Вчера в Биберево менты убили мужика за то что он справлял малую нужду у станции - припекло, а биотуалеты еще закрыты. Подъехали на машине и начали заталкивать его туда, он, конечно, сопротивляться - за что? Стали избивать, перестарались. Когда бабы возмутились, оборотни в погонах заявили, что он педофил - половые органы при детях показывал! Ну, ясно, Медведев дал отмашку - бей педофилов - теперь все мы потенциальные педофилы. Ничего этим подонкам не будет, уверен.

Сижу на закрытой крышке унитаза и смотрю на Валю, стоящего у противоположной стены. На Вале белые джинсы, белые туфли с цепочкой, белые носки и белая трикотажная курточка. Невольно на ум приходит скверный анекдот про циркового артиста, взрывавшего под куполом бочку с экскрементами. Валя стоит неподвижно с бесстрастным, ничего не выражающим лицом. Можно позавидовать его выдержке. В каюте идет уборка, а я, закрывшись с Валей в туалете, изображаю больного человека, время от времени спуская воду в унитазе – чтоб слышала горничная за дверью. И почему-то мне совсем не стыдно. Горничная долго шуршит веником, двигает стулья, наконец, решив, что больше там убирать нечего, уходит. Я выхожу из туалета и запираю двери на ключ.
Валя выходит следом. Мы стоим и смотрим друг на друга. В коридоре слышны шаги, голоса – звукоизоляцией здесь и не пахнет.
- Послушай, ну зачем такие сложности? – мой голос перекрывает коридорную суету, и я невольно сбавляю тон. – Неужели нельзя было просто уйти от нее, не подвергать риску свою жизнь такими трюками?
Чтоб услышать мой шепот, Валя придвигается поближе, теперь мы стоим почти рядом и перешептываемся, как два заговорщика.
- От некоторых людей нельзя уйти иначе, как умерев, – шепчет Валя.
- А как ты смог подняться на борт?
- Да просто все. Веревка висит из иллюминатора, залезть и переодеться в малознакомую близким одежду – дело техники.
- Ну, ты и… Жан Маре, - говорю я и отхожу к своей койке, потому что все давно уже ясно.
Валя идет за мной, внезапно обнимает и целует в шею.
- - Спасибо,- чуть слышно шелестят его слова.
Мне совсем не хочется, чтоб он отпускал объятия, и он, кажется, это понимает. Мы стоим около кровати, наполняя друг друга теплом – и наступает мгновение, когда черта близости может истончиться и исчезнуть.
«Боже, прости», - неожиданно для самой себя шепчу я, а мой неожиданный друг по-хозяйски разделывается с моею же одеждой…
Днем я выхожу к обеду, рассеянно ковыряю котлету и снова спускаюсь в свою каюту, не встретив ни одного знакомого лица. Валя ждет меня, развалившись в постели нагишом. Для человека, недавно покончившего с жизнью, он выглядит неплохо.

Перед сном я быстро приняла душ, благо душевая в двух шагах от моей каюты, и никакой очереди ночью. А когда вернулась, меня ждал сюрприз. Легкомысленно не закрыла на ключ дверь – и вот-те здасьте. Из левого угла моей каюты на меня глядел покойный Валя. Он был ВЕСЬ В БЕЛОМ.









2
Позже я анализировала свои первые ощущения, пытаясь понять, почему не испугалась живого трупа. Когда я зашла в каюту, то первым делом увидела силуэт человека в углу, белый силуэт в неясности белой ночи, едва пробивающейся в иллюминатор. Поскольку одежда человека была светлее его лица, головы практически не было видно – она сливалась с темной стеной каюты. Эта несообразность как-то сразу озадачила меня, и рука сама потянулась к выключателю, а вспыхнувшая лампа высветила лицо человека, ранее скрывавшееся в тени. Сам факт наличия головы, ранее не видимой, придал появлению человека в моей каюте некую успокаивающую ноту, а узнавание Вали стало уже вторичным фактором. К тому же я не верю в те мистические бредни, которые так пугали чугуевскую девушку. Лицо Вали было изможденным, даже жалким.
- Бога ради, - шепотом сказал утопленник, - не надо никого звать.
- Да я и не собиралась, - так же шепотом выдала я сущую правду.
- Вы не знаете, который час?
- Где-то около трех ночи.
- Три часа…Значит, я уже сутки ни для кого не существую, - проговорил он как бы для себя.
- Ну, и как это понимать? – сурово осведомилась я после некоторого молчания.
Он вздохнул и пожал плечами.
- Глупо. Неудачно все получилось. Запутался в отношениях. Решил исчезнуть. Вот таким способом.
- Как вы оказались на корабле? Вы же выпали!
- А, это старый трюк. Я уже пробовал раньше. Выбрасываешь в иллюминатор хорошую крепкую веревку, в воде цепляешься за нее и залезаешь в свою каюту, благо она невысоко над ватерлинией.
- Но вас же могло затащить под днище, к винтам! – поразилась я.
- Да, был риск, - согласился он. – Но я больше боялся, что они зайдут в каюту и заметят меня раньше, чем я переоденусь и спрячусь.
- А ваша одежда, которой вы упали…
- Выбросил. В тот же иллюминатор.
- Но зачем такие сложности?! Нельзя было просто объявить своей спутнице, что пора расстаться? – недоумевала я.
- Нет, нельзя, - сурово проговорил он; и после небольшой паузы, - Вы понимаете, мы же собрались все четверо уехать в Израиль, уже готовы документы, оставалось только пожениться, расписаться то есть.
- И чем же вас не устраивает историческая родина?
- Да какая родина? – хмыкнул он. – Я вообще скорее немец, чем еврей, – по дедушке.
- Очень похоже, - сказала я.
Валя был черноволос и носат, почти как Софья. Правда, на мужском лице его горбатый нос разворачивал мысль в сторону Кавказа. Будь у него акцент, можно было бы смело считать Валю представителем одной из многочисленных южных республик нашей страны.
- Ну, и что же вы собираетесь делать…немец? – полюбопытствовала я, осознав комичность ситуации.
Судя по всему, мне придется прятать немца от евреев, желающих принудительно вывезти несчастного в свой национальный анклав, хы!
- Я сойду, - сразу пообещал он. – В Петрозаводске сойду. Надо только переждать сутки–двое. Вы не знаете, сколько нам плыть до Петрозаводска?
- Не знаю, - устало вздохнула я. – Но как вы прятались все это время? И как вы думаете прятаться тут? Утром придут убирать каюту, горничная знает, что моя попутчица сошла.
- Да, надо что-то придумать, - ответил он на вторую часть моего вопроса. – Вы не могли бы что-то дать мне поесть? Я больше суток ничего во рту не держал.
Я задумалась. На всякий случай у меня в сумке лежали припасенные из дому пакеты с супом. Можно было вскипятить воды и развести концентрат. Так я и сделала. Валя выпил четыре стакана горячего бульона и заметно повеселел.
- А как вы думаете жить дальше? – спросила я, собирая в пакет пластиковую посуду.
- В смысле?
- У вас есть, где жить, документы, родственники?
- Документы – вот, - и он вытащил из заднего кармана упакованные в целлофан бумажки.- А родственники… Зачем мне родственники?
Судя по его интонации, он действительно не обременял себя родственными связями.
Чтобы читатель имел представление, где происходило данное действо, мне придется описать свою каюту.
При входе в нее человек попадает в небольшой коридорчик наподобие наших «хрущевок». Слева туалет, почему-то без душа, справа шкаф для одежды. Коридорчик отделен от каюты шторками, которые, однако, никто никогда не задергивал. В собственно каюте слева стоит кресло, в котором и сидел Валя при первом своем появлении, справа – столик, еще чуть дальше – две кровати по разные стороны каюты и еще один столик под окном, вернее, прямоугольным иллюминатором. Вероятно, когда-то это была каюта-люкс, но в результате непонятных переделок получилась каюта класса «В» на двух человек.

Поутру раздался настойчивый стук. Не успела я продрать глаза, как мой тайный гость метнулся к платяному шкафу и замаскировался там. Поправив скомканное одеяло на его постели, я открыла...
Вежливо улыбаясь, в дверях стоял знакомый до тошноты помощник капитана.
- Что? Еще одну объяснительную? – попыталась я сразу же взять быка за рога.
- Вы пустите меня в каюту или мы будем разговаривать на пороге? – любезным тоном осведомился помощник.
Пришлось пустить. Конечно, им нужно было иметь «на всякий случай» объяснительную «незаинтересованного свидетеля» падения пассажира за борт. Пока не найден труп, нельзя говорить о смертельном случае, но случай падения… И т.д., как по писаному. Я несколько озверела. Когда в шкафу стоит этот самый необнаруженный труп, грозящий проявить себя в любой неподходящий момент, поневоле хочется иметь семизарядный кольт под рукою.
«Такого-то числа такого-то года, находясь в 2 часа ночи на палубе, я стала свидетелем падения за борт пьяного пассажира, который вместе с командой теплохода несколько ранее с 17 часов до отмеченного выше времени, употреблял крепкие спиртные напитки. В связи с отсутствием внятного и быстрого командования экипажем, поиски упавшего пассажира начались преступно поздно, и не дали положительного результата. Считаю своим долгом обратиться с данной объяснительной в Управление речного флора РФ для тщательного разбирательства произошедшего и строгого наказания виновных от помощника капитана, ставшего завсегдатаем подобных пирушек на судне, до последнего матроса, призванного обеспечивать безопасность и комфорт отдыхающих в круизе пассажиров.
Число. Подпись».
Надо отдать ему должное – ни один мускул не дрогнул в лице старого морского (речного) волка! Он с каменной физиономией прочел мою объяснительную, аккуратно сложил листик вчетверо и спрятал во внутренний карман. Оглядев оставленный с ночи беспорядок на столе, помощник капитана перешел в наступление.

- Вы были ознакомлены с правилами внутреннего распорядка на судне? В каютах запрещено включать нагревательные приборы, тем более готовить с их помощью еду. Чем Вас не устраивает питание на теплоходе?
- Прежде всего тем, что из меню исключены кефиры и йогурты, - отбила я первую атаку. – Без этих кисломолочных продуктов у меня несварение. И расстройство желудка, - мужественно закончила я, сообразив, какую выгоду может принести нам с Валей такое бессовестное заявление.
Помощник капитана выразил не то удивление, не то презрение, приподняв левую бровь на несколько сантиметров.
- Я скажу доктору, он Вам принесет что-нибудь от поноса.
И с этим хамским заявлением помощник, как всегда, плавно поднялся и вышел из каюты.
Едва я закрыла дверь на ключ, как постучала горничная, которая пришла убираться. По всей видимости, меня ожидал интересный и насыщенный день.

«Знаете ли вы КАРЕЛЬСКУЮ ночь? О, вы не знаете КАРЕЛЬСКОЙ ночи! Всмотритесь в нее. С середины неба глядит месяц, необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятнее... Девственные чащи черемух пугливо протянули свои корни в ключевой холод и изредка лепечут листьями, будто сердясь и негодуя, когда прекрасный ветреник – ночной ветер, подкравшись мгновенно, целует их... Божественная ночь! Очаровательная ночь!»
Если бы Гоголь видел белую ночь, как вижу ее сейчас я, стоя на носу теплохода, он бы описал ее не менее взволнованно.
Солнце желтым растекающимся апельсином ныряет за горизонт и оттуда освещает по-вечернему небосвод, а ведь уже около двух часов ночи! Слева Шардонские острова оттеняют верхний свет, внизу маслянисто поблескивает вода…тишина.
Мое одиночество снова нарушено. На палубу вышла та самая девушка, с которой мы писали показания по факту трагического случая с Валей. Кого-то она мне сильно напоминала.
- Доброй ночи, - поприветствовала я ее и всмотрелась в черты лица. Да, почти полная копия жительницы Чугуева с репинского портрета – тот же восточный изгиб бровей, та же свежесть взгляда. Почему-то при дневном свете мне это сравнение не приходило в голову. Мне не нужно напрягать память – репродукции с картин Репина мне часто показывала бабушка, она работала в музее.
Какое страшное кощунство: в этом волшебном воздухе белой ночи вести разговор о покойнике! Но меня с девушкой «из Чугуева» ничто, кроме злополучного Вали, не связывало, и мы разговорились именно о нем.
- Знаете, он был другом моего мужа и, вероятно, его земляком. А муж мой приехал в Москву из Баку накануне тех страшных событий. Ну, когда избивали армян и готовились избивать русских, - девушка нервно качнула головой.- Возможно, он сам был нерусским, что-то восточное в лице… Я едва удержалась, чтоб не ляпнуть то же о лице ее подругиСофьи.
- А этот…рыжеволосый – Ваш муж? – полуутвердительно спросила я.
- Нет, мой муж умер еще раньше.
- Извините, - пробормотала я.
- Да это было довольно давно, - усмехнулась девушка с портрета.- Что характерно, Валя приехал в гости к Софиному мужу, даже не зная о его смерти. Вот так с порога она ему и объявила. И знаете, что ей сразу бросилось в глаза? – голос девушки стал приглушеннее, в нем появились нотки, которые проскальзывают у детей, рассказывающих друг другу на ночь страшные истории.
- Что?
- Он как будто был готов к тому, что не застанет ее мужа и своего друга в живых.
- Что вы говорите!
- Вообще, то среднее перестроечное поколение нежизнеспособно, нам, по крайней мере, было легче пережить крах империи.
- А Вы намного младше своего бывшего мужа?
- На одиннадцать лет. Через год мне стукнет тридцать, - с коротким смешком сказала красавица.
- Но ведь Валя погиб в возрасте тридцати одного года…
- Это Вам Софа сказала?
- Ну, да…
- Вале было за сорок. Соня всегда приукрашивает действительность.
Я не поверила чугуевской девушке. В черных волосах Вали не было ни одного седого волоса. Хотя, конечно, он мог их подкрашивать. Но черты лица…
В затянувшейся паузе вдруг подумалось, как сместились возрастные акценты. У нас дома соседская пара: муж 49 лет и жена, хоть и на 12 лет младше него, но все ж не девочка. Из детей у них один кот, и тоже уже в годах. Тем не менее, все наши называют их «молодыми»! Ориентируясь, вероятно, на возраст кота.
- И знаете, что еще?..- прервала мои размышления девушка.
- Да?
- Не считайте меня фантазеркой, но мне показалось, что я видела Валю на следующий день после его гибели!
- Как? Где?
- В толпе пассажиров. На средней палубе.
- Так подошли бы поближе и убедились: он это или просто очень похожий на Валю человек?
- Ах, подойти – как же! Вы знаете, меня все эти мистические штучки не привлекают. Я иной раз смотрю третий канал в Москве, сколько там наворочено: двойники из параллельных миров, души…
Да, девушка была подкованная в таких вопросах…
- Возможно, вы просто увидели человека в похожей одежде…
- Да нет же, - подняла она свои восточные брови, - он вообще был в другой одежде. Но походка, как у неандертальца; то есть я, конечно, не видела, как ходят неандертальцы, но думаю, что именно так, как этот парень – неуклюже и в то же время легко, по-звериному. А одет он был во все белое.
…Н-да. «Во все белое». Я отвернулась, чтобы девушка не видела моего лица и засмотрелась на воду.
Белые ночи не дают спать и другим пассажирам. Потихоньку палуба заполняется тонко настроенными гражданами. Вот и рыжий пришел к своей чугуевской подруге, и они, уединившись у борта, о чем-то тихо заспорили.
А я, пожалуй, пойду баиньки…

В тот день мы еще раз перекинулись несколькими словами с Софьей. Я узнала, что она еврейка (что и так было заметно) и актриса какого-то театра на Юго-Западе столицы (что меня удивило, потому что на актрису она была похожа еще меньше, чем на невесту). Но этим же вечером команда теплохода, как всегда, отмечала скорое завершение круиза, а пассажиров развлекали артисты из пассажиров же. После того, как актер Таганки Завикторин продекламировал стихи Есенина, на импровизированную сцену вышла Софья и почитала что-то из поэзии Танича.

Было, хлеба не было нигде,
И играли школьники в «Зарницу»,
Было, нас пасло НКВД
И не выпускало за границу.
…
Было-было! И, перекрестясь,
Я о том, что было, не жалею,
Но грущу, что не перевелась
Очередь безумцев к мавзолею!

На мой взгляд, читала она неплохо, почти как Доронина. Но меня занимал другой вопрос. Когда Софья под аплодисменты спустилась к нам, простым людям, я тихонько спросила ее:
- А Вы не боитесь осуждения? – Ведь только вчера ночью погиб Ваш жених, до стихов ли сейчас?
Она презрительно сморщила гордый свой шнобель и беспечно ответила:
- Да кто об этом, кроме Вас да капитана, знает?
Такой цинизм не то чтобы потряс меня, но стало очень грустно. --------------------------------------------------------
Я ушла на нос корабля и встала лицом по ходу движения. Здесь почти не слышно работы машин, свежий ветер и несущаяся навстречу вода – хорошо!

Нашего утопленника звали Валя, Валентин, причем одна из девушек была его невестой, с которой Валя хотел расписаться сразу после путешествия на теплоходе. Я узнала это, когда писала показания вместе с красивой чкрноволосой девушкой и некрасивым рыжим парнем, также бывшими свидетелями несчастного случая. СамОй валиной невесты с нами не было, очевидно ее опросили персонально.
В поселке с длинным названием Пристань Надвоицы милиционер сошел, следом сошли на берег почти все пассажиры, включая безутешную невесту Вали, – они поехали смотреть водопад. Вернулись довольные,- судя по разговорам, у водопада просто страшно стоять, - я пожалела, что не поехала.Впрочем, та черноволосая девушка тоже осталась в своей каюте.
------------------------------------------------------------------------------------------------
Я сидела под тентом на верхней палубе, ловя встречный поток воздуха, столь желанный на такой жаре, когда увидела, что сюда же идет четвертое живое лицо развернувшейся ночью трагедии – невеста безвременно утопшего.
Валина невеста подошла и села рядом со мной, явно желая выстроить какие-никакие приятельские отношения. И тут же вытащила длинную тонкую сигарету, а я терпеть не могу дыма.
- Курите? – спросила она и, увидев мое отрицательный жест, затушила свою сигарету.
В деликатности ей нельзя было отказать. Смуглая и худая, с характерным «южным» носом, в очках, она совсем не походила на невесту, по крайней мере, такую невесту, какой все ее представляют.
- Напрасно Вы не поехали на экскурсию, - сказала она вместо приветствия, - там интересный выход породы на поверхность. И радиола цветет…
- Говорят, на обратном пути будет такая же экскурсия, - ответила я.
- Меня Софья зовут, - представилась наконец девушка.
Я назвала свое имя. Мы перекинулись еще парой фраз и заговорили на волнующую нас обоих тему.
- Ужасно, - совершенно искренне заявила я,- такой молодой… Сколько ему лет было?
- Тридцать один, - сказала Геля.
- Да? Я думала, что меньше.
- Вы написали, что это был несчастный случай? – спросила она.
- Ну, да. А что я должна была написать? Пьяный молодой человек… Валя – его звали?
- Не такой уж он был пьяный,- процедила Софья и, видимо, забывшись, все же закурила.
- Вы хотите сказать, что он…нарочно? – сама мысль о только что произнесенном мною варианте показалась дикой.
Она нахмурилась, помолчала и нехотя сказала:
- По крайней мере, у него уже был случай неудачного суицида.
Я припомнила момент падения Вали за борт.
- Не знаю… Все было так естественно… Он зацепился за нижний леер, потом оборвался.
- Да, конечно, - отрывисто бросила Софья и сильно затянулась дымом.
Кажется, она жалела, что проговорилась мне о суициде. Я еще минутку потерпела ее сигаретный аромат и откланялась.

Плавание по шлюзам – весьма утомительное занятие. Теплоход продвигается со скоростью 8 км в час мимо пустынных берегов, унылых пейзажей. Поневоле вспоминается, что на строительстве Беломорканала уморили более сотни тысяч человек. По сути весь этот канал – огромная братская могила.
Как только после очередного ползущего участка маршрута мы вышли в озеро, теплоход набрал скорость и пошел веселее. Ночью я вышла на палубу подышать свежим воздухом, но, видимо, сделала это слишком рано. Ресторан только-только перестал работать, поэтому стайка молодых людей все еще крутилась рядом, отравляя свежий озерный воздух сигаретным дымом и парами алкоголя. К тому же они, видимо, поссорились между собой, и орали друг на друга, вставляя в речь неизбежные матерные словечки. Их, как в известном романе Фенимора Купера было четверо: двое мужчин и две женщины. Потом их стало трое. Один парень сел на перила спиной к воде, но, не удержавшись, завалился назад, повис на перилах и в конце концов сорвался в воду. Девки завизжали, а я бросилась искать капитана, чтобы он дал команду остановить теплоход. Пока я его искала и объясняла происшествие, прошло минут пять. Теплоход ушел далеко от места падения пассажира. Капитан распорядился спустить шлюпку и заняться поисками – он думал, что пьяный мачо мог зацепиться за бакен и продержаться с полчасика. Поиски не дали результатов, и спустя пару часов теплоход, как ни в чем ни бывало, продолжил плавание.
Случай гибели пассажира, происшедший на моих глазах, совершенно вытеснил все мысли о дурацкой ситуации с объяснительной и плафоном. Однако на пристани у очередного шлюза на теплоход взошел милиционер – и мне, как свидетельнице, пришлось писать еще одну бумагу. В каком-то ступоре я сидела над листом, держала в руках ручку, а в голове крутилась фраза из какого-то полуцерковного стишка: «За руку мальчик Колю потянул -
Качнулось тельце… Коля утонул».

В круиз по старинным и не очень старинным местам России я попала случайно. Семейный кризис, нервы, переживания, а тут подруга взяла билет и не смогла из-за накопившихся проблем им воспользоваться – уступила поездку мне. Предполагая, что основное время путешествия займут сон, еда и созерцание текущей воды, я согласилась. Еды было действительно много, просто какая-то обжираловка, но насчет сна я сильно ошибалась.
Утром следующего дня после столкновения с сухогрузом в дверь моей каюты вежливо, но настойчиво постучали. С трудом разомкнув очи, я быстро облачилась в халат и впустила помощника капитана, крупного мужчину с благородной проседью в волосах. Минут пять он объяснял мне, что от меня требуется, пока я спросонья наконец-то поняла его.
Бабушка-божий-одуванчик написала жалобу в вышестоящие инстанции, а поскольку до ее бегства мы на двоих делили с ней каюту, мне следовало написать что-то вроде объяснительной для прикрытия командного состава теплохода. Чтобы быстрее отвязаться от помощника, я тут же при нем накатала на двух листах душераздирающую историю о подвиге моряков теплохода, предотвративших повторение истории с известным «Титаником». Плафон, упавший на голову старушке, был упомянут, как нелепое и даже смешное событие, не стоящее внимания ответственных за этот плафон лиц. Помощник капитана взял мой опус и, внимательно разобрав его литературные достоинства, остался недоволен.
Вот тут Вы пишете: «Теплоход, следовавший правильным маршрутом, в густом тумане столкнулся…»<неи- Ну, и что? – недоуменно спросила я.
- Понимаете, - помощник снисходительно улыбнулся, - спасибо, конечно, за упоминание о тумане, но лучше бы Вы написали не «следовавший», а «стоящий». Мы стояли в шлюзе – и напоролись на эту баржу…<неи- Стояли? А как же мы могли в таком случае «напороться»?
Помощник, еще раз снисходительно улыбнувшись, задумался. Очевидно, он знал много способов напороться в любом положении и теперь перебирал все эти способы в уме.
- Понимаете, шлюз — это фантастическое изобретение. Проходя по каналу, мы опустимся суммарно на 49 метров. Прошли два шлюза - опустились на 16 метров. Этот теплоход с 1963 г ни разу не ремонтировался…
- Ну, хорошо, хорошо, - не выдержала я, испугавшись, что мне придется услышать историю теплохода, начиная с 63-го, - напишу так: «Ночью, стоя в шлюзе, теплоход с туристами напоролся на сухогруз и слегка подмял его под себя». Нормально?
Помощник еще раз снисходительно улыбнулся и кивнул, не оценив моего еврейского пассажа с выражением «слегка подмял». Тут же при нем я переписала первый лист объяснительной. Вместо того, чтобы взять мое творение и уйти, оставив пассажирку досматривать сны, этот седой морской волк стал вдруг жаловаться на трудности корабельной службы, на команду, наспех и небрежно собранную чуть ли не в столичных кабаках и проч. Минут через десять его мужественного нытья мне стало казаться, что все его излияния неспроста, что он хочет завербовать меня, как в 38-м вербовали сексотов, чтобы я следила за обнаглевшей палубной командой, или, на худой конец, спряталась в бочке из-под яблок и подслушала, какие планы строит местный Сильвер и его знаменитый попугай. Как-то плавно помощник капитана перешел от чисто бытовых трудностей своей службы к всеобщим катастрофам. Я узнала, что где-то на реке Свирь, в районе Лодейного Поля, из-за плохой видимости недавно столкнулись два теплохода. Теплоход «Пиндуш» шел из Онеги в Петербург с грузом леса и в тумане налетел на стоящий на якоре теплоход «Сормовский-118». В результате последний получил пробоину длиной в 3 метра и шириной 7 сантиметров. К счастью пострадавших нет.
Другой случай произошел с теплоходом, подобным нашему, в шлюзе. Судно развернуло боковым ветром и навалило на правую створку шлюза. На борту теплохода находилось 43 пассажира, но никто из них не пострадал. "Прохождение судов через шлюз не нарушено", - гордо сообщил мой рассказчик.
В Ленинградской области на реке Свирь около города Лодейное Поле сел на мель теплоход "Киров", который следовал по маршруту Москва - Санкт-Петербург. Судно получило пробоину диаметром 15 сантиметров ниже ватерлинии. Экипаж корабля самостоятельно заделал дыру и продолжил ход. Информации о пострадавших нет, на борту теплохода находились около 200 туристов.
Далее. Туристический теплоход «А.С. Попов», следовавший по Волге, потерпел аварию у населенного пункта Каменный Яр. На борту теплохода находились 224 человека, в том числе 174 пассажира, 18 из них - на инвалидных колясках. Жертв и пострадавших нет. В районе населенного пункта Каменный Яр теплоход вышел за буи, обозначающие мель, и повредил винт, после чего встал на якорь. Посадки на мель не произошло.
Слушая вполуха помощника, я поймала себя на том, что непроизвольно записываю на отдельном листике названия населенных пунктов, теплоходов и цифры непострадавших пассажиров, переживших аварии. Очевидно, мои действия вдохновляли информационно подкованного моряка, потому что он не собирался останавливаться. Я решительно отложила ручку и встала.
- Простите, но мне необходимо привести себя в порядок.
Пробубнив на прощание еще кой-какие подробности очередного кораблекрушения, в котором никто из пассажиров не пострадал, помощник плавно удалился.
Его рассказы напомнили мне прочитанную в детстве книжку английского писателя Конрада – там тоже описывались крушения за крушением, мужественные моряки гибли или выкручивались из критических ситуаций, но никто из пассажиров, будь то английские леди или китайские гастарбайтеры, не страдал.

По правде говоря, история с отчалившей пассажиркой была мне на руку. Бабуля была еще тот фрукт: подозрительная, хитрая и беспокойная. Все эти неприятный для попутчика качества она скрывала за ханженской улыбкой и предельной вежливостью. Особенно меня доставало ее стремление проверить меня на честность: она выходила куда-то из каюты, якобы надолго, а потом, неслышно подкравшись, вдруг врывалась с силой и скоростью индийского пассата. Видимо, она пыталась узнать таким способом, роюсь ли я в ее вещах. Один раз, когда я стояла близко к двери, завязывая шнурки, она с размаху влепила мне дверью в лоб. Потом долго извинялась, но синяка извинениями не уберешь…

Ночью, стоя в шлюзе, теплоход с туристами напоролся на сухогруз и слегка подмял его под себя. Народ высыпал на палубу. Впритирку к борту, намного ниже застыла чуток помятая посудина с песком. Возле кучи песка ходил один-единственный матрос, он вставал на карачки и сосредоточенно заглядывал под борт теплохода. )))) А капитан последнего вместе со старпомом, нещадно матерясь, выясняли отношения по громкой связи с капитаном сухогруза. Тот тоже оказался мастером художественного слова.

Весь этот бесплатный концерт с интересом слушали вмиг стряхнувшие с себя сон пассажиры. Кто-то порадовался, что за бортом - песок: "Если что - спрыгем прямо в кучу!" Всё обошлось более-менее благополучно, никого не покалечило на сухогрузе, никто не упал за борт, никто не свалился с койки на т/х...

Накануне вечером команда теплохода отмечала скорое завершение круиза, сам капитан долго пел под караоке диким голосом, не попадая ни в одну ноту.

Но злоключения только начинались. В один из последующих дней, когда ничто не предвещало беды, с потолка отвалился плафон и упал прямо на голову бабушки-божий-одуванчик. В первом же порту бабка сошла на берег. Она, единственная из пассажиров того злополучного рейса, поступила правильно. Потому что все, что произошло далее, не укладывается в рамки примитивной логики. Хотя все девятнадцать шлюзов Беломорканала тому свидетели.

И стали они тут жить-поживать да добра наживать.

К концу года перебор скандалов вынудил меня собрать в сумку нажитое за время совместной жизни добро и аккурат на новогоднюю ночь уйти от подруги. Я и раньше пару раз пытался это сделать, но Софка падала на колени, цеплялась мертвой хваткой и не давала шагу ступить. На сей раз я решил твердо – уйду!
Я шел по лестнице вниз, а Софа, не успевшая крепко уцепиться за меня, бежала сзада и лупила меня по голове и плечам. Уже на улице, страшно обозлившись не столько на побои, сколько на слова, исторгаемые ею, я вдруг повернулся и с ходу грохнул ее тяжелой сумкой по голове. В последний момент заметил, что удар приходится ребром. Каким-то неуловимым движением я успел повернуть ребро сумки на пару сантиметров, и Софочкина голова приняла удар мягкой части. Однако и этого было достаточно. Она рухнула, потеряв сознание. Я на руках, страшно матерясь, отнес ее домой – Софа вновь победила. Кругом палили фейерверки – наступил Новый год.
Пришла весна. Я курил, сидя с ногами на подоконнике. Как мы дотянули до весны? Внизу шел крестный ход: власти района отдали православным пристройку у дома, попы отделали ее под церковь и теперь обходили крестным ходом наш дом. Дому было наплевать на освящение. Дом ел, курил, ругался, глотал стограммы и выносил мусор. Глядя вниз на этих клоунов, я вдруг подумал, как хорошо было бы свалиться вниз головой прямо им под ноги. Самоубийство на публику никогда не было для меня самоцелью, и тут что-то в моих обычных суицидных мыслях насторожило.
Раньше я просто хотел уйти из этого непонятного мира, пробующего на излом каждую нелабильную психику. Теперь возможность зло подшутить над святошами вдруг стало приоритетом. А хочу ли я смерти? Раньше это было так просто – подойти к краю и заглянуть вниз, не боясь, что песочный склон унесет тебя в бездну, а частично и желая этого. Теперь же не получается даже уйти от истеричной женщины, шантажирующей меня – чем! – самоубийством, моим давним хорошим другом во всех пиковых ситуациях. Я сидел потрясенный и уничтоженный с ногами на подоконнике десятого этажа и прощался с прошлым. Внизу толпа пела какие-то псалмы, а мне казалось, что до меня долетают обрывки розенбаумовской песни «отслужи по мне, отслужи, я не тот, что умер вчера». Прощаться с молодостью под гоп-стоповский репертуар в исполнении церковного хора, какая дьявольская ирония, бля…

«Это уже было во Вьетнаме», - сказал мне кто-то во сне, и я проснулся на жесткой привокзальной лавке. Я вспомнил страх. Время потеряло свою надежность. Время сжималось. Я ощущал это сжатие каждой клеточкой существа. Время сжималось в тугую пружину, становилось страшно – а ну, как развернется, сметая обыденность жизни? Бывает иррациональный, непрактичный страх. Немного боюсь смерти. И еще больше боюсь чего-то. Может, будущего. В тот день, когда я прыгнул в поезд «Воронеж – Москва» и помчался навстречу неизвестности, я начал последний этап своей жизни. Как тогда казалось. Начал как раз на солнечное затмение, забыв обо всех астрологических правилах. Начал – и стало легче.
Москва встретила меня неожиданным снегом. «Иерусалим, Иерусалим, побивающий пророков!»
В поезде у меня сперли сапоги, я семенил в тапочках, купленных на последние рубли у проводника, по морозному асфальту и считал все случившееся глубоко символичным. Я шел к покойному другу Игорю, потому что больше не к кому было идти. Много лет назад я видел его жену. Какая она теперь? Постарела, как и все мы. Морщины, одутловатость, брюзжание. Звонок неуверенно тренькнул, но я нажал сильней, наполнив жужжанием квартиру.
Есть редкий тип женщин, которые с годами становятся только красивее. Еврейская ли кровь тому виной или еще что, но жена Игоря Софочка была из этих. Внутренне удивляясь, я вглядывался в ее нисколько не постаревшие черты, нос веселой оленухи, настоящий еврейский нос, который не скроешь никакими фамилиями и отметками о национальности. А, вот намек на настоящий возраст – полоска седины в проборе черных волос, похожая на млечный Путь в небе.
Мы сидели на кухне, поминая Игоря словами и бутылкой кагора. Подвыпившему взгляду открывалось то, чего не видел трезвый: скорбный рот, излом печальных рук и гордая небрежность движений. Нет, нельзя было любить ее. Потому что все, кого я любил, слишком рано уходили из жизни.
- А знаешь, я от этих переживаний ударилась в оккультизм, - со смешком сказала Софочка.
Я курил в форточку.
- Ты никогда не сталкивался с махаришами?
И она стала объяснять мне бородатую индийскую теорию о том, что каждая наша мысль, каждый поступок отзывается возмущением в глубинах вселенной и возвращается назад, формируя события в соответствии с возмущениями.
Достаточно лишь повторить несколько раз мантру, ну, ты знаешь, набор звуков, создающих созвучие, тавтологию, да?.. созвучие с твоим внутренним ритмом, вибрацию; и твои внутренние желания начнут сбываться.
- В «Сталкере» что-то похожее было.
- Да, слегка воодушевляясь от моего понимания, продолжала Софа,- но для того, чтобы дикие желания оформить цивилизованной мыслью, нужна ежедневная тренировка.
И мы, два великовозрастных идиота, уселись в позу лотоса. Софочка со слабой улыбкой выстраивала стену от внешних воздействий. Затем она заявила, что мы сидим на залитом солнцем лужочке. Слово «залитом» совершенно сбило мои мысли с солнца на дождь.
- Ну, и что дальше? – спросил я после пятиминутной неподвижности.
- Жди, - цыкнула она.
Я стал ждать.
ЖДИ! ПОТЯНУЛИСЬ ГОДА.
ЖДАЛ.ЧЕГО? НЕ ЗНАЮ, ЧЕГО-ТО.
В ОКНА БИЛИ ДОЖДИ И СТЕКАЛА ВОДА.
ПАДАЛИ КАПЛИ, МЕЛЬКАЛИ ДАТЫ.
ЛЮДИ НЕ ЖДАЛИ, КУДА-ТО ШЛИ.
КУДА? НЕ ЗНАЮ, КУДА-ТО.
СФИНКСЫ ПЛАКАЛИ ПОД ДОЖДЯМИ,
ЗВЕРЬ, ВЫХОДЯЩИЙ ИЗ МОРЯ, МЕДЛИЛ.
ЖДУ. ПОРОЮ ЖАЛУЮСЬ МАМЕ
(ЖДАТЬ ТЯЖЕЛО), КОТОРОЙ НЕТУ.
ЖДУ БЕЗНАДЕЖНО, ОТЧАЯНЬЕ ПРЯЧУ,
ВСЛУШИВАЮСЬ В ОЖИДАНЬЕ, КАК В ПРИТЧУ,
А КОСМОС НАКРУЧИВАЕТ СВОЮ ПРЯЖУ.
ЖДУ. ЧЕГО? НАВЕРНОЕ, ВСТРЕЧУ
В СЕРЫЙ ДОЖДЛИВЫЙ ОСЕННИЙ ВЕЧЕР.
ХНЫЧУ. НЕ ЛЕГЧЕ. ХНЫЧУ.

Однако, этот день был знаковым в моей жизни, потому что события сыпались, как осенние листья. На утреннем обходе врач, почесав бороду, объявил о моей выписке.
- А что анализы? – сделал я робкую попытку воззвать к его профессиональной совести.
- Анализы плохие. Поэтому Вам придется лечиться амбулаторно. Вот рецепты лекарств…
Я едва удержался, чтоб тут же не выкинуть при нем его рецепты.
В больничном дворике после полумрака палаты было светло. Я сидел на скамейке и рассеянно чертил в блокнотике схему повешения. 240-20-40…
Внезапно кто-то хлопнул меня по плечу. Китаец.
- Что это ты рисуешь?
Застигнутый врасплох, я признался:
- Да вот не могу рассчитать, на каком расстоянии цеплять петлю, чтоб ни рукой, ни ногой не достать до опоры.
Китаец внимательно проверил мои расчеты и указал на голову висящего человечка:
- У тебя длина головы не учитывается. Ты же не за макушку цеплять петлю будешь.
- Точно…
Я внимательно посмотрел снизу вверх на невозмутимую физиономию Китайца. В другой ситуации этот чертяка мог бы стать моим другом.
Из-за головы Китайца высоко в небе вылетело три чайки, держа путь от водохранилища на северо-восток. Все приметы указывали на то, что мне придется ехать в Москву. К кому, зачем? Бог весть.
- Слушай, сколько билет до Москвы стоит?
Все всегда знавший Китаец назвал цифру.
- Мобильник купишь за эту сумму?
Китаец пренебрежительно повертел в руках мою дешевенькую «Мотороллу»:
- Себе в убыток?
- Вот транзистор сверху, - я включил брутальный прибор.
Крушение вертолета в Сибири унесло жизни семерых … В Петербурге избит историк-публицист Игорь Пыхалов… Жертвами теракта в Афганистане стали восемь человек
Китаец хмыкнул:
- Только ради твоего спасения.
Мы обменялись деньгами, вещами, улыбками и рукопожатием.
В Москву, так в Москву…