигивая окнами, трущобы
Заигрывают с пьяными, а те,
Наощупь продвигаясь в темноте,
Пытаются не заплутать. Ещё бы!
Ведь где-то ржавый чайник на плите
Пронзительно горланит, выкипая,
И лампа излучает жёлтый свет,
И обещал проставиться сосед,
И кажется, что далеко до "края",
Когда задорно-подзаборный "цвет"
Шуршит по лабиринтам коммуналок,
Подобно тараканам, и всегда
Готовы прошептать бессвязно "да"
На дармовщинку толпы "зинок-галок" -
Не синеглазых - синеносых дам.
Над этим всем незримо Достоевский
ПарИт и понимает, что, увы,
Не завершить плетение канвы
Романа. Лишь парадно-алчный Невский
"Достоин" обращения на "Вы"» (Лора Векслер)

Не буду повторять то, что я писала об этой подборке Лоры Векслер во время конкурса «Супердесятка-2010» в своём маленьком эссе ««See my skin I'm a mass of blood» или «Просто сборник просто стихов»»: его можно прочитать на странице конкурса в обзорах. Сегодня (уж коль скоро Лора заявила свою подборку на рецензирование) остановлюсь на некоторых деталях, о которых мне не хотелось писать во время конкурса, потому что подборку и по сей день, несмотря на многократное прочтение, считаю хорошей, т.к. в ней есть самые главные поэтические составляющие, которые делают тексты стихами: искренность, незаёмность чувств, «нефантичность» (автор не «водомерка», изящно скользящая по поверхностям и плоскостям, а «нырок», способный посмотреть на ситуацию и проблему изнутри) и подтекст. Отсутствие «шиловской гладкописи» в данном случае тоже считаю плюсом. К тому же автор затрагивает самые острые социальные проблемы, причём делает это поэтически, не в лоб и не отстранённо, а вкладывается в то, что «рисует», эта личностная задействованность, прочитываемая между строк, мне очень импонирует. Мне понравилась цельность и композиция подборки: одинокий ребёнок – одинокая старуха – среда. Несколько натуралистично (вспомнили основные критерии натурализма? Раса, среда, момент), но точно и горько, и – воздействует, не отпускает, оставляет впечатление, запоминается, заставляет думать и сопереживать.

Но конкурс давно прошёл, и сегодня я посмотрю на эту подборку «некукольным взглядом», т.е. скажу о том, что мне в подборке не понравилось (с т.з. языка. имхо).

Стихотворение «Кухонный Бог»

«И о том, что Его коровки
Улетать не хотят на небо» - для чего инверсия? «не хотят улетать на небо» читалось бы естественнее.
То же самое и в строке «Ты припрятала мякиш хлебный». Рифм здесь «0.2», так что можно безболезненно расставить слова так, как они и говорятся в живом языке: «Ты припрятала хлебный мякиш».

Мне совсем не понравился этот «пёсбаскервил», и не потому что слово получилось не очень «усваиваемое», а потому что я не поверила, что заброшенный ребёнок, растущей в такой среде, какой её нарисовала Лора, и молящийся вымышленному Круруму, читал Конан Дойля. Да и, судя по описанию, девочка достаточно маленькая. Можно, конечно, пуститься в долгие объяснения про фильм, про рассказы взрослых (хотя, сомневаюсь, что «там» есть какие-то рассказы или чтение вслух ребёнку на ночь…), можно даже изобразить некую будущую современную сонечку мармеладову, но… Пришла в голову «мышль» о некой автобиографичности (если ошибаюсь – пусть Лора меня простит).

Не понравилась строка «Как обидно по морде тапком…». Я так поняла, что это мысли девочки, её обиды, т.е. это по девочкиному лицу тапком (не важно, кто), но слово «морда» в мыслях девочки о своём собственном лице мне показалось излишним «усугублением кручины» в данном случае.

В строке «Боги, феи и человечки» мне не понятно, откуда выскочили Боги во множественном числе (до этого один Крурум только упоминался), откуда взялись феи и что за человечки.

Строку «Тают, точно подтёр их ластик» тоже не считаю очень удачной: от ластика ничего не тает. Слово «блекнут» было бы точнее.

В концовке стихотворения «Кухонный Бог», на мой взгляд, нарушена логика:
«Ну а Бог дождаться сумеет
Новой видящей лик настенный.
У него ж впереди-то – вечность
(Стены вряд ли здесь кто покрасит)» - полагаю, что способность видеть настенные лики не зависит от факта окраски стен. Т.е., мне показалось, что последняя строка «стаскивает» смысл концовки до конкретики (стрелочка вниз, а мне бы хотелось стрелочку вверх… Но это, видимо, уже мои «заморочки»).

Стихотворение «Необратимость»

Словосочетание «чумная старуха» моё восприятие отторгло. Я понимаю, что прилагательное «чумная» использовано в переносном смысле, что на самом деле у старушки не чумка и не чума, но можно было, по-моему, и другое определение подобрать, пусть даже «чудная».

«Плюшевый цербер». Интересно. Рядом со словом «чумная» (употреблённым в переносном значении в предыдущей строке) слово «плюшевый» воспринимается тоже в переносном значении, только у этого прилагательного минимум два «переносных значения»: плюшевый – т.е. с шерстью, напоминающей плюш, и плюшевый – т.е. безвольный, мягкотелый, томный, сонный и т.д. В этом смысле странно, что «плюшевый цербер заходится тявканьем» (понятно, что именно тявканьем, раз «плюшевый», а не лаем, но при этом именно «заходится»)))

В строке «её глупый смех переходит в прокуренный кашель» - на мой взгляд, «еЁглупыйсмЕх» звучит странно: более естественно в этом сл-соч. расставить акценты, ослабив местоимение и акцентировав прилагательное, но тогда изменится ритм. И почему старушечий смех «глупый»?
А если так:
«глядит через дырочки тюля, как /-- цербер заходится лаем, и вторит старуха дворняге – смеётся, и смех переходит…»?

«Меняя пажей на пижонов». Хм… Не верю… Ежели пить напитки богов и порхать птичкой, то пажей на пижонов менять ни к чему. А вот если «на» заменить на «и» («меняя пажей И пижонов»)…

«Любовным нектаром косила» - здесь я считаю глагол «косила» не то что неточным, а просто «неизтойоперным». Нешто нектаром косят? А ежели вдуматься, то и вся фраза «любовным нектаром косила, как смерть на войне, только самых заметных», имхо, не «сложилась», потому как смерть на войне не косит любовным нектаром, т.е. косит НЕ любовным нектаром. Это серьёзный языковой и смысловой «косяк». Я бы это «косила, как смерть на войне» заменила бы на что-то более подходящее и точное (имхо).

Далее – очень интересная строка:
«врываясь в их жизни, неслась вертихвосткой-кометой». И интересна она не часто замечаемой, но часто совершаемой ошибкой: из-за того, что не из того, из чего нужно, «сделан» деепричастный оборот, нарушается логика и последовательность действий. Ведь, как мне кажется, «Кармен» врывалась «в их жизни», несясь кометой, потому что глаголы «врываться» и «нестись» подразумевают разные промежутки времени: «врываться» - разовые стремительные действия, «нестись» - длительное действие. Разовые действия могут совершаться внутри длительного, а не наоборот.
Почти такая же «ошибка» в строке «бежала, играя в пятнашки». Здесь нужно было употребить глагол «бегать», а не «бежать», она «бегала, играя в пятнашки», а не «бежала, на ходу (по ходу) играя» но замена повлекла бы сбой ритма. Значит, на мой взгляд, глагол нужно бы заменить…
И комету обозвать «вертихвосткой»? Что ж, смело. Почти тройной образ: «Кармен – вертихвостка – комета». В тройных образах промежуточное слово должно «работать» на два других, «Кармен-вертихвостка» «работает», но – в связи с этим – «комета-вертихвостка» приобретает странный смысл, несколько даже комичный.

Совсем не понравилось это «там что-то про «дО-ре…», т.е. «там что-то продОрэ» не принялось… И не приглянулось «какими все были», т.е. «всебЫли» резануло слегка.
Зарифмовано-то 20 строк из 27:
Парная + 2 нерифмованных строки
Парная + 2
Парная + 1
Опоясывающая (четыре строки) + 1
Парная + 1
Опоясывающая (4)
Опоясывающая (4).
Можно было уж пожертвовать опоясывающими рифмами в последней части стиха, чтобы избавиться от «продОров» и «всебЫлей» (имхо).

Стихотворение «Непарадный П»

В отличие от Наташи Малининой, которой в этой подборке полюбился больше всего «Кухонный Бог», я считаю лучшим стихом подборки именно этот, заключающий, стих. Но и в нём я нашла «косяки», числом два, имхо, а именно:

«…задорно-подзаборный "цвет" шуршит»
и
«Лишь парадно-алчный Невский
"Достоин" обращения на "Вы"»

Объяснюсь.

«задорно-подзаборный» звучит, но не сочетается с «шуршит».

В последних двух строках – серьёзный логический (смысловой, языковой) «косяк»:
«лишь» - некое противопоставление, почти «но», НО «достоин» саркастически закавычено, т.е. «НЕ достоин» на самом деле, по мнению автора. А кто тогда достоин? «Кому всё «по…»»? Пьяные, «наощупь продвигающиеся в темноте»? Сосед, «обещавший проставиться»? «Задорно-подзаборный «цвет», шуршащий в лабиринтах коммуналок»? «Не синеглазые – синеносые дамы»? Противопоставлять-то здесь не с чем и не с кем. Но автору противопоставить хотелось (иначе для чего это «лишь»?), а – «не вышел номер». Исправлять – нет смысла. Я бы не стала противопоставлять, а усилила бы, усугубила бы кручину (здесь), причём практически без потерь:
«романа. Даже алчно-гордый Невский
не стоит обращения на Вы».
Но автор – не я, а Лора Векслер, ей и «глину в руки». У неё должно получиться: её подборка, в отличие от «парадно-алчного Невского», достойна обращения на Вы.
У меня всё. Автору – вдохновения, новых замечательных стихов, любви и счстья.
С уважением,
ваша ЕК.

«Еще пара вдохов - и город ленивым линём
нырнет в междумирье, в мерцанье и шорох волны.
Давай расседлаем усталых своих вороных
да выпустим в ветер и вечер - а сами шагнём
на край волнореза, за край, за дрожанье ресниц,
за дверь в междудневье, за корочку снов? А давай,
присев у порога дремоты, как глупый Шалтай,
тихонько болтать и, шатаясь, поглядывать вниз,
как спит королевская рать? Засыпай же и ты,
и пусть тебе снятся медовые медные дни
да рыжие рыбы, что дремлют в морях желтизны,
скрывая от всех золотые свои животы,
да шалый закат, что мгновенье спустя отгорит
и выплеснет на небо ржавое воинство сна,
да как в междусоньи луны охряная блесна
цепляется тонким лучом за остывший гранит...»

Первое впечатление:
Сразу же скажу, что стихотворение написано на русском языке. Это важно. Т.е. не на «плохомрусском», не на «албанском», не на «русскойфени», а на нормальном русском языке. Это радует.
Мягкое, ласковое, образное стихотворение. Ясно представила себе женщину или девочку-подростка, укладывающую спать ребёнка. Стих - подготовка ко сну, стих – переход из реальности в мир снов и видений. Всё стихотворение наполнено цветом. Лично для меня здесь оказалось слишком много жёлто-оранжевого («медовые», «медные», «рыжие», «в морях желтизны», «золотые», «ржавое»), получился такой «жёлтый сон» («жёлтый дом»), я бы «по-гогеновски» немного разбавила зелёным, оттенила коричневым, но это дело вкуса.

Результаты «вчитывания»:
«Еще пара вдохов - и город ленивым линём
нырнет в междумирье, в мерцанье и шорох волны.
Давай расседлаем усталых своих вороных
да выпустим в ветер и вечер - а сами шагнём
на край волнореза, за край, за дрожанье ресниц,
за дверь в междудневье, за корочку снов? А давай,
присев у порога дремоты, как глупый Шалтай,
тихонько болтать и, шатаясь, поглядывать вниз,
как спит королевская рать? Засыпай же и ты,
и пусть тебе снятся медовые медные дни
да рыжие рыбы, что дремлют в морях желтизны,
скрывая от всех золотые свои животы,
да шалый закат, что мгновенье спустя отгорит
и выплеснет на небо ржавое воинство сна,
да как в междусоньи луны охряная блесна
цепляется тонким лучом за остывший гранит...»
1. «Рифмовка» «ресниц – вниз» не очень приглянулась, хотя, в целом, рифмы понравились, к тому же в стихотворении есть внутренняя рифма, что считаю плюсом: «за край, за дрожанье ресниц,
за дверь в междудневье, за корочку снов? А давай,
присев у порога дремоты, как глупый Шалтай
2. На мой взгляд, в стихотворении слишком много слов на «ье»: «междумирье», «дрожанье», «мерцанье», «междудневье», «мгновенье», «междусонье». Использование некоторых из них показалось надуманным, искусственным: если уже есть обозначение ночи как «междумирья», то незачем перегружать этот образ дополнительным «междудневье», а затем утежелять словом «междусонье». Чуткий читатель уже понял, что его поместили в «междумирье», зачем же его и внутри этого «междумирья» помещать во что-то «между-»? Получается какой-то зеркальный коридор, а зеркальные коридоры, как известно, вредны для нежой психики.
3. «волнореза, за край, за» считаю фонетическим недочётом.
4. «да рыжие», да шалый», «да как» - считаю стилистической ошибкой, и не потому что здесь «черезстрочное» повторение «да» в значении «и», а потому что первые «да» соединяют существительные «дни ДА рыбы», «рыбы ДА закат», а последнее «да» присоединяет придаточное предложение: «закат…, да как луны блесна цепляется». Это «да» лучше заменить на «и».
5. прилагательное «охряная» с неверным ударением производит тяжкое впечатление. При таком ударении «я» редуцируется и звучит как «е» (кто понял – поздравляю!)
«Полу-лирическое» отступление.Талантливые авторы, по-моему, делятся на 3 категории. Первые («УМники» или интеллектуалы) «вымучивают», «выжимают» из себя образы. Такое впечатление, что они озабочены только одним стремлением: «как-бы-позакозюлистей-выразиться?» Их произведения пестрят «изУМинками» и напоминают яички Фаберже, так много в них эмали, золота, каменьев самоцветных, скани, зерни. Смотреть на них – и удивляться: «Надо же, как хитро сработано!» Вторые («психо-соматики») «выстрадывают», «проживают», на собственной «шкуре» испытывают «боль и нерв» своих образов. От их творений хочется сопереживать, плакать, топиться, прижимать автора к груди и качать на руках. А третьи – «Мастера»: им всё равно, в каком состоянии они находятся (они большинство состояний уже либо пережили, либо «смоделировали»), они из любого подручного материала сделают нечто, что заставит читателя или зрителя делать то, что хочет автор, а сами будут стоять в сторонке и с гримасой Пикассо и «леонардовской» усмешкой петь-думать что-то типа: «ему немного подпоёшь – и делай с ним, что хошь!» И им не важно, в какой форме подать своё «слово-и-дело», простыми или сложными средствами или приёмами, они такой то-о-о-оненькой иголочкой всё равно проткнут вашу оболочку и надавят на нужный нерв, потому что они ЗНАЮТ, как, что, зачем и почему. «Сволочи», конечно… Лезут без спросу в души, ворочают там, воду мутят, тараканов травят. Вот и церковь против них… Но это я так, к слову. Отдохнули-отвлеклись? Пошли дальше.
6. «шагнём за дрожанье ресниц» отношу к числу «изУМинок». Понятно, что ресницы дрожат, когда человек находится в состоянии «засыпания». Но и перед «просыпанием» они дрожат. Образ, на мой взгляд, искусственный, надуманный.
7. к таким же «изУМинкам» отношу и «дверь в междудневье», и «междусонье». Стоит ли отказываться от смысла ради эффектного, но искусственного образа?
8. К числу смысловых ошибок (абсолютно уверена, что все смысловые недочёты возникают вследствие незнания лексики, нежелания думать над смыслом слов. Порой слова, поставленные рядом, не дополняют, не углубляют смысл друг друга, а «срезают» его, а в результате получаются «распадающиеся» образы.) в данном случае отношу:
«шорох волны» (шорох производит только что-то сухое),
«корочка снов» (непонятно, то ли у снов есть корочка, то ли сами сны являются корочкой чего-то),
«в ветер и вечер» (слово «вечер» очень спокойное, «бархатное», прислушайтесь: в-е-Ч-е-р… Это время перед сном. К тому же в стихотворении описан как раз этот самый момент «засыпания», так зачем же здесь этот «ветер», навевающий (в прямом и в переносном смысле) что-то тревожное? Мне кажется, лучше заменить «в ветер» на прилагательное к слову «вечер», тем самым ещё и «разнести» двойное «ВВ». К тому же «усталых вороных» выпускать «в ветер»… Жалко коников…),
«отгорит и выплеснет» (это «тонкая химическая технология»? Мне не понять… Напоминает какие-то нефтепродукты)
и, конечно, слово «гранит» в конце стихотворения (твёрдое, жестко звучащее, как надгробная плита… бр-р-р…)
9. С т.з. цели стихотворения («усыпление», настрой на сон, «утишение», перевод в почти сказочную реальность) ещё одна вещь «раскарябала». Размеренный ритм стиха, вереница цветных сказочных (полуфантастических) образов настраивают на что-то очень тёплое, но только читатель начинает погружаться в «междумирье», стараясь разглядеть золотые животы рыжих рыб, как тут же получает ТРИ укола «НЕ-СПИ!»: «РЖАВОЕ!», «ВОИНСТВО!», «ГРАНИТ!» (Ай! Ай! Ай! По-мо-хи-те…!) Если именно в этом цель – тогда принимаю (желание автора – закон для читателя).
10. «в междусоньи луны блесна» - не очень хорошо воспринимается, потому что слово «луны» поставлено между словами «междусонье» и «блесна», и получается, что можно составить два сл-соч.: «междусонье луны» и «блесна луны».
11. В строке «на край волнореза, за край, за дрожанье ресниц» «на край волнореза» лично для меня – стрессовый образ, а «на край» - ещё более стрессовый. Но это моё личное восприятие. Может, для кого-то «волнорез» – всего лишь волнорез, и ничего больше, а «на край» (в данном случае) означает только «на край волнореза».
12. «медовые медные дни» понравились особенно тем, что слово «медовые» обозначает не только цвет, но и вкус. Только не поняла, почему «дни», если название «Медовые сны».
Послевкусие:
в целом – стихотворение понравилось: образность, хороший русский, доверительность, мягкость тона. Моя оценка – 8.