Kiss A Boy In London Town.

 

Я тебя зацелую в Лондóне...

А ты меня трахнешь в Париже...

Давай нафиг отбросим гандоны...

И станем хоть чуточку ближе...

(с) автор

 

Называйте меня шлюхой.

Так проще всего охарактеризовать то, чем я зарабатываю на жизнь, и предпочтительней, по сравнению с прочими дурацкими эвфемизмами. Ночной мотылек. Мальчик напрокат. Жиголо. Эскорт. Последнее вообще не в кассу. Я не сопровождаю. Это меня сопровождают, благодарю покорно.

Я привожу к себе клиента и высасываю ему мозг через член. За это мне и платят.

Этим и живу. Причем, неплохо живу. Деньги имеются. Прелестная двухуровневая квартирка в Мейфэр Хаус. Отдых на Мартинике, в Тоскане, на Греческих островах. Моя мать привыкла жить в роскоши, так я ей обеспечиваю привычное существование. Она не задает вопросов, а я не даю разъяснений.

И плевать, что у кого-нибудь насчет шлюх имеется предвзятое представление или пристрастное мнение — мне это неинтересно.

Это мой выбор, и мне нечего стыдиться.

 

 

 

У меня есть три несомненных таланта. Один помог мне сделать карьеру. Другой помог выжить в войну. А третий... ну, полагаю, я сам не ожидал, что стану хорошим отцом.

Я как раз успеваю выложить яичницу на тарелку — желтки достаточно жидкие, но вполне прожаренные — когда слышу возню из камина в холле. Мне едва хватает времени опустить сковороду в раковину, взмахом палочки наполнить ее пеной, как врывается мой сынуля, в вихре белокурых волос, топоча ботинками по деревянному полу кухни, а за ним едва поспевает эльфиня Нэдди — Скорпиус временами даже ее может загонять.

— Папа!! — орет он, и я наклоняюсь, подхватываю его, подбрасываю к потолку, хохоча вместе с ним. Нэдди вздыхает с облегченьем. У Скорпиуса с мороза такие розовые щечки и яркие глаза.

— Так, вы двое! — Софи-Мари ставит сумку с вещами Скорпиуса на стол и тянется поцеловать меня в щеку. Наш брак длился недолго, но мы все же успели воспроизвести сына. Мы встретились в Париже, в ту минуту, когда оба выскользнули из своих номеров посреди ночи. Катания в лифте сменились предрассветным завтраком, большую часть которого мы посвятили высмеиванию своих уважаемых клиентов и нелепости нашей общей профессии.

К моему величайшему удивлению, я влюбился — в девушку, между прочим! — и в конце года мы обвенчались в одной церквушке в Провансе. Софи была уже на третьем месяце, а мама была в ярости. Я до сих пор не уверен, что она простила мне мое "тайное бегство", несмотря на вполне очевидный факт — она души не чает в своем внуке.

А теперь Софи лишь смеется над шпильками матери и временами обещает ей, что когда будет выходить замуж в следующий раз, то позволит ей устроить самую грандиозную свадьбу за всю историю Лондона. Мать незаметно улыбается, потягивая свой Дарджилинг (1), но мне-то видно, как загораются ее глаза — она уже наверняка прикидывает, у кого из ее знакомых есть сыновья, достигшие брачного возраста.

Я старался ради Софи. Честно, старался. Я дал объявление в агентство по найму. Я устроился на эту жалкую и скучную должность, которую мне предложили в Гринготтсе — уровень — ниже некуда, а доходы — лишь жалкая частица того, что я зарабатывал в постелях элиты магического мира. Но этого было ничтожно мало. Счета росли, а скудные остатки Малфоевского капитала, которые уцелели после выплаты компенсации Министерству, практически истощились. Я так и не сказал матери, но мы были на грани того, чтобы потерять Поместье. Снова.

А я обещал отцу, что этого не случится.

Софи бросила меня накануне первого дня рождения Скорпиуса. "Ты не думай, я все понимаю, — сказала она, баюкая заснувшего Скорпиуса на руках, стоя в окружении собранных чемоданов, в ту минуту, когда я вывалился из камина, измотанный и провонявший сексом, — но я больше не могу смотреть, как мой муж каждую ночь возвращается ко мне от чужих мужиков".

Ну, с этим не поспоришь. Я и не стал.

С тех пор прошло три года. Мне двадцать девять, и я зарабатываю достаточно, чтобы оплачивать ей квартиру и обеспечивать безбедное существование — ей нет нужды работать. Однако она работает. Не так, как раньше. Она почти закончила курс обучения на колдомедика в Святом Мунго. А еще через восемь месяцев нам предстоит вновь пересмотреть соглашение об опеке. Но пока что сын у нее по выходным, а у меня по будням. Так легче для нас обоих.

— Он слегка простыл, я положила в его сумку Перцовое зелье. — Софи пытается вытереть ему нос платочком. Скорпиус морщится, отталкивает ее руки с возмущенным "arrкte, Maman!"(2) — И еще один флакон для тебя. Не хватало еще, чтобы ты тоже в эту зиму заболел.

Я отбираю у нее платок и сую Скорпиусу под нос.

— Сморкайся! — командую, и он трется носом о ткань и выдувает сопли. — Сильнее! — Скорпиус хихикает и снова высмаркивается. Я сжимаю использованный платок в комок, меня передергивает. Дети иногда такие противные. — Я не болен!

— И не заболеешь, если примешь лекарство. — Софи вытягивает из сумки три флакона, один протягивает мне. — Настойка против герпеса, и не надо так смотреть, Драко. Я стащила ее со склада в Мунго, так что она посильнее будет, чем cette merde terrible(3), которое ты покупаешь на Дрянн-аллее, и ты будешь ее пить. Или ты снова хочешь заиметь эти язвы на свой хер?

— Хер, хер, хер, хер, — напевает Скорпиус — о, мама очень обрадуется расширению его словарного запаса — и целует меня в щеку мокрым поцелуем. С его носа снова течет, и он размазывает сопли мне прямо по лицу. Я уже говорил, дети — отвратительные, просто омерзительные создания.

Софи убирает флаконы в шкафчик, поворачивается, наклоняется над столом с целью стащить с моей тарелки намазанный маслом тост, и интересуется:

— Как прошли выходные?

— Нормально. — Скорпиус выкручивается как медный бублик у меня на коленях. Он так сильно выгибается, что я почти роняю его, едва успевая подхватить под лопатки. — Уик-энд в Барселоне — кто бы стал жаловаться? — Я спускаю Скорпиуса на пол, он тут же шлепается на попу, стягивает ботинки и сучит ножками в полосатых носках.

Софи хватает еще один тост, крошки сыплются по ее светло-серой ученической мантии. Этот цвет идет к ее бледной коже и светлым волосам. Неоднократно за время нашего брака нас принимали за брата и сестру. Может быть, в этом был какой-то знак, а мы дураки и не поняли.

— И как?.. — она многозначительно изгибает бровь.

Я смотрю на Скорпиуса — один носок он уже стянул и усердно трудится над другим. Если нам повезет, он останется в штанишках. Софи всегда уверяет, что этого он от меня набрался.

— Бывало и лучше. — Я подхватываю сосиску со своей тарелки и впиваюсь в нее зубами. — Но определенно бывало и хуже.

Она ухмыляется.

— Что-нибудь особенно... интересное? — Она кривит губы и смотрит на сына.

— Не твое дело, вуаеристка чертова! — Я беру свою тарелку и направляюсь к маленькому столику в углу кухни. Рядом окно, широкое и светлое, выходящее на соседский сад. Даже зимой там буйство ярких зеленых, красных и розовых красок. Чертовы тепличные чары. Я всегда с ними лажал, тому пример мои печально забытые приоконные кадки с цветами.

— Паразитирую на других, милый, — вздыхает Софи. — Мерлин свидетель, это единственное, что мне сейчас доступно. — Она присоединяется ко мне и тянется за второй половинкой моего тоста. Я не сопротивляюсь — едва ли она успевает нормально поесть, разрываясь между работой и Скорпиусом. Нэдди приносит нам кофе — Софи предпочитает черный, прожаренный, с молоком — потом протягивает длиннопалую лапку Скорпиусу: вдруг он будет не против отправиться в свою комнату.

Ага. Мой сын с криком отпихивает эльфиню, и я более чем уверен, что когда зайду к нему, то обнаружу его в компании всех-всех своих игрушек, вытащенных из коробок и разбросанных по полу.

— А что тот кадр, с которым ты встречаешься? — спрашиваю, жуя яичницу. Она превосходна, вынужден сам себе признать. Вряд ли я открою звездный ресторан в ближайшем будущем, но я таки научился некоторым уловкам на своей кухне. — Бэй, Тайм, или как там его?

— Бэзил(4), ты засранец, и не притворяйся, что не помнишь! — Софи пожимает плечами, хватает очередной тост, нервно отламывает от него кусочки и раскладывает их по краю блюдца. — Так и не появлялся в камине с тех пор, да и с чего бы? Не многие бы решились, тем более когда есть Скорпиус. Я не совсем уверена, — она поднимает взгляд на меня и слабо улыбается, — это из-за того, что у меня есть ребенок, или из-за того, что мой ребенок — Малфой.

— Да все они уроды, — отзываюсь, жуя очередную сосиску. — Ни один и мизинца твоего не стоит. Может попросить маму послать тебе очередную жертву из ее списка?

Софи потирает руки и залпом допивает кофе.

— Как мило с твоей стороны, дорогой. — Она тянется через стол и целует меня в щеку. — Но скорее ад замерзнет, чем я позволю твоей мамочке выбрать мне парня. Ты видел тех придурков, что она пригласила на ужин?

— Да уж получше тех, что она посылала ко мне, — отвечаю, уткнувшись в свою чашку. Есть у мамы одна дурацкая привычка — она решила, что каждый встречный-поперечный гей должен быть представлен ее сыну. Мне бы следовало ценить то, что она так хладнокровно восприняла мою гомосексуальность, но я подозреваю, что ее хладнокровие скорее основано на том, что я уже обеспечил семейство Малфоев наследником.

Софи уже одевается, серебряные пряжки-лягушки на ее плаще мягко поквакивают, когда она застегивается.

— Тогда до пятницы, любимый. Может, успеем поужинать до твоей работы?

— Не могу, — отвечаю с набитым яичницей ртом. — Я занят на этой проклятой Рождественской вечеринке. — Она хмурится, а я пожимаю плечами. — Не смотри так, ты ж знаешь, сколько они платят.

— Да, я знаю. — Софи слегка обижена. — Твоя работа, моя работа... Мы уже несколько недель не ужинали вместе.

Вздыхаю.

— В следующую пятницу.

— Обещаешь?

Киваю, хватаю еще кусок яичницы. Она треплет меня по макушке.

— Поцелуй за меня малыша перед сном, — прощается она и отбывает в Мунго, к своим пациентам, к рабочей суете, к суматохе нормальной жизни.

Из коридора доносится грохот, злобные крики, которые сменяются продолжительным ревом. Я закатываю глаза, встаю, убираю посуду. Нэдди потом уберет на кухне, а стопка неотвеченных писем может подождать.

Травмы четырехлеток, как бы то ни было, не терпят отлагательств.

Уж поверьте мне.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(1) Дарджилинг — сорт индийского чая.

(2) arrкte, Maman! — прекрати, мама! (фр.)

(3) cette merde terrible — то ужасное дерьмо (фр.)

(4) Bay, Thyme, Basil — специи: лавр, тимьян, базилик.

 

 

 

Четырнадцать часов спустя малыш, уложенный в кровать, укутанный в одеяла, крепко спит в мерцающем свете фонариков Новогодней елки, установленной прямо в его спальне. Разумеется, предварительно прослушав две сказки на ночь (одна из сборника Барда Биддла, его мать считает их слишком пугающими, так что лучше ей об этом не знать; и несколько страниц из старинного издания "Мартин Миггз — безумный маггл", сохранившегося у меня с детства), трижды потребовав водички (в чем было два раза отказано) и срочно попросившись на горшок (что было немедленно удовлетворено).

Я сворачиваюсь на своей кровати, в компании стакана виски на три пальца и экземпляра очаровательно-вздорных "Ночей в Котле" авторства Алистера Хаффингтона, который мне подсунула Пэнси, когда мы обедали в последний раз, заметив мимоходом, что мне особенно придутся по душе десятая и четырнадцатая главы.

Я уже почти дочитываю девятую главу, когда срабатывает Каминный вызов.

Прискорбная действительность моего рабочего дня — нет четко установленного трудового распорядка. Никакого вкалывания от звонка до звонка, с девяти до пяти. Никаких обеденных перерывов, никакого традиционного чая в одиннадцать. И вызов среди ночи обычно означает, что есть для меня работенка. Либо мать опять напилась.

Искренне надеясь, что сейчас как раз второй случай, я сажусь на корточки рядом с камином и прячу лицо в ладонях. Опускаю руки — и мои обычные маско-чары уже на месте: темные волосы, голубые глаза, массивная квадратная челюсть. Или, скорее, более квадратная, чем обычно.

— Что? — спрашиваю.

— Солнышко, ты, похоже, испугался, — смеется Кардинелла.

Вздыхаю. Кардинелла заведует агентством, которое поставляет мне клиентов. Она знает, что у меня сегодня Скорпиус, но раз все равно выходит на связь, это означает, что нашелся клиент, готовый заплатить кучу бабла за мои услуги.

— Приведи себя в порядок, надень ту потрясающую белую рубашку, шелковую, которую я привезла из Гонконга. У меня для тебя шикарный мужчина...

— У меня сегодня сын.

Кардинелла на какую-то секунду сжимает губы в ниточку, но потом снова смеется. У меня руки чешутся швырнуть "Ночи в Котле" ей прямо в лицо.

— Тоби, дорогуша... — Она знает меня только под этим именем, ибо никто из тех, с кем я работаю или трахаюсь, не знает ни моего настоящего имени, ни настоящей внешности — это самое меньшее, что я могу сделать для сохранения чести Малфоев. — Он заплатит твою обычную ставку в двойном размере.

Секундное колебание.

— Я никому не собираюсь срать в рот.

— Ты хоть понимаешь, что если бы хоть раз или два ты согласился на подобных клиентов....

— Нет, — мой голос тверд. Все, что нужно Кардинелле — это ее обычные 33 процента. — Чего он хочет?

Кардинелла вздыхает.

— Тоби, честное слово, какой же ты ханжа...

— Чего он хочет? — повторяю вопрос, глядя на нее с подозрением. Не то чтобы я был ханжой. Но есть такие извраты, что меня просто передергивает от отвращения. Дерьмо остается дерьмом, в конце концов. Я в первый год жизни Скорпиуса даже отказывался менять ему подгузники.

— Он девственник, — Кардинелла использует тот особый тон, когда хочет показать, что я начинаю ее раздражать.

Да уж. Этого я не ожидал.

— Девственник.

— Да. И тебя ему рекомендовал... — Она листает блокнот. — Августин, — фыркает. — Не Святой Августин, надо полагать.

Я почти никогда не знаю настоящих имен большинства своих клиентов. Они также параноидально хранят свои секреты, как и я. Либо из-за жены, либо из-за работы, либо просто из-за того, что быть пидаром все еще считается извращением в нашем магическом обществе. Какая жалость.

— Августин? — Перебираю в памяти моих недавних клиентов. — А, точно. Аврор, насколько я помню, и абсолютно не святой, судя по тому, что он любит делать своим хером. А этого как называть?

— Этого будем звать Дамоклом.

— Очень смешно.

Кардинелла одаривает меня тем самым "только не начинай" взглядом.

Смягчаюсь.

— Но у него я не могу.

— Тогда у тебя. — Она постукивает пером по подбородку.

— Договорились. — Поднимаюсь на ноги. — Пришли его через тридцать... нет, через сорок пять минут. Мне нужно успеть принять душ.

Кардинеллы уже и след простыл.

 

 

 

Я всегда тщательно стараюсь отделить работу от повседневной жизни. Даже когда принимаю дома. Именно поэтому я дополнительно приплачиваю за двухуровневую квартиру: нижний этаж для проживания, а полквартиры сверху, куда ведет узкая лестница из кухни и где подключена внутренняя Каминная сеть — для работы. Лестница скрыта за дверцей, всегда надежно запертой в те дни, когда у меня Скорпиус, а Нэдди даны четкие указания присматривать за сыном, пока я не спущусь вниз.

Наверху у меня большая спальня, чрезмерно декорированная, на мой вкус, но надо же как-то создать определенный настрой. Шелковые простыни — совершенно непрактичные для обычного сна, тяжелые бархатные портьеры. Широкая кровать красного дерева (понадобилось двое полутроллей, чтобы ее доставить и установить) — она обошлась мне в целое состояние. Подсвечники на стенах. Бар, заполненный вином, ликерами и дорогущим виски.

Прямо за спальней — ванная комната. Я принимаю душ, позволяя насыщенному аромату сандалового дерева и мускусного мыла проникнуть в спальню. Проверяю, тщательно ли замаскирована чарами Темная метка — совсем не обязательно пугать клиентов. Для моего бизнеса это плохо. Высушиваю чарами и себя самого, и кафель в ванной, раскладываю на краю ванны пушистое белое полотенце, новое мыло и бритву. Каждый мой клиент обязан привести себя в порядок, прежде чем включится счетчик — это мое требование, от которого я ни в коем случае не откажусь, каким бы постоянным этот клиент ни был. Если я позволяю им вставлять в себя различные части тела, то они должны быть исключительно чистыми, черт возьми.

Может я и шлюха, но у меня есть свои критерии.

Чаще всего я работаю вне дома — предпочитаю маггловские отели для встреч. Легче маневрировать, меньше вероятности напороться на какую-нибудь пронырливую ведьму. К тому же у этих жалких идиотов такие очаровательно-провинциальные представления о роскоши. Я знаю поименно весь ночной персонал в Браун и Клэридж, в Ройал Гардэн Кенсингтон и в Савойе, не говоря уже о La Tremoile в Париже и Hotel de Russie в Риме.

Существует любопытная договоренность между персоналом и шлюхами; если хорошая шлюха дает приличные чаевые, то работать с ним одно удовольствие, без излишнего раболепия. Они могут поставить крест на твоей карьере, если пожелают.

Кстати, никогда не помешает заполучить какую-нибудь полезную информацию, чтобы иметь возможность их шантажировать, если вдруг что. Империус в ловких руках также неплохо работает.

Те не менее, на те случаи, когда мне приходится работать на дому, большой шкаф в углу спальни забит одеждой и различными предметами, которые могут понадобиться по ходу встречи — кнуты из телячьей кожи, дилдо (некоторые даже зачарованы на вибрацию), анальные бусы и пробки, начленные кольца, зажимы для сосков, шелковые шнуры и обычные веревки (кто их знает, этих клиентов, одни предпочитают нежность, другие грубость), флаконы с любрикантом и массажным маслом, повязки на глаза и хлысты.

В недрах моего шкафа — самый настоящий гребаный секс-шоп.

Однако на сегодня я решаю ограничиться лишь флаконом любимой смазки, небольшим пузырьком миндального масла и несколькими презервативами — разумеется, существуют защитные чары, но я не слишком-то им доверяю, тем более в такие жаркие мгновения. Отобранные принадлежности кладу на прикроватный столик.

А затем я становлюсь Тоби.

Достаточно необычное для волшебника имя. Экзотически-маггловское. И большинство моих клиентов предпочитают находиться надо мной, как и в физическом, так и в социальном плане. Я же их всячески к этому поощряю. На социальное положение моей семьи это никак не влияет, а они при этом становятся менее осторожными, что ли, неосознанно делясь со мной полезной информацией.

Мы с моим адвокатом получаем неплохую финансовую прибыль, пользуясь различными слухами и сплетнями, недоступными большинству деловых инвесторов.

И, ради Бога, не надо делать такую кислую мину. Еще никто особо от этого не пострадал.

Ну ладно, был один случай, довольно трагический, связанный с ядом Акромантула, но в Уизенгамоте в конце концов решили, что жена этого кадра запланировала отравление до того, как он потерял половину их состояния.

Как-то неудачно получилось, но что поделать.

Я надеваю белую шелковую рубашку, рукава закатаны достаточно, чтобы иметь слегка небрежный вид, и черные шерстяные брюки, приобретенные на Сэвил Роу, подогнанные так, чтобы подчеркивать мою задницу в самом выгодном свете. Трусы не надеваю, все равно они только мешают. Черный кожаный ремень, босые ступни, темные волосы в художественном беспорядке, дабы создать впечатление, что я тут фигней страдал, дожидаясь этого Дамокла.

Интересно, кто он такой.

Иногда я узнаю своих клиентов, но никогда не подаю вида. То министерский работник, то аврор, а бывают и дипломаты из Франции, Дании, даже Мозамбика. То уважаемый муж, то отец четверых детей. Мужчины, доход которых позволяет потратить 300 галлеонов за час моего общества.

Но, как я уже упоминал, многие из них приходят в маско-чарах, с фальшивыми именами, с фальшивыми историями. В нашем бизнесе сплошные тайны, и мужчина очень многим рискует, если станет известно, что он склонен подставлять зад. В магическом обществе предпочитают закрывать глаза на существование гомосексуализма, пока с ним не столкнешься. Пока мы зачинаем детей во благо и процветание наших семей в частности, и популяции волшебников в целом. Пока мы лжем сами себе. Пока другие могут притворяться, будто мы соблюдаем целибат. Пока они могут забыть, что мы творим с их задницами и членами.

Даже насчет Дамблдора говорят по углам, шепотом, с ухмылками и подмигиванием, склонив головы, чтобы, не дай Мерлин, дети не услышали.

Я мог бы проявить благородство и сказать, что помогаю этим мужчинам воплощать их скрытые желания и потребности, предоставляю им возможность стать самими собой хотя бы на час-два, хотя бы в маско-чарах. Но я, тем не менее, определенно, несомненно и точно не благороден.

Дело в том, что я стал шлюхой, потому что люблю секс. Мне нравятся эти ощущения, вкус секса, запах секса. Мне нравится кончать на тело другого мужчины, мне нравится, когда меня жестко трахают, мне нравится трахать самому. В отличие от большинства моих коллег, у меня нет дурацких правил а-ля не целоваться, не кончать, не касаться друг друга слишком уж интимно.

Секс — это всегда секс, и я очень, очень хорош в этом деле.

В спальне срабатывает Каминный вызов — доступ закрыт для всех, кроме тех, кому Кардинелла дает точный адрес — и я поворачиваюсь, чтобы встретить своего Дамокла.

Гарри чертов Поттер выпадает из камина прямо к моим ногам.

Он замаскировал шрам. Чарами перекрасил волосы в рыжий… Влияние Уизли, зуб даю. Но я бы узнал это чертово лицо где угодно. Не только я — весь магический мир.

Только долгие годы практики позволяют мне сохранить лицо, хотя я и смаргиваю несколько раз. Протягиваю руку, помогаю ему подняться.

— Дамокл, я полагаю, — улыбаюсь самой очаровательной, как мне кажется, улыбкой.

Сказать, что я в шоке — это ничего не сказать.

Поттер полностью облажался с маско-чарами. И ему нужна шлюха. Мальчик-шлюха.

Он поправляет сползшие с носа очки и переминается с ноги на ногу.

— Ээм... да. — Пятерней взъерошивает волосы. — Тоби, верно?

Ему так неловко, что мне смешно. Приходится прилагать невероятные усилия, чтобы не заржать. Проглатываю зарождающуюся истерику и, слегка кивнув, беру его за руку — он едва ощутимо вздрагивает.

— Да.

— Интересное имя, кстати. — Он засовывает руки в карманы. На нем джинсы и свитер, дорогой, но все же свитер. Некоторые вещи никогда не меняются. — Редко встречается.

— Моего крестного звали Тобиас, — и я даже почти не вру. Северуса в самом деле назвали в честь отца. Кстати, любопытно было бы узнать, как бы он отнесся к использованию этого имени в моей профессии шлюхи — удивился бы или посмеялся? Скорее всего, и то, и другое, хотя он сказал бы, что так этому старому козлу и надо. Я тоже так думаю. — Если ты не против... — Веду Поттера в ванную. — Полагаю, Кардинелла объяснила, что...

— Да, — отрезает он, отодвигается от меня и складывает руки на груди. — Я сказал, что не против.

— Превосходно. — Придвигаюсь ближе. О, я кожей чувствую, как страх и возбуждение пронизывают его тело. — Тогда осталось решить вопрос с оплатой... — Умолкаю, многозначительно поднимаю бровь. В нашей работе лучше брать деньги вперед — этому я быстро научился. Вопреки всеобщему мнению, большинство клиентов не оставляют посланий на комоде. Сначала капуста, потом ебля.

Простая и четкая схема.

Поттер вспыхивает и начинает рыться в карманах.

Я беру только наличные, никаких расписок или банковских чеков. Кардинелла четко оговаривает этот пункт на первой встрече с клиентом. Ей же самой, в конце концов, выгодней таким образом получать свою треть. Поттер достает мешочек позвякивающих галлеонов и протягивает мне.

Пересчитывать при нем не то чтобы неудобно, к тому же, судя по весу мешочка в моей руке, маловероятно, чтобы он меня напарил. В конце концов, он же хренов Гриффиндорец. Ну все равно — проверю, пока он будет в душе.

Кстати, о душе...

Едва ощутимо провожу губами вдоль линии его подбородка, от чего у него резко перехватывает дыхание.

— Ну тогда ты тут сам справишься. — Костяшками пальцев глажу его щеку, вкладываю в его ладонь брусок мыла. — И не стоит снова одеваться. — Закрываю за собой дверь, приваливаюсь к ней, кулаком зажимая рот, пытаясь подавить удушающий приступ хохота.

Через пару секунд включается душ, вода с шумом брызжет на кафель.

Поттер. Гарри чертов Поттер в моей постели. Гарри чертов Поттер — женат, трое детей, о чем "Пророк" не устает радостно сообщать почти каждую неделю. Любящий отец. Примерный муж. И отчаянно жаждет, чтобы ему присунули.

Пэнси в жизни не поверит!

Галлеоны сыплются в мою ладонь, звонкие и сияющие — полная сумма, точнее двойная часовая ставка.

Похоже, Поттер совсем в отчаянии, раз решил прибегнуть к услугам шлюхи.

Открываю бар и внимательно изучаю бокалы и стаканы на предмет чистоты. Сильно сомневаюсь, что Поттер разбирается в винах, так что выбираю старый добрый виски. Гленфиддих(5). Северус приобщил меня к нему в тот самый седьмой год.

Опускаю стаканы на пол и тут же вспоминаю, что Поттер — девственник. Ну, местами. Черт бы его побрал! У меня руки трясутся, когда я возвращаю бутылку обратно в бар. Одинокая капля сползает по стеклу, я ловлю ее пальцем и слизываю. Виски обжигает язык.

Девственник.

И мне предстоит поиметь его первым.

Мерлиновы яйца, у меня член наливается кровью от одной только мысли об этом.

Залпом выпиваю свой виски и снова тянусь к бутылке. Руки уже не так дрожат, почти уверенно наполняю стакан и добавляю несколько капель Приаповой Настойки(6). Стандартная процедура перед работой. Вялый хер мне сейчас нахер не нужен.

Да нет, я не думаю, что могут возникнуть проблемы.

Черт бы его побрал!

К тому времени, когда дверь ванной открывается, я уже вполне держу себя в руках. Ну, вроде как.

И вот он Поттер, волосы все еще влажные, из одежды — только белое полотенце на бедрах, спущенное так низко, что мне прекрасно видны выступающие тазовые кости. Он пахнет водой, мылом, паром, и я не могу отвести глаз от его широких плеч и груди.

Блядь, как же я его ненавижу, Господи Боже!

Я протягиваю ему второй стакан, он хватается за него, выпивая почти половину одним глотком. Черт! Почему это выглядит так соблазнительно?

Поттер облизывает нижнюю губу, откидывает волосы со лба. Очков нет — видимо оставил в ванной вместе с одеждой, и его взгляд слегка расфокусирован — он выглядит удивительно уязвимым.

— Обычно я так не делаю, — признается он, и я отбираю у него стакан и отставляю в сторону.

— Ну конечно. — Придвигаюсь ближе. Он нервно сглатывает.

Кончиками пальцев провожу по его груди. Он прикрывает глаза.

— Я не... Я просто...

Ногтем задеваю сосок. У него сбивается дыхание.

— О, Господи.

Я медленно опускаюсь вниз, прихватывая губами его теплую влажную кожу. Его упругое тело напрягается под моими руками. Это всего лишь работа — твержу себе. Всего лишь работа, всего лишь очередной клиент... Но мои пальцы впиваются в его плоть, он стонет, и я еще сильнее вжимаюсь в него, царапая его бедра, оставляя длинные розовато-белые бороздки на его золотистой коже.

У него уже стоит, когда я отбрасываю полотенце. Член небольшой, но толстый, багровый, загнутый немного вправо. Когда я начинаю вылизывать его снизу, скользя языком по налитым венам, он крепко сжимает меня за плечи и притягивает ближе.

Смыкаю губы на головке.

У него вкус мыла и соли. Дрожащие тени от свечей танцуют на его груди, его член движется у меня во рту. Я смотрю на Поттера, а он на меня — его глаза широко распахнуты, рот приоткрыт, он почти задыхается, а я уже не могу терпеть, я раздвигаю колени шире. Мой хер зажат в тесных брюках, придавлен пуговицами, но все, о чем я сейчас мечтаю — это втолкнуться в эти раскрытые губы, кончить ему на лицо и в рот — Мерлин...

Отодвигаюсь, тяжело дыша. Его член покачивается у моего лица, скользкий, влажный.

— Ты никогда такого не делал с другим мужчиной... — не спрашиваю, утверждаю. Не в силах удержаться, опять провожу языком по головке.

— Нет. — Он зарывается пальцами в мои волосы.

Дрожь возбуждения пробегает по моему позвоночнику. Как же я мечтал об этом в школьные годы. Как же я хотел, чтобы Поттер, обнаженный, метался подо мной, в то время как мой хер таранит его, мой язык хозяйничает у него во рту, чтобы он наконец заткнулся...

Поднимаюсь на ноги. Бизнес. Ничего личного. Это моя работа. Сегодня я Тоби. Не Драко. Не Малфой. Вновь принимаю свою личину шлюхи.

— Чего бы тебе хотелось? — шепчу ему на ухо, тихо и очень интимно, ибо знаю по опыту — от такого проникновенного тона члены ноют от боли. Я знаю все эти уловки, знаю, как заставить клиентов почувствовать себя нужными. Желанными. Это моя работа, и я делаю ее шикарно. — Хочешь мне отсосать? Или вставить? А может, хочешь раздвинуть ноги, чтобы я вставил тебе? — Вылизываю его горло, покусываю линию челюсти. — Только скажи, и сегодня ты это получишь.

Поттер натянут как струна. Я улыбаюсь. О, даа. Он хочет.

— Я хочу тебя трахнуть, — выдыхает он, его теплое дыхание щекочет мне шею.

Ну конечно. Все они хотят именно этого в свой первый раз, когда решаются променять сиськи и щелки на мужской хер. Так проще. Не так страшно, чем самому подставить зад. В конце концов, дырка есть дырка, и если им вдруг не понравится, они могут представить, что трахают свою жену или подружку, глубоко и жестко.

Только они и рискуют потрогать и погладить мой член, пока меня трахают. Только те, кому интересно самому побывать снизу. Чтобы узнать, понравится ли им ощущение члена внутри себя.

Девственники. Я их обожаю.

Расстегиваю пояс, медленно вытягиваю его из брюк, швыряю на пол. Он пялится на мой весьма заметный стояк.

— Я тебе нравлюсь, мой Дамокл? — Захватываю волосы на его затылке, притягиваю его ближе, большим пальцем выписывая круги на его шее. Он хватает меня за талию, трется об меня бедрами. Шерстяная ткань задевает головку моего члена. Твою мать!

— Вполне, — его голос срывается.

Мои брюки уже нараспашку — не знаю, то ли я сам расстегнул, то ли он, то ли мы вместе, сталкиваясь дрожащими пальцами — и он уже поглаживает мой член, неловко и нерешительно.

— Не будь таким нежным.

Он едва заметно улыбается. Его пальцы напрягаются, стискивают меня сильнее.

Твою мать!

Он подталкивает меня к кровати, пытаясь стянуть с меня рубашку. Его ладони такие теплые и гладкие. Ногами стягиваю с себя брюки, отбрасываю в сторону, одновременно пытаясь дотянуться до столика и достать любрикант. Поттер перехватывает его и смотрит на меня.

— А зачем презервативы? — Берет один и вертит в пальцах. — Есть же чары...

— Но я же шлюха, — спокойно отвечаю. Этот урок я уже давно усвоил. Герпес — редкая гадость. Отбираю у него блестящую упаковку, разрываю, протягиваю ему скрученную резинку. — И ты наденешь это, если хочешь меня трахнуть.

Поттер дрожащими пальцами натягивает резинку. Большинство клиентов хотя бы раз, да заартачится. Конечно, чары всегда предпочтительней.

Тем не менее, это в мою задницу он будет сейчас долбиться, а, принимая во внимание то, что его хер уже побывал по крайней мере в одной Уизли, мне бы хотелось иметь хоть какую-то преграду между нами.

Перекатываюсь на живот, смотрю на него через плечо.

— А теперь смазку.

Поттер откупоривает флакончик, выдавливает немного смазки на пальцы, глядит на меня нерешительно.

— И?

Его неуверенность почти очаровательна, особенно если забыть, что имеешь дело с чертовым Поттером. Забывшись на мгновение, закатываю глаза. К счастью, он не смотрит на меня, а разглядывает свою руку, размазывая по пальцам скользкую массу.

— Сначала один палец, — я едва удерживаю вздох. — В мой зад, пожалуйста.

Поттер моргает.

— Палец? Не член?

— Нет пока. — Ложусь на бок, опираясь на локоть. — Ты же понимаешь, что меня нужно растянуть, да?

Да, трудно с ним будет. Мне уже ясно.

— А, точно. — Он все еще смущается.

Хватаю его за запястье, подношу самый кончик пальца к своей дырке.

— Давай.

Его палец проскальзывает внутрь, я шире раздвигаю ноги. Моя рубашка, сбившаяся в складки на уровне подмышек, стесняет движения.

— О, черт, да! — Делаю глубокий выдох, сильнее насаживаясь на его руку. Смотрю на настенные часы. Уже прошла тридцать одна минута.

Бывает так, что время еле тянется. Есть у меня один клиент, который предпочитает все отведенное время нюхать мои ноги и дрочить свой хер, а я в это время лежу, втыкаю в полоток, периодически подгоняя его. А еще один есть, так тот любит трахать меня на боку, прижавшись к спине, и тааак мееедленно, что практически невозможно не заснуть.

Судя по всему, поттеровский час тоже грозит затянуться.

И тут он добавляет второй палец, склоняясь надо мной, шепча "так лучше?". Он сгибает их внутри, — черт! — и меня едва хватает на то, чтобы моргнуть и кивнуть.

— Не особо и отличается от девушки, — признается он, кусая мое плечо. — Просто не так мокро.

Выгибаюсь дугой, двигая бедрами.

— И скольких девушек тебе приходилось так растягивать?

— Ты удивишься. — Поттер вгоняет в меня пальцы, да так резко и обжигающе, что я стискиваю зубы, зашипев. — Больно?

Киваю, и он замедляет темп. Однако, не слишком.

— Медленней. Сожми их еще раз.

Сжимает. Я уже готов — в моей жизни было столько секса, честно говоря, что подготовить меня не так уж и трудно. Я принимаю коленно-локтевую.

— Давай. — Оборачиваюсь через плечо. Поттер смотрит на свои пальцы в моей дырке, щеки горят, влажный рот раскрыт.

Черт. Меня бросает в дрожь от одного его вида.

— Не так. — Теперь он смотрит мне в глаза. Вытягивает пальцы. — Перевернись.

— Зачем это?

Поттер тянется ко мне, его твердый член практически вспарывает мое бедро. Он целует меня в плечо.

— Хочу видеть твое лицо.

Замираю. Почти никто не просит об этом. А в первый раз — так вообще никто. Я знаю, это опасно. Маско-чары могут попросту слететь с меня в середине ебли. Гипотетически. Но я все еще ощущаю тяжесть звонких галлеонов в своей руке.

— Тоби, — Поттер вновь зовет меня, и я беру себя в руки. Это смешно. Ну что я за дурак. За семь лет моей карьеры маско-чары еще ни разу меня не подвели.

Я профессионал, черт возьми!

Перекатываюсь на спину, улыбаюсь, томно вытягиваясь под ним. Кончиками пальцев провожу по его подбородку.

— Хочешь меня трахнуть, мой Дамокл?

Поттер вздрагивает от моего прикосновения, кивает, выдыхает:

— Хочу.

— Смажь его. — Снова протягиваю ему флакон. Он подчиняется, медленно размазывая вязкую массу поверх резинки. Я развожу ноги еще шире. Мой хер стоит колом, я тянусь к нему, провожу кончиками пальцев по головке. Поттер широко распахивает глаза. Я смеюсь и приподнимаю бедра.

— Давай, только сначала медленно. А потом уже будешь вбиваться.

Поттер склоняется надо мной, прижимая свой член к моей дырке, и сосредоточенно облизывает губы.

Вталкивается.

Ощущать его внутри — скорее приятно, и я закрываю глаза, сжимая свой член в кулаке.

Вот поэтому мне и нравится быть шлюхой — когда меня трахают в такой позе. У Поттера ужасающая техника, а от его стонов и мычаний мне даже смешно. Но ритм четкий, движения равномерные, и я вжимаюсь в него, встречая каждый толчок, наши бедра сталкиваются с хлопками.

Только в сексе я могу потеряться, раствориться. Я — ничто. Я — тело, жаждущее, изнывающее, требующее...

Мне нравится кончать, нравится чувствовать, как тугая скрученная спираль пронзает меня меж бедер, разжимаясь вдоль позвоночника, врезаясь в легкие. Дыхание рваное, глаза распахнуты, пальцы яростно стискивают член. Поттер не сводит с меня глаз, его кожа блестит от пота, а глаза такие огромные, и такие, мать его, зеленые.

Мои ладони липкие и взмокшие, меня сотрясает от его толчков, я встречаю их, ритмично поднимая бедра, и... я уже не могу. Я хватаю его за руки, вжимаясь спиной в кровать, и с криком кончаю.

Он продолжает трахать мое обмякшее тело, руками размазывая мою сперму по животу и груди. А затем его бедра в последнем спазме мощным толчком вколачиваются в мой зад.

Он падает на меня, и мы лежим так, будто скрученные в узел.

Я слегка поворачиваю голову и рассеянно смотрю на часы.

Прошло двенадцать минут.

Поттер шумно дышит мне в шею. Он отодвигается немного, и я слышу, как он стягивает резинку. Он слегка вздрагивает и фыркает мне в ухо.

— Ну и как? — Выкатываюсь из-под него и протягиваю руку. Он вручает мне презерватив, я швыряю его в урну. Уничтожающие чары отправляют его только Мерлин знает куда.

Поттер падает на спину и изрекает, пялясь в потолок:

— Я женат.

— Как и большинство, — вздыхаю. Начинааается. Самая ненавистная часть — признания и раскаяния. Я предпочитаю тех клиентов, которые скатываются с меня и тянутся за брюками. Я устал, у меня все горит, мне бы сейчас чашечку горячего чаю и немного виски, а потом свернуться за задернутым пологом и поспать хоть пару часов, пока Скорпиус не проснется и не потребует завтрак.

И надо ж было Поттеру оказаться из породы разговорчивых.

Он поворачивается, изучает меня пристально.

— Я развожусь.

А вот это неожиданно, да. Явно "Пророк" ни сном, ни духом, иначе они бы разнесли эту весть на своих страницах в мгновение ока. Я лениво приподнимаю бровь. Поттер вздыхает и снова возвращается к изучению потолка.

— Так будет лучше для нас обоих. — Он бездумно теребит простыни, перебирая пальцами шелковую ткань. — Ее не особо радует, когда я с другими мужчинами...

— Ну она же твоя жена, в конце концов. — Подпираю голову кулаком. — А разве ты уже был раньше с мужчиной? Ты заплатил вдвойне...

— Нет. — Поттер заливается румянцем. — Я... просто... Я поцеловал ее брата. — Он закусывает губу. — Я был пьян, он был пьян. Не знаю, о чем я вообще думал.

Мне хочется смеяться. О Мерлин Всемогущий, как же мне хочется смеяться. Вместо этого я усилием воли изображаю на лице сочувствующее, как мне кажется, выражение. Это нелегко.

— А, — неопределенно отзываюсь. Мне до чертиков хочется спросить, который из братьев. Сдерживаюсь из последних сил.

Поттер садится на постели.

— Не знаю, зачем я все это говорю. — Он трет ладонями лицо. — Просто мы как раз сегодня заполнили документы, наконец. И... — Он замолкает, его плечи как-то опадают.

Ну что ж, один ответ получен. Ох, жду не дождусь завтрашнего "Пророка". На секунду приобнимаю его за плечи. Я же Тоби — напоминаю себе. А Тоби у нас жалостливый парень.

— Да уж, паршивый период.

Да уж, паршивое утешение.

— Это точно. — Он отбрасывает челку со лба, и мне видны едва проступившие очертания шрама, скрытого маско-чарами. — Она кое с кем встречается. Хочет дать шанс этим отношениям.

Это совершенно охренительно невероятно.

— Так она тебе изменила?

— Нет! — Поттер яростно сверкает взглядом. Я пожимаю плечами. — Она не такая.

Вот уж не уверен. Она же Уизли, в конце концов.

Поттер трет свои обнаженные бедра. Он вспыхивает, когда случайно задевает член.

— Мы пытались наладить отношения, а потом поняли, что все напрасно. Так что мы решили дальше идти каждый своим путем. — Он смотрит мне прямо в глаза. — Мы останемся друзьями.

Я бы высмеял его за это, но ведь моя ситуация ничуть не лучше. Черт возьми. Тянусь к нему, рисую пальцем узоры у него на груди.

— Тогда будем считать это празднованием твоей свободы.

Поттер слабо улыбается и гладит меня по щеке.

— Да, наверное. — Большим пальцем обводит контур моих губ. — Именно об этом Коннорс и говорил, когда рекомендовал тебя.

Заношу это имя в нужную ячейку памяти. Всегда существует вероятность, что когда-нибудь мне придется использовать его против моего милого Августина.

Поттер встает.

— Мне нужно... — Он делает жест в сторону ванной. Я киваю и вытягиваюсь на подушках. Он скрывается за дверью.

Я как раз застегиваю брюки, когда он выходит, посвежевший после душа, полностью одетый. Даже волосы высушил. Ну да, он же возвращается к своей Уизли.

— Спасибо, — говорит он, мазнув губами по моей щеке, пальцами легко сжимая мою кисть.

Он уже исчезает в Камине, когда я осознаю, что он всучил мне еще один мешочек с галлеонами.

Чертов гаденыш.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(5) Glenfiddich — в переводе с гальского означает "долина серн", это уникальный отборный солодовый виски, производимое в Highlands и разливаемый на собственном вискокуренном заводе.

(6) Priapicatus Potion — полагаю, настойка названа в честь Приапа (греч. Πρίαπος, также лат. Priapus) — сын Диониса (варианты: Гермеса или Адониса) и Афродиты (вариант Хионы), древнегреческий бог плодородия, полей и садов у римлян. Изображался безобразным, с чрезмерно развитыми половыми органами в состоянии вечной эрекции.

 

 

Пэнси со своим старшим, Александром, уже заняла столик в Палм Корт, когда появляемся мы со Скорпиусом. Степенно и неторопливо проходим сквозь лабиринт столов, накрытых скатертями и заставленных сверкающими серебром чайными сервизами. Ладошка Скорпиуса крепко сжимает мою руку. Огромная новогодняя елка переливается огнями в углу зала, украшенная плавающими свечками и крутящимися стеклянными шариками, беспорядочно меняющими цвет. Маленькие фейки порхают меж ветвей, их прозрачные крылышки мерцают в свете свечей.

У Скорпиуса глаза как плошки. Эта елка в три раза больше той, что Нэдди поставила дома.

Каждый вторник во второй половине дня мы вчетвером собираемся на чай — это своего рода ритуал. Алекс — мой крестник — застенчиво улыбается мне.

— Дядя Драко.

Ему недавно исполнилось семь, и он куда более похож на своего уравновешенного отца, чем на мать. В отличие от своей двухлетней сестренки — настоящей домашней террористки.

Я наклоняюсь поцеловать Пэнси в щеку, потом усаживаю Скорпиуса в его детский стульчик. Он умеет вести себя в такой обстановке: удивительно тихий и торжественный в своей почти самой лучшей мантии — с вышивкой в виде серебряных змеек — той, что Пэнси подарила ему ко дню рождения.

Когда-то я думал, что мы с ней поженимся. Мы оба так решили еще в школе, к тому же все именно этого ожидали. Но после войны все изменилось. Паркинсоны не пожелали ни объединять свой растущий капитал с оскудевшим Малфоевским, ни связывать свою фамилию с любимцами Темного Лорда.

А потом отец покончил с собой, разразился жуткий скандал. Через полгода Пэнси вышла замуж за Теодора Нотта. Все к лучшему, я думаю. Все равно мы навсегда остаемся лучшими друзьями, даже больше.

— Здравствуй, милый. — Она откладывает в сторону экземпляр "Пророка". — Читал уже?

Усаживаюсь на свое место, треплю Алекса по макушке, тянусь за газетой.

— Нет еще. — Но я уже знаю ее содержание.

— Золотая парочка распалась, — с удовлетворением констатирует Пэнси. — Что за восхитительный подарок к Рождеству!

Приносят заказанный чайничек Имперского Лапсанг Сушонг(7), она разливает чай в три чашки, затем наливает немного в детскую кружку, чтобы чуток охладить для Скорпиуса, добавляет молоко и полную ложку сахара. Скорпиус болтает ногами, пятками постукивая по резным ножкам своего стульчика черного дерева. Хмурюсь на него поверх газетной страницы — он дуется, но прекращает.

Пэнси протягивает ему сэндвич с огурцами и сырным кремом, затем откидывает его локоны со лба. Домовой эльф ставит на стол между нами два бокала шампанского и блюдо с рождественскими пирожными. Алекс тут же тянется к нему, а потом смотрит на мать. Пэнси кивает.

— Но только одно, — строго предупреждает она. Алекс горько вздыхает и выбирает пирожное с марципановой глазурью.

Я потягиваю чай, с наслаждением перекатывая горьковатую жидкость на языке. Статья небольшая, затерялась в нижней половине страницы — не обошлось без влияния Поттера на редакционный отдел, я уверен. Смутно припоминаю, что слышал об одном из его слабоумных дружков, работающем в издательстве "Пророка". Криви, кажется.

В качестве причины развода "Пророк" называет "неблагоразумное поведение" — я с трудом подавляю смешок. Умница Поттер — подождал, пока оформят документы, а потом подался на блядки. В Британии существует два быстрых способа получить развод — прелюбодеяние и неблагоразумное поведение. А иначе — двухлетнее раздельное проживание, если обе стороны согласны, либо пятилетнее — если одна сторона против развода. Проклятое брачное право. Мы с Софи выбрали прелюбодеяние. Это было больше похоже на правду, но, честно говоря, нам обоим было наплевать на причину.

Бегло просматриваю страницу. Взгляд цепляется за одну фразу: "Мирная и не подлежащая оспариваю опека". Я замираю. Поттер, ну что ты за идиот.

— Он отказался от опекунских прав на детей. — Я понимаю, что сказал это вслух, только после красноречивого Пэнсиного "хмммм".

Она смотрит на меня поверх края бокала.

— Должно быть, чувствует себя ужасно виноватым за что-то. — Она склоняет голову, изучая на свет пузырящееся золотистое вино.

Я понимаю, что сейчас самый подходящий момент, чтобы рассказать ей. Мы бы вместе посмеялись, она по секрету расшептала бы там и тут о том, что Поттер посещает шлюху — причем мужчину — и мы с удовольствием наблюдали бы за тем, как ужаснется весь магический мир от подобных новостей. Как быстро чертов Избранный свалится со своего пьедестала.

Я слегка наклоняюсь к ней, жуткая правда почти соскальзывает с моего языка.

Но тут я смотрю на своего сына — щеки и нос вымазаны в сырном креме, рот полон огурцов и хлеба. Он счастливо улыбается мне, а я спрашиваю себя, это ж какую вину надо испытывать, чтобы чувствовать себя обязанным отказаться от детей, это ж каким несчастным надо быть.

Я не могу так поступить. Даже с Поттером.

Черт бы его побрал!

Вместо этого пожимаю плечами, сворачиваю газету и откладываю в сторону.

— Или Уизли схватила его за жопу.

Пэнси передергивает.

— Драко, прошу тебя, я же ем!

— Жопа, яйца, хер! — я довольно скалюсь, а Скорпиус начинает бормотать в свою кружку "жопа, яйца, хер...". Вздыхаю: — Иногда я забываю о его присутствии, когда он не орет.

Алекс хихикает.

Пэнси откусывает небольшой кусок пирожного.

— Сам виноват, что твоя шлюшка залетела, милый.

Пэнси и Софи не особо любят друг друга.

Хмурюсь и закатываю глаза.

— Но ведь виноват же! Да, кстати, пока я не забыла. Тео просил предупредить тебя, чтобы ты был вечером свободен. Сказал, что вы идете на какую-то скучную лекцию в Министерстве.

— А, точно. — Я стараюсь не встречаться с ней взглядом и тянусь за шампанским. — Что-то насчет нового кодекса о доходах частных предпринимателей.

Тео числится моим адвокатом последние пять лет. Он охраняет мою задницу от Министерства, исполнительно платит за меня налоги и с толком инвестирует мой капитал.

Тем не менее, он желает меня видеть совсем по другой причине, и его жене об этом знать совсем не обязательно.

— Вот скукотища-то. — Пэнси морщит нос, но тут Скорпиус роняет свою кружку, разбрызгивая молоко по всему столу, заляпывая белую парчовую скатерть и фарфоровые чашки с золотым ободком. Пэнси хватает салфетку, вытирает потеки, успокаивает моего перепуганного малыша и вызывает эльфа, чтобы тот заменил тарелки и принес еще пирожных.

А я смотрю в окно, на лондонское небо, темное и серое в свете холодного дня, верчу в пальцах бокал шампанского. Начинается дождь.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(7) Lapsang Souchong Imperiale — Лапса́нг Сушо́нг (южноминьское? 老松小种, лапсан соучон) — один из самых известных сортов чая из Южного Китая. Отличается своеобразным вкусом и ароматом («копчёный чай» или «дегтярный чай») — как по мне, так компот из сухофруктов, без сахара 8-).

 

 

Спинка кровати ритмично бьется о стену, когда Тео вколачивается в меня — его ладони широко разводят мои ягодицы, член глубоко внутри меня. Со стоном и рычанием подмахиваю навстречу его движениям, мои руки, взмокшие от пота и смазки, соскальзывают с гладкой деревянной панели. Ночные огни зимнего Лондона сверкающими вспышками озаряют наши тела сквозь гостиничное окно.

— Скажи, что хочешь меня. — Он кусает меня за шею, я откидываю голову ему на плечо и судорожно ловлю воздух, когда мой член задевает белоснежную наволочку и прижимается к резной спинке кровати, оставляя мутные потеки на ореховом дереве.

— Тео, — я почти задыхаюсь, а он вбивается в меня еще яростней, грубо целуя, наши языки переплетаются. — Прошу тебя...

Блядь, я уже на пределе... мой хер сейчас взорвется. Стискиваю зад, Тео ногтями расцарапывает мне кожу на бедре... Больно, но именно это сейчас и нужно, и когда его пальцы обхватывают мой член, я выстреливаю.

В изнеможении мы падаем на постель, Тео все еще внутри, но уже обмякает, целует меня в лопатку. Я вжимаюсь лицом в подушку, пытаясь восстановить дыхание.

Это не первый раз, когда меня трахает муж моей лучшей подруги. В нашу защиту, хоть это и дурацкая мысль, могу сказать, что это началось давно, задолго до того, как Тео женился на Пэнси. Хорошо помню этот зимний семестр на шестом курсе, когда мы трахались почти каждую ночь — Тео проскальзывал в мою постель, едва Винс с Грегом засыпали. Помню, как однажды он высосал меня досуха в квиддичной раздевалке. Мерлин, я тогда обкончал все его лицо и волосы.

Когда он стал моим адвокатом, все началось снова. Это часть его зарплаты. Я ему регулярно даю, а он прикрывает меня от излишнего внимания Министерства.

И, разумеется, мы ничего не говорим Пэнси. Я видел, с каким теплом она на него смотрит, как загораются ее глаза, когда он входит в комнату, как нежно она касается его лица, когда он наклоняется за поцелуем...

Я никогда у нее этого не отниму. Неважно, насколько это фальшиво или лживо.

Я чувствую, как Тео кончиками пальцев поглаживает мой бок, медленно, ласкающе.

— Ты прекрасен, — шепчет он, а я стараюсь не отдернуться.

Прекрасная шлюха.

Не более.

 

 

 

Мои шаги эхом отлетают от черно-белых мраморных плит, когда я прохожу в фойе Клэриджа, минуя украшенный позолотой лифт и широкий изогнутый лестничный пролет. Оранжево-красные искры вылетают из горящего камина, я мельком вижу свое отражение в одном из высоких зеркал. Лицо бледное, хоть и румянец расцвел на скулах, волосы в беспорядке, глаза блестят.

Застегиваю свое черное шерстяное пальто и слегка киваю Джеффу за конторкой. Швыряю перед ним несколько банкнот, его глаза широко распахиваются. Кажется, я дал ему слишком много — никак не могу запомнить точный курс обмена галлеонов к фунтам.

— Джентльмен из номера 1215, — удивительно, но мой голос звучит совершенно спокойно, — если он спросит... — А он не спросит, я знаю Тео. — Передайте ему, что меня срочно вызвали к сыну.

Деньги тут же уплывают в карман Джеффа, он смотрит на меня с беспокойством. Я ему нравлюсь, с тех пор как купил ему прошлой зимой бутылку Château Latour 1990 года ко дню рождения.

— Все будет нормально?

— Все пройдет, как дождь. — Обматываю шарф вокруг шеи и клянусь себе, как и каждый раз, что это был последний раз. И в следующий раз, когда Тео потребует, я ему откажу. Шоу закончилось.

Я обманываю себя, сам знаю. Всегда сложно хранить тайны, знаете ли. Их могут использовать против вас.

Нет, я его не обвиняю. У меня есть парочка клиентов, которых я уже годами умеренно и ненавязчиво шантажирую.

На Брук-стрит туманно и сыро, двери из черного стекла закрываются позади меня, отрезая меня от теплого фойе.

Я вздрагиваю от холода и поворачиваю в сторону дома.

 

 

 

Дождь все еще стучит за окном, когда я захожу в комнату Скорпиуса. Его елка слабо поблескивает огоньками в лунном свете, фейки спят на ветвях. Я плотнее запахиваю халат, задница все еще ноет.

Чувство вины охватывает меня — не самое приятное чувство, надо сказать. Но даже спустя час после того, как я выскользнул из постели, оставив спящего Тео обнимать подушку, я все еще чувствую его прикосновения, ощущаю его запах. Это сбивает с мысли.

Может, если бы я любил его, все было бы иначе.

Но я не люблю.

Я сажусь на корточки рядом с кроватью сына, откидываю волосы с его лба, такие шелковистые и белокурые. Мать говорит, что он — вылитый я в его возрасте, такие же круглые щечки и острый подбородок.

В такие ночи я мечтаю о том, чтобы отец мог с ним встретиться. Ему бы понравился внук, я уверен. Кончиком пальца прослеживаю изгиб его брови, малыш немного хмурится во сне.

Мне не хватает отца. Не буду говорить, что не понимаю, зачем он так поступил. Я понимаю. Всем нам было тяжело после войны. Министерство требовало все больше и больше денег — компенсация за убитых Темным Лордом, за министерские потери и разрушения. Они практически уничтожили наше состояние, так же как Лорд уничтожил Поместье.

Осталась лишь пустая оболочка.

Денег нет, дома почти нет, и никаких способов для заработка. Мы оба с отцом пытались. Обращались к нашим бывшим соратникам и почитателям, но все напрасно. Двери захлопывались перед нашими лицами.

И мы сделали то, что должны были.

Отец принял яд. А я пошел на панель.

Иногда я думаю, а что если бы мы избрали другой путь — все мы. Не после войны, а до. Но у меня нет хроноворота. И "если бы да кабы" не имеют смысла. У меня есть сын, которым я горжусь, бывшая жена, которую я обожаю, и мать, которую я почитаю. А все остальное — не стоит сожаления.

Я целую Скорпиуса в лоб и сворачиваюсь рядом с ним, ноги почти свисают с узкой кровати. Мой малыш перекатывается ко мне, утыкаясь лицом мне в грудь, что-то бормочет и вздыхает. Я вдыхаю нежный мальчишеский аромат его волос.

И засыпаю.