А. Тулуз-Лотрек с друзьями в Мулен де ла Галетт

 "Мулен-де-ла-Галетт" не вызывал у Лотрека особого восторга. По воскресеньям этот сарай, пыльный и темный, хотя в нем и прорубили окна, заполняли приказчики из галантерейных лавок, девушки на побегушках, прачки, мелкие лавочники, нищие, ремесленники, работницы из квартала Батиньоль, которые приходили сюда под охраной своих мамаш, девчонки, удравшие из отчего дома, предварительно при помощи оливкового масла приклеив себе на лоб вызывающий завиток волос (этих девчонок "ждали их возлюбленные на углу тупика Жирардон"), жилетницы, разные кустари, бледнолицые служащие, которые радостно и чинно танцевали под трубные звуки музыки вальсы и польки или же благопристойную кадриль "по-семейному". И над всем этим гремел голос кассира: "Гоните монету!"

Girl With Lovelock

За вальс платили по два су, за кадриль - четыре. Парочки, обнявшись, в беспорядке топтались, наслаждаясь танцем. Здесь царила атмосфера непринужденности, свойственной народным танцулькам, - простоволосые женщины шаркали по полу комнатными туфлями, а мужчины от жары снимали пиджаки, пристежные воротнички и галстуки.

Зато по понедельникам, вечерами, "Мулен" наводняли всякие подозрительные личности, хулиганы, сутенеры, бездельники. Они танцевали с проститутками и при помощи ножа или пистолета в темных соседних уличках - район "Мулен" пользовался дурной славой - сводили счеты друг с другом.

Но у Лотрека не вызывали восторга ни воскресные посетители "Мулена", ни тот сброд, который собирался там по понедельникам. Насколько иначе все было в "Элизе-Монмартр", где профессиональные танцовщицы под горящими взглядами мужчин высоко вскидывали ноги.

Смотреть! Смотреть! При свете газовых рожков, под оглушительные звуки порывистой музыки менялись фигуры кадрили, в вихре танца взлетали юбки и на мгновение мелькало розовое пятно - кусочек обнаженного тела. Вот в этой лихорадочной, возбужденной, накаленной атмосфере Лотреку дышалось легко и радостно. Он сидел за столиком, смотрел, пил вино и делал наброски. Карандашом, обуглившейся спичкой в записной книжке, на клочке бумаги, на чем попало, он одной линией передавал контур фигуры, головы, не переставая рисовать, пил, продолжая пить, рисовал и все время не спускал глаз с людей, которые толпились в зале, смотрел на вызывающие жесты женщин, на налитые кровью лица мужчин, и от его взора не ускользало ни их перемигивание, ни возникавшие на его глазах романы, ни заключавшиеся здесь же сделки, ни мимика лиц, ни циничные позы танцующих.

Здесь Лотрек сталкивался с животной, ничем не прикрытой человеческой натурой, и в зале не было другого такого страстного наблюдателя, как он. Наблюдателя? Нет, всем своим существом он погружался в эти игры танца и любви, в чувственное, доходящее до пароксизма эротическое возбуждение, и нервы у него напрягались до предела.

В этих женщинах и мужчинах, на лица которых наложили свой отпечаток разврат и пороки, он видел отражение своей собственной жизни, исковерканной жизни. Его пленяло это людское дно. Он упорно возвращался сюда, дно навсегда завладело им. Здесь, в этом храме движения, было сосредоточено все, что волновало его исстрадавшуюся душу. Здесь он страстно играл ту единственную роль, которая досталась на его долю, роль наблюдателя. Его глаза художника с наслаждением (что можно было бы принять за извращенность, если бы по отношению к себе самому он не был так же беспощаден) и с глубоким пониманием всматривались в посеревшее лицо с темными кругами под глазами, синеватую тень, которая смягчает сгиб руки у локтя, лихорадочный блеск больших, грубо подведенных глаз, зеленоватый тон щеки.

За вечер Лотрек много раз брался за карандаш и без нежности, но и без жесткости, с иронией, с ледяной точностью, с откровенностью человека, которому нечего себя обманывать, нечего терять, он спокойно подводил итог своим неудачам, делая наброски всего, что он видел.

Ничто не ускользало от него, все останавливало его внимание, все интересовало. Танцовщицы, которые, дрыгая ногами, вспенивали свои воздушные нижние юбки и иногда, перед тем как распластаться на паркете в шпагате, ловким и легким ударом ноги сбивали головной убор у кого-нибудь из зрителей. Бывший гвардейский музыкант, толстый, жизнерадостный, апоплексического сложения, дирижер Луи Дюфур, который, тяжело дыша, обливаясь потом, неистовствовал на своем помосте, исступленно размахивая палочкой, поощряя жестами, взглядами, всем своим телом сидящих перед ним сорок музыкантов и танцующие пары. Музыканты, захваченные безумием танца, притоптывающие на эстраде. Комиссар полиции нравов Кутла дю Роше, прозванный "Папаша Целомудрие", в обязанности которого было вменено следить, чтобы танцовщицы все же не преступали определенные рамки приличия. Заложив руки за спину, он прохаживался по залу в своем черном фраке, со стальной цепочкой часов на животе. Вот уже тридцать пять лет, как он парился в затхлых кабачках, отчего лицо его напоминало кусок вываренного мяса. Давным-давно убедившись, что его присутствие бесполезно, комиссар с грустью и унынием поглядывал на взлетающие юбки, и стоило ему повернуться спиной к девицам, как они, воспользовавшись этим, задирали свои ножки в черных ажурных чулках, на которых красовались нежного цвета подвязки, немножко повыше... Девчонки из предместий, которые приходили сюда познакомиться с развратом ("Мама, нас задержали в мастерской"), сутенеры в поиске добычи... Валентин Бескостный, маэстро, который днем торговал вином на улице Кокийер, а по вечерам танцевал в первой паре кадриль, знаменитый Валентин Бескостный. Высокий, худой, поразительно гибкий, с непомерно длинными ногами и руками (он славился во всех танцевальных заведениях Второй империи - в "Эрмитаж", "Тур Сольферино", "Рен-Бланш", "Шато-Руж"), провозглашенный королем вальса, которого в "Тиволи-Воксхолле" торжественно несли на руках в присутствии трех тысяч зрителей. Не зная усталости, с превосходным чувством ритма, он заставлял свою партнершу подчиняться его малейшему движению. Танцевал он, полузакрыв глаза, его цилиндр был чуть надвинут на лоб, костлявое и мрачное лицо выражало полную невозмутимость, "голову он держал прямо, тонкая, длинная шея оставалась неподвижной, и только кадык, казалось, выдавал какие-то чувства".

Да, все интересовало Лотрека. Возбужденный, он смотрел и рисовал. Рисовал и пил.

А. Пeppюшo

A Ball at the Moulin de la Galette

At the Moulin de la Galette

At the Moulin de la Galette, 1889

 Бал в Мулен де ла Галетт. 1876

Пьер Огюст Ренуар - это "единственный великий художник, не написавший за свою жизнь ни одной печальной картины", - утверждал в 1913 году писатель Октав Мирбо. "Бал в Мулен де ла Галетт" - самый яркий пример "солнечного" искусства живописца.

    Сюжет для нее Ренуар нашел совсем рядом с домом, на улице Корто, в одноименном ресторане "Мулен де ла Галетт", получившем название из-за вкусных галет, которые здесь подавали. Монмартр постепенно обрастал жилыми кварталами. Некто месье Дебре превратил в ресторан последнюю из сохранившихся на холме ветряных мельниц на вершине Монрмартского холма.

    Собственно танцевальный зал располагался в деревянном сарае, выкрашенном в ярко-зеленый цвет. В хорошую погоду танцующие выходили во двор, где по кругу стояли лавки и столы. Вечерами в субботу и по воскресеньям в "Мулен де ля Галетт" собирались потанцевать приказчики из магазинов, швеи, молодые художники, литераторы, актрисы и просто веселые девушки с Монмартра. Ренуар любил веселье и непритязательную обстановку местной таверны. Здесь же он делал свои первые наброски. Эта атмосфера вдохновила Ренуара, искавшего образ, насыщенный светом, на создание его знаменитой "Мулен де ля Галетт".

   Чтобы писать фигуры в картине на пленэре, приходилось выносить большой холст в сад, где свет, играя, проходил сквозь листву акаций, усыпая землю и одежду танцующих голубыми и розовыми бликами. Чтобы фигуры получились более реалистичными многие друзья позировали художнику для этой большой композиции. За столом сидят три друга автора: Фран-Лами, Генетт и Жорж Ривьера. Пара слева - испанский художник Дон Педро Видаль де Соларес и Карденас и Марарита Легран, любимая натурщица Ренуара. Среди танцующих можно узнать живописца Анри Жерве, журналиста Поля Лота, художника Фредерик Корде. В центре, на переднем плане, две сестры - Эстель и Жанна, которых Ренуар нашел на Монмартре.

    Поразительную новизну картины прекрасно выразил Жорж Ривьер, друг и биограф художника: "Никому до Ренуара не приходило в голову изобразить в полотне столь значительного размера кусок поседневной жизни: это отважный поступок, который вознаградит заслуженный успех". Но не обошлось и без враждебных нападок. Критика, восхищаясь композицией картины, вместе с тем, называла несуразицей изображение людей, "танцующих на поверхности, похожей на лиловые облака, покрывающие небо во время грозы".

    Но спустя годы Гюстав Жефруа, наиболее проницательный защитник импрессионизма, произносит самую восторженную похвалу картине: "Бал в Мулен де ла Галетт" - одно из удачнейших произведений, основанных на непосредственном наблюдении и использовании света для создания атмосферы; в нем выражены и опьяние танцем, и шум, и солнечный свет, и пыль, поднятая танцующими на открытом воздухе, и возбуждение на лицах, расслабленные позы, и ритмический водоворот платьев, розовых, светло-синих, темно-синих, черных; и взрыв страсти, неожиданную печаль, внезапную ярость, наслаждение и усталость..."

Источник: http://www.centre.smr.ru/win/pics/pic0247/p0247.htm

А вот отрывок из книги Анри Перрюшо 'Жизнь Ренуара', посвященный написанию картины:

На вершине Монмартрского холма, среди садов, огородов и посевов люцерны, благодаря которым тогдашний Монмартр сохранял свой деревенский облик, почти над самой улицей Лепик возвышались две старинные ветряные мельницы (от прежних тридцати их теперь на холме оставалось всего три) — «Ле Раде» и «Ле Блют-Фен». Вот уже в течение многих поколений они принадлежали семье мельников Дебре. Возле мельницы «Ле Блют-Фен», где по временам еще перемалывали зерно и корни растений для парфюмеров, Дебре устроили танцевальный зал — это был большой четырехугольный сарай с низким потолком и эстрадой для оркестра, вокруг которого шла чуть приподнятая над землёй галерея, заставленная столиками. Галеты, которые семейство Дебре подавало клиентам к сладкому вину, считались фирменным блюдом и дали название этому танцевальному заведению — «Ле Мулен де ла Галетт». По воскресным и праздничным дням с трех часов пополудни здесь начинались танцы. Мужчины платили за вход по двадцать пять сантимов. И еще двадцать сантимов стоила каждая кадриль. «Раскошеливайтесь!» — кричал «зазывала», пробираясь среди парочек. В полночь заведение закрывалось.

Ренуар часто приходил в «Ле Мулен де ла Галетт» с Жоржем Ривьером, Фран-Лами и их близким другом Норбером Генеттом, двадцатидвухлетним художником. Ренуару очень нравилось балагурство этого сына парижских предместий. Здесь они порой встречали Жерве, Корде и Дега. Впрочем, и многие другие художники приходили в «Ле Мулен». Они смешивались здесь с толпой завсегдатаев, людьми семейными, мало похожими на обычных посетителей подобного рода танцевальных площадок и прочих заведений у подножия холма, таких, как «Ла Рен Бланш», «Л'Элизе-Монмартр», «Ле Шато Руж» или «Ла Белль ан-Кюисс», переименованная теперь в «Ла Буль Нуар».

Среди этой публики Ренуар чувствовал себя как рыба в воде. В теплое время года здесь всегда царила атмосфера народного гулянья. Сарай распахивали настежь, и танцоры высыпали во двор — он тянулся позади эстрады для музыкантов, и земля на нем была выровнена. Здесь они кружились под жирандолями в тени чахлых акаций. Вокруг стояли столики и скамьи. И пока молоденькие монмартрские девушки отплясывали со своими кавалерами, их семьи с выводками ребятишек рассаживались вокруг столов, болтали, смеялись и грызли галеты, запивая их пивом или вином. Мелодии польки и кадрили, возгласы и крики, доносившиеся из соседних двориков, где девчонки и мальчишки передразнивали танцующих, и с карусели, расположенной позади мельниц, — все это оживление наполняло радостью сердце Ренуара. Это зрелище, которое многие сочли бы вульгарным, было для него воплощением народного здоровья. «Свобода, никогда не доходящая до разнузданности! Бесшабашность, никогда не доходящая до грубости!» Видел он в этом и современное воплощение того, что существовало и будет существовать всегда, — образ вечной молодости (о Ватто!), пьянеющей от танцев и любви.

Ренуар набросал по памяти эскиз бала под открытым небом. Однажды этот набросок привлек внимание Фран-Лами, рассматривавшего картины в мастерской на улице Сен-Жорж. «Непременно напишите эту картину!» — сказал он Ренуару. Ренуар и сам об этом мечтал: он уже много месяцев обдумывал, как бы написать прямо на месте большую картину — бал в «Ле Мулен де ла Галетт». Но как трудно было осуществить этот замысел! Нужны были натурщицы, помещение, где хранить картину и все свои принадлежности и временно поселиться самому, и наконец, деньги, чтобы покрыть дополнительные расходы.

Но как раз в это время Ренуару щедро заплатили за портрет молодой женщины с двумя дочерьми — тысячу двести франков. Он решился и однажды теплым майским утром отправился на Монмартр с Ривьерой, чтобы найти подходящее помещение. Они долго бродили по холму и наконец свернули в маленькую крутую улочку старого предместья — улицу Корто. Тротуара здесь не было, вымощена улица была плохо, посередине проходила сточная канава, по которой стекала грязная вода, — и вдруг на створчатой двери одного из ветхих домишек друзья увидели объявление: «Сдается меблированная квартира».

Друзей встретила приветливая консьержка, которая показала им громадный сад с многочисленными лужайками и великолепной аллеей, подальше — фруктовый сад, огород, а в самой глубине — сплошной ряд высоких тополей. И повсюду цветы: повилика, жасмин, сирень... Вдали виднелось аббатство Сен-Дени и холмы Мон-моранси. Дом, построенный в 1650 году, был когда-то фермой, которая не раз перестраивалась и расширялась. В ее внутренней архитектуре чувствовался заметный разнобой, но в целом ансамбль был просто очаровательным. Ренуар даже не рассчитывал на такую удачу. Консьержка предложила ему две комнаты на втором этаже, под самой крышей, а на первом этаже бывшую конюшню, которая могла служить кладовой, — и все это за сто франков в месяц. Ренуар тут же согласился. (Этот дом, расположенный по улице Корто, 12, в настоящее время самый старинный на Монмартре. В XVII веке, 15 июня 1680 года, его купил актер труппы Мольера Роз де Розимон и превратил его в свой загородный дом. После Ренуара в этом доме жили многие художники, писатели, в частности Андре Антуан, Максимильен Люс, Отон Фриез, Рауль Дюфи, Пульбо, Леон Була, Эмиль Бернар, Сюзанна Валадон и Утрилло, Пьер Реверди, Галанис...)

На другой же день он перебрался на Монмартр и пустился на поиски натурщиц. С помощью друзей, в частности таких первоклассных танцоров, как Фран-Лами и Жерве, он старался уговорить тех постоянных посетительниц балов в «Ле Мулен де ла Галетт», которых он хотел изобразить на своей картине, чтобы они ему позировали. Мода на широкополую женскую шляпу, которую ввела исполнительница главной роли в популярной тогда пьесе «Серебряные литавры», помогла дипломатическим переговорам. Ренуар купил несколько таких соломенных шляп с большой красной лентой и раздавал их направо и налево. Эти шляпы творили чудеса. Однако не все оказывались сговорчивыми - в частности, заупрямилась одна из самых хорошеньких участниц танцев в «Ле Мулен» - шестнадцатилетняя Жанна.

В конце концов Ренуару удалось уговорить мать (за день позирования он обещал платить девушке десять франков), а после нескольких сеансов он узнал от самой Жанны, почему она отказывалась. Несколько раз в неделю Жанна отправлялась не в швейную мастерскую, как предполагала ее мать, а в Буживаль с молодым богатым любовником, который давал ей денег, чтобы восполнить потерянный заработок. Соглашение с Ренуаром нарушало этот любовный сговор. Ренуар тотчас согласился тайком предоставлять влюбленной девушке необходимую свободу.

Впрочем, скоро у него оказался избыток натурщиц. Благодаря соломенным шляпам по Монмартру пополз слух, что жилец с улицы Корто — человек состоятельный. Матери подбивали дочерей воспользоваться счастливым случаем. А некоторые сами приводили девушек к художнику, расхваливая их достоинства. Иногда совершенно неожиданные! «Поверите ли, Ортанс еще десятилетней девочкой получила награду по арифметике!» Упомянутая Ортанс не только была начисто лишена женской привлекательности, но вдобавок еще и косила. Ренуар, который никого не хотел обижать, не знал, как поделикатней избавиться от Ортанс. Решив, что Лот (прервав свою полную приключений жизнь, он поступил на службу в агентство Гавас) может устроить девушку, которая так хорошо считает, секретарем, он поручил Ортанс его попечениям.(«А дальше вышло так, что «слепой как крот» Лот влюбился в дурнушку, - рассказывает Жан Ренуар. - Он устроил ее на службу и сошелся с ней. Ошалев от гордости, что ей удалось прельстить такого благородного господина, девица приобрела уверенность и стала разыгрывать роковую женщину. Вскоре в агентстве Гавас не осталось мужчины, с которым она бы не переспала. «Форменная потаскушка», - говорил о ней Лот. Несколько лет спустя ее мать явилась к Ренуару, который встретил ее не без опаски. Но она пришла его благодарить. «Моя дочь живет теперь с поэтом-символистом. Водится она только с интеллигентными людьми. И подумать только, не будь вас, она так и путалась бы с мальчишками, которые не умеют писать без ошибок!» )

По утрам Ренуар работал в саду на улице Корто. Снова изучая игру солнечных бликов, просачивающихся сквозь листву, он написал в большой аллее картину, всю трепещущую от света и пронизанную теплым колоритом, — «Качели».(Купленная Кайботтом, она в настоящее время находится в Лувре. ) Позировала для нее Жанна. После полудня Ренуар отправлялся в «Ле Мулен», захватив набросок «Бала», который ему помогал нести Ривьер. Хотя путь до «Ле Мулен» был недолгим, он порой не обходился без приключений, так велика была картина — метр тридцать один на метр семьдесят пять. Когда поднимался ветер, «рама рвалась у нас из рук, грозя улететь через Монмартрский холм, точно бумажный змей», вспоминал Жорж Ривьер.

Качели, 1876

Бал не при вечернем освещении, а при свете дня, под акациями, на свежем воздухе, с его весельем и яркими красками хотел запечатлеть на своей картине Ренуар и, как раньше в торсе обнаженной Анны и в «Качелях», пытался передать игру солнечных пятен, мерцание света и тени (причем тень была не менее теплой и трепетной, чем свет), которое как бы вливалось в ритм танца.

На переднем плане сестра Жанны, Эстелла, на плечо которой опирается другая женщина, сидя на скамье, болтает с Фран-Лами, Генеттом и Ривьером, перед которыми стоят стаканы с гренадином. Среди танцующих можно узнать Лота, Корде, Лестренге и Жерве

Чуть поодаль, позади скамьи, выделяется танцующая парочка, которая явно забавляет Ренуара. Молодая женщина Маргарита Легран, с глазами, совершенно лишенными ресниц, не отличалась красотой, но в ее внешности, несомненно, была своеобразная выразительность. Живая, бойкая Марго водила сомнительные знакомства и якшалась со всяким сбродом. Ренуар часто возмущался ее неаккуратностью. И однако, несомненно, его привлекала эта натурщица, хотя он и исправлял некоторые недостатки ее лица. Нравился ему и жизнерадостный, пылкий нрав Марго. Во время сеансов Ренуар потешался, глядя, как бесцеремонно она обращается со своим кавалером, художником-кубинцем, носившим пышное имя дон Педро Видаль де Соларес-и-Карденас. Этот нескладный верзила, на голову выше Марго, был человеком мягким, застенчивым и всегда как бы растерянным. Чтобы растормошить этого кавалера, которого к ней приставил Ренуар и который казался ей слишком уж церемонным, она обращалась к нему на арго, заставляла его отплясывать с ней вихревые польки и напевала ему более или менее двусмысленные песенки.

Чуть наклонив голову, Ренуар наблюдал за танцующими, а потом быстро накладывал цветные мазки, перекрещивая их и сплавляя...

Фран-Лами и Корде часто писали рядом с Ренуаром в саду на улице Корто. В полдень трое художников, обыкновенно вместе с Ривьером, а иногда с Соларесом и Генеттом, шли завтракать на угол улицы Соль и Сент-Рюстик, к Оливье во «Фран-Бювер». «Когда в то знойное лето выпадали редкие дождливые дни»,

Ренуар для собственного удовольствия расписывал стены кабаре «пейзажами и сельскими сценами».(Жорж Ривьер )

Вечером друзья, чтобы отдохнуть, спускались вниз на бульвар Рошешуар, где на пустыре за три года до этого раскинул свой невзрачный шатер странствующий цирк Фернандо. Гвоздем программы был клоун Медрано по прозвищу Бум-Бум. Цирковая труппа собиралась дать всего несколько представлений, но успех ее был так велик, что цирк здесь и остался. Год назад шатер заменили каменным строением. Очень скоро художники стали его завсегдатаями. Впоследствии Ренуар написал портреты двух юных жонглерш. Но он написал их при дневном освещении. Жалкий свет масляных кинкетов отбрасывал на лица слишком много уродливых теней, чтобы цирковое зрелище как таковое могло вдохновить кисть Ренуара. Как правильно отмечал друг Ренуара Ривьер, Ренуар не был похож на Дега — этот противник пленэра любил цирк Фернандо, кафе-концерты и театры, где его неумолимый талант подмечал и передавал на полотне обнажающие, разоблачительные искажения, вызванные искусственным освещением. А певец счастья нуждался в том, что украшает творения природы и представляет их в самом выгодном свете, — он нуждался в солнце.(Картина «Жонглерши» в настоящее время находится в Институте искусств в Чикаго Цирк Фернандо вдохновил Дега на его знаменитую «Лолу» (1879) В этом цирке писали также Сера и Тулуз-Лотрек, о котором можно сказать то же, что сказано о Дега )

Жонглеры в цирке Фернандо, 1879

 Это вовсе не означает, что Ренуар не знал печальной и уродливой стороны бытия. Просто он не любил заострять на ней внимание. Будь это в его власти, он просто вычеркнул бы ее из жизни. Отношения, завязавшиеся у Ренуара с натурщицами и их семьями, ввели его во многие монмартрские дома. Трудно было поверить, глядя на кокетливых танцорок «Ле Мулен де ла Галетт» в их нарядных платьях, что по вечерам они возвращаются в убогие лачуги. Горек был контраст между блестящей показной стороной их жизни и трущобами, где на нескольких квадратных метрах ютились взрослые и дети. У Ренуара сжималось сердце, когда он видел, в каких антисанитарных условиях растут эти полуголодные дети. Многие умирали в младенчестве, становясь жертвами того образа жизни, который утвердился на Монмартре: здесь царила бедность, семья редко бывала семьей, улица и ее радости манили и разгул становился нормой, да и, в конце концов, для этих беззащитных существ он был единственным способом уйти от мерзости будней.

Художник пытался чем-нибудь помочь детям Монмартра. Он мечтал создать благотворительное учреждение, которое опекало бы самых отверженных из монмартрских ребятишек. Он рассказал об этом мадам Шарпантье, портрет которой как раз собирался написать.(В настоящее время находится в Лувре. ) Но неожиданный шумный успех романа Золя «Западня», который печатался в газете из номера в номер, взбудоражил весь дом на улице Гренель. Мадам Шарпантье, хоть и заинтересовалась планами художника, была теперь слишком занята, чтобы воплотить их в жизнь. Ренуар решил не откладывать дела в долгий ящик и взялся за него сам.

Портрет Мадам Шарпантье, 1878
 

Работая над окончательным вариантом своего «Бала»(Картина, купленная Кайботтом, в настоящее время находится в Лувре. Интересно отметить, что Кайботт приобрел три лучших произведения, в которых Ренуар старался передать эффект лучей солнца, просачивающихся сквозь листву: торс Анны, «Качели» и «Бал». Первый вариант «Бала» приобрел Шоке.), он вместе с Ривьерой, Корде, Фран-Лами и некоторыми своими натурщицами организовал в «Ле Мулен де ла Галетт» праздник, который, по его замыслу, должен был дать сбор, необходимый для организации такого патронажного учреждения. Но хотя в представлении участвовал знаменитый артист Коклен-младший, денег оно принесло мало, и Ренуару пришлось отказаться от своего человеколюбивого замысла.

Под деревом в Мулен де ла Галетт - 1876

Источник:
Анри Перрюшо 'Жизнь Ренуара' \\Перевод с французского С.А.Тархановой и Ю.Я.Яхниной - Москва: Радуга, 1986 

В книге известного писателя-сюрреалиста Леона Поля Фарга «Парижский прохожий», в главе, посвященной Монмартру, читаем: "Я понял, говорил мне недавно один англичанин, почему парижане не путешествуют: у них есть Монмартр. Ведь путешествуют именно для того, чтобы попасть на Монмартр. Канадцы и жители Южной Америки пускаются в путь, немцы или славяне покупают чемоданы и выправляют паспорта, чтобы прибыть на Монмартр..."

Moulin de la Galette, 1885

 Moulin Radet

Когда-то Монмартр, этот живописный сельский пригород Парижа, славился своими виноградниками, а также ветряными мельницами, которых здесь, на сравнительно небольшой площади, было свыше тридцати - где же, как не на склонах этого высокого холма, можно поймать ветер для их тяжёлых крыльев? До нашего времени сохранились лишь две из них - Галетная мельница (Мулен де ла Галетт) и мельница Раде (Мулен Раде). Сейчас они - символы Монмартра.

Вид на первую из них, построенную ещё в 1622 году, открывается в перспективе улицы задолго до того, как мы подойдём к ней ближе. Ветряная мельница является памятником архитектуры с 1939 г. и охраняется государством. Этот символ Монмартра изображали многие художники: Жорж Мишель, Теодор Руссо, Жан-Батист Коро, Пьер-Огюст Ренуар, Анри Тулуз-Лотрек, Сантьяго Русиньоль, Рамон Касас, Винсент ван Гог и Пабло Пикассо.

Вторая мельница (Мулен Раде - по фамилии владельцев обеих мельниц и в дальнейшем - владельцев ресторана) открывается взору как-то неожиданно на углу извилистой в этом месте улицы Лепик и улицы Оршам. Ресторан Мулен де ла Галетт расположен как раз возле нее. Ресторан также фигурирует на полотнах импрессионистов, в первую очередь Ренуара.

Камиль Коро - Мельница на Монмартре, 1845 г.

Поль Франсуа Квинзаком (Paul Francois Quinsac) - Мельница де ла Галетт

Vincent van Gogh - Le Moulin de blute-fin, 1886

Vincent van Gogh - Le Moulin de Blute-Fin, 1886

Vincent van Gogh - Le Moulin de La Galette, 1886

Vincent van Gogh - Вид Монмартра за Мулен де ла Галетт, 1887

Морис Утрилло - Мулен де ла Галетт под снегом, 1923

Во второй половине 19 в. мельницы почти не приносили дохода, и вот однажды владельцы решили пристроить к одной из них навес, способный вместить сотню гостей. Так на Монмартре появился ресторан с танцевальным залом. Собственно танцевальный зал располагался в деревянном сарае, выкрашенном в ярко-зеленый цвет. В хорошую погоду танцующие выходили во двор, где по кругу стояли лавки и столы. Вечерами в субботу и по воскресеньям здесь собирались потанцевать приказчики из магазинов, швеи, молодые художники, литераторы, актрисы и просто веселые девушки с Монмартра. Кабачок назвали «Мулен де ла Галетт» («Галетная мельница»). Посетителями этого модного дансинга, ставшего излюбленным местом развлечений парижской богемы, были многие известные художники. Своего рода достопримечательностью, изюминкой танцевального зала «Мулен де ла Галетт» были броская красавица Ла-Гулю и знаменитый художник, певец полусвета – граф Анри Тулуз-Лотрек. Не обошел кабаре своим вниманием и девятнадцатилетний Пикассо. А Винсент Ван Гог запечатлел на своих картинах и эту, и другую, стоящую чуть подальше на углу, мельницу Мулен-Радэ. «Бал в Мулен де ла Галетт» – самый яркий пример «солнечного» искусства Пьера Огюста Ренуара.

Лампрер Эдмон - Ожидание. Мулен де ла Галетт

Пабло Пикассо - Мулен де ла Галетт
 

Источники:

Википедия

http://art.1september.ru/view_article.php?ID=200901408

http://world.lib.ru/s/shurygin_a_i/monmartr.shtml

http://sc.nios.ru/dlrstore/78e8f055-23a3-483e-bc9e-06aefb4c02a7/Melnitsa_Galett_ist.htm